Лиэн не успела перенести себя до конца, а Малена пережила сразу две смерти, прежде чем обрести дар и новую жизнь. Блокировщик ей нужен был совсем не для того, чтобы спрятать послание Лебея, а чтобы самой спрятаться от обеих смертей и не сойти с ума.

Йохан мягко обнял её, дрожащую, всхлипывающую, провёл ладонью по волосам. Малена уткнулась носом в его шею… В детстве он всегда так делал: гладил по волосам, когда она плакала. Как настоящий старший брат, которого у Малены никогда не было в человеческой жизни.

— Теперь ты отдай, — шепнула Мелена ему на ухо. — Я знаю: ты тоже прячешься за блокировщиком.

Её рука скользнула вниз по его груди, чешуйки экзоскелета исчезли от слабого импульса. Пальцы коснулись горячей кожи, нащупали блокировщик — тоже невероятно горячий. Йохан позволил ей: кольцо поддалось и свалилось, брякнулось о соты.

Она схватила в кулак волосы на его затылке, крепко прижав к себе его голову. Малена была готова увидеть что угодно: хуже, чем у неё, уже не будет.

Лес — бесконечная зелень и мокрая, вязкая грязь. Оаннес бежал — ловко перескакивал кусты и низко пригибался, когда люди пускали стрелы наугад. За ним гнались: люди устроили травлю существу, которого не понимали, и собрали в лесу всех охотников. Их голоса и фырканье их животных долетало до слуха, но Оаннес бегает намного быстрее.

Лес, тишина — только пение птиц. Люди потеряли его, когда он ушёл в режим невидимости. Но это ненадолго: ест энергоконтур. Без надёжной мимикрии в этом мире даже ему придёт конец.

Пыхтение, треск сучьев — и из ближайших кустов косолапо вывалилась здоровенная бурая зверюга. Мохнатая, она встала на задние лапы и раскрыла пасть, заходясь рычанием.

«Теплокровное, хищник, съедобно, пригодность для мимикрии — ноль процентов. Опасно».

Оаннес сбросил совсем слабенький импульс, и хищник обрушился, подняв грязные брызги. Он был мёртв, и со шкуры летел сероватый дымок.

«Уничтожено».

Мальчишка, от роду не больше двенадцати лет, сжался под деревом, держа перед собой простой человеческий меч. Он уже побывал в грязи: комья налипли на его кожаные доспехи и волосы — бесцветные, почти прозрачные.

— И зачем только Готфрид взял тебя, Йохан? — хмыкнул рядом с ним взрослый мужчина с клоками чёрной бороды на остром подбородке и худых щеках.

Он тоже в грязи побывал и теперь — зло скрипел зубами, коря мальчишку за неуклюжесть. Плюхнулся, мелочь, в болото — вылавливай его, отмывай!

— Я смогу быть охотником, Гюнтер! — фыркнул Йохан — неуверенно, тихо.

Каждый шорох его пугал. Пугало неизвестное чудище, которое сжигает зверей перед тем, как пожрать. Не иначе, как новый демон завёлся, и не ровен час, когда он начнёт сжигать и пожирать людей.

— А как же! — съязвил мужчина и взглянул на вечернее небо.

Солнце ещё не зашло, но над верхушками деревьев уже появилась бледная луна — полная, круглая. Гюнтер хлопнулся на четвереньки, поднял голову и протяжно завыл, как дворовой пёс. Его лицо вытянулось, заострились зубы, уши сместились на макушку, волосы превратились в серую шерсть. Йохан жалел, что так не умеет: он человек, а помощник дядюшки Готфрида — настоящий вервольф. Чёрт, и повезло же ему провалиться в разлом вместе с волком!

— Укуси меня, а? — попросился Йохан. — Я знаю, что вервольфы это умеют.

— Ещё чего! — Гюнтер по-звериному фыркнул. — Не хватало, чтобы твой дядюшка меня зарубил!

Вервольф встал на мощные задание лапы и повёл волчьим носом, нюхая воздух. Он уже весь оброс и стал кудлатым, на руках отросли острые когти. Распахнул пасть — ещё мог говорить — и вдруг неестественно дёрнулся, захрипел. Из широкой груди Гюнтера торчало нечто острое: лезвие длинное и тонкое, похожее на огромное жало.

«Метаморф, хищник, теплокровное, несъедобное, пригодность для мимикрии — ноль процентов. Уничтожено».

Оаннес шевельнул хвостом, сбросив на землю бесполезное существо. Второе топталось у дерева и выглядело ещё более бесполезным. Хилое, больное на вид, какое-то мокрое и с отвратительной координацией.

Йохан едва не заорал: бледная чешуйчатая тварь с четырьмя красными глазами и змеиным хвостом приблизилась, выгибая назад острые колени. Он замер, безмолвно взирая на это… чудовище. Сознание человека восприняло существо, как «чудовище». Руки мелко тряслись, но Йохан всё же, ударил мечом. Чудовище сделало короткий, быстрый шаг, и клинок просвистел мимо отвратной башки. Тварь растянула зубастую пасть, издав резкий щелчок. Хвост взметнулся, сверкнув жалом, и мгновенно ударил в грудь. Пробил насквозь, пришпилил к древесному стволу.

«Теплокровное, сверх хищник, отсутствует меланин. Пригодность для мимикрии — сто процентов».

Оаннес нашёл идеальный объект, а незадачливый глупый охотник — повстречал того самого «демона».

Йохан от боли и ужаса страшно кричал, выгибался, руки сами собой хватались за чудовищный хвост. По телу струился адский огонь, плавил внутренности и выжигал душу. Крики перешли в хрипы и бульканье, из ушей, изо рта, из носа, из глаз — ручейками стекала кровь. Отравленная, горячая до невозможности, она обжигала взмокшую кожу. Йохан судорожно смахивал желтовато-алые капли и уже безмолвно разевал перекошенный рот, а непрочные щёки рвались с каждым разом всё больше. Сквозь смертельный туман Йохан видел довольную тварь: её клыки вытянулись ниже подбородка, и в следующий миг она вонзила их в его беззащитную, вялую шею.

По телу струился адский огонь — смещались суставы, изменялись ткани и органы, принимая новые функции и признаки, которые могли бы принести пользу. Ненужный человеку хвост исчез, колени с хрустом изогнулись вперёд — он упал бы потеряв равновесие, но мышечная память мальчишки «подсказала», как правильно стоять. Экзоскелет скрылся под кожей, скрылся выпирающий острый хребет и шипы на локтях. Почти человек, но поза — неуверенно-угловатая, шаткая, черты лица острее и тоньше. Четыре глаза резко выделялись, но тепловизоры скрылись и стали незаметными, радужки посветлели до бледно-голубых, а зрачки из вертикальных сжались в круглые, человеческие.

— Йохан!

Слово знакомо из воспоминаний человека. В которых практически всё — хлам, на отсев. Полезна лишь толика знаний о мире и личности.

— Йохан! Да где ж тебя носит, чёртов щенок?!

«Дядюшка», — нужное воспоминание, наконец-то, нашлось. Этот голос, похожий на рык бурой зверюги, принадлежит дядюшке Готфриду.

— Иду, дядюшка! — скопировать ломающийся голос подростка получилось лишь с третьего раза.

Дядюшка же в ответ выдал бранные слова.

Теперь Оаннес был точной копией мальчишки, и даже неуклюжую походку вразвалочку и бегающий взгляд повторил. Он передумал показывать людям экзоскелет и схватил обляпанные, пахнущие торфом вещи человека. Очень мягкие и непрочные, ни от чего толком и не защитят. Они промокли, пропитались грязной водой, а кое-где и прорвались. Но выбора не было, пришлось надевать.

Малена видела, чувствовала за обоих сразу: боль, страх, надежду и смерть мальчишки, которую сознание теперешнего Йохана приняло за свою собственную. Ошибка копирования памяти, и Йохан загнал её глубоко в подсознание — так же, как и Малена.

— Я не знаю, что делать дальше, — Йохан отпустил её и грузно поднялся.

Сломанные рамки и нейроны на них вспыхнули, как обиделись — ярко и коротко.

— Я не смогу изменить решение коллективного разума Дигитарии. Прости.

Йохан сделал пару шагов — просто так, в никуда. Соты смыкались у него под ногами, а вокруг мерцала бездна, медленно кружились звёзды и ненужные больше рамки опускались вниз, плавились, утекали потоками.

Цепочка странных тёмно-красных следов тянулась за ним. Они разливались кровавыми пятнами, между ними сочилась живая тьма. Малена закричала, и её крик потонул в ревущем хохоте. Миг — и тьма сорвалась, накрыла всё вокруг, стёрла и соты, и звёзды. Только нейроны мигали — тонкая, тускло-красная сеть, клочками отпадающая от искореженных остовов рамок.

Тьма собиралась в бесформенную чёрную массу, и в ней появлялись и исчезали щупальца, когти и пасти, полыхали злые огни.