Глава шестая

В моём Мире снова Солнце!

В прошлой главе этой книги я отступила от темы и поразмышляла о том, что дети часто плачут не просто так, а плачут кому-то.

Но не всегда дети так плачут. Иногда дети плачут и сами себе…

Итак, продолжу. Продолжу свою историю.

..................

Я посмотрела на дверь. Мамы всё ещё не было… И мне было страшно…

А когда тебе страшно, рядом с тобой всегда селятся Страхи. Некоторые Страхи селятся Внутри. А некоторые обитают Снаружи.

Мои Страхи селились и обитали повсюду.

Но я старалась держаться. Держаться и не смотреть в сторону Страхов.

А как известно, если не смотреть в сторону Страхов, Страхи делаются ещё страшнее.

Самые страшные Страхи – это те Страхи, которые мы стараемся не замечать. Стараемся не замечать, но знаем, что они есть.

И чем дольше я ждала маму, тем страшнее делались мои Страхи.

И вот, когда Страхи сделались совсем уж страшными, из глаз моих потекли слёзы.

Мои слёзы были тихие и неслышные. Я ведь плакала не кому-нибудь. Я плакала сама себе. Я надеялась, что все мои слёзы вытекут и никто ничего не заметит. Но мои слёзы почему-то не заканчивались. И чем больше их вытекало, тем больше набиралось новых слёз. Слёзы мешали мне видеть. Слёзы мешали мне дышать. И я стала тихонько всхлипывать. Я старалась делать это так тихо, чтобы никто ничего не заметил. Но меня услышали. Причём услышал тот самый страшный мужчина. Который не любил детей.

– Вот вы здесь работаете, а у вас там дитё плачет!

Все женщины переполошились. И кинулись ко мне. Все стали меня утешать. Все стали наперебой меня жалеть. А я заплакала сильнее. А я заплакала так горько! И чуть не утонула в собственных слезах. Слезах жалости к себе. Потому что я догадывалась о своём бедственном положении. Догадывалась, но всё ещё сомневалась в нём. А теперь эти женщины лишь подтвердили мои догадки. И я поняла, что моё положение хуже некуда.

– Ушла! Бросила ребёнка! И как вам это нравится?

Я не понимала, что взрослые ругаются шутливо. И опять приняла всё за чистую монету. И заплакала ещё горше, ещё отчаянней.

Потому что мама ушла. Потому что мама меня бросила.

И это заметила не только я. Это заметили и другие тоже. Мои худшие опасения подтвердились. И поток слёз хлынул с новой силой.

Ещё я плакала за маму. Потому что её ругали. А дети всегда плачут, когда ругают их маму.

Я ведь не знала, что её ругают невсерьёз. Я ведь не знала, что её ругают не по правде.

И теперь я плакала и за неё тоже. И за неё тоже я пролила немало слёз…

Мама с бабушкой всегда говорили мне, что плакать стыдно. Очень стыдно! Думаю, если бы я не знала, что плакать стыдно, я проплакала бы намного меньше.

Взрослые больше не были улыбчивые. Взрослые были теперь сами растеряны.

И тогда самый страшный мужчина сказал:

– Идите и приведите ребёнку маму! И побыстрее!

Вскоре прибежала перепуганная мама. И ей удалось меня успокоить. Удалось, но не сразу.

Маме было стыдно. Ужасно стыдно. Ей было стыдно за меня.

А мой Мир снова засиял красками. В моём Мире снова взошло Солнце! И Мир снова стал тёплым. Тёплым, радостным и удивительным…

И я подумала тогда – возможно, этот самый страшный мужчина не такой уж и страшный?..

Послесловие

Предисловие к послесловию

Не обращайте внимания!

Не обращайте внимания, говорю я моему Читателю. Не обращайте внимания! Вам, мой Читатель, читать это послесловие совсем не обязательно. Вы можете смело переходить дальше, к следующим страницам книги.

Это послесловие я записала для Не-моего-Читателя. С одним из них я как-то разговорилась. И после нашей с ним беседы и родился этот небольшой текст. Такие тексты мне не свойственны. Они не в моём духе. И не в моём стиле. Но, в конце концов, каждый имеет право на эмоции. Итак,

Послесловие

Недавно мне один человек сказал, что не увидел в моём произведении никаких мыслей. Кроме одной-единственной мысли о том, что ребёнку страшно. Этому человеку я ответила, что это не страшно. С кем не бывает! Этому человеку я ответила, что он просто не мой Читатель.

Я так ему ответила, но решила всё же кое-что для него пояснить.

Пояснить, что я заложила, по-моему, довольно неплохую концентрацию мыслей на один квадратный сантиметр произведения.

Пояснить, что я заложила в своём произведении также, кроме отдельно взятых и разрозненно блуждающих мыслей, ещё, как минимум, пять серьёзных психологических проблем. На самом деле проблем обозначено больше. И каждая эта, отдельно взятая проблема, включает в себя не одну мысль, а очень много мыслей. И я бы даже сказала, слишком много мыслей. Не смотря на детскую несерьёзную форму подачи, я постаралась затронуть в своей повести слишком серьёзные и слишком недетские темы, слишком серьёзные и слишком недетские вопросы. Каждая из этих тем достойна отдельного большого разговора. Каждая из этих тем включает в себя просто невероятное количество мыслей. Каждая из этих тем является просто сгустком мыслей…

Всё-таки писала я для вдумчивого Читателя. Для Читателя, способного разглядеть больше одной мысли. Для Читателя, способного понять больше одной мысли. Для Читателя, способного напрячь больше одной извилины. Всё-таки писала я для тех, кто привык глубоко плавать. И для тех, кто привык глубоко копать. Писала я для тех, кто способен нестандартно мыслить. И для тех, кто способен не только слушать, но ещё и слышать. Для тех, кто способен не только смотреть, но ещё и видеть. Для тех, кто способен уловить суть. И рассмотреть за формой содержание.

Поэтому спешу добавить, что моя повесть написана, во-первых, для людей, умеющих читать. В том числе читать между строк. Во-вторых, для людей, умеющих видеть и подмечать скрытые смыслы. Для людей, различающих не только текст, но способных разглядеть и подтекст. И, в-третьих, для людей с нестандартным, нешаблонным мышлением.

Идеальный ребёнок. Почти

Воспитывали меня мама и бабушка. Поначалу был ещё папа. Но он не любил нянчиться с маленькими девочками. Подозреваю, что и с маленькими мальчиками тоже. А потом он вообще исчез из нашей с мамой жизни. Были ещё дедушка и дядя. Но их не подпускали к воспитательному процессу. Мама и бабушка были очень добросовестными няньками. И я у них получилась такая послушная. Почти не плакса. Правда, с капризами.

Я была очень удобным ребёнком. Мне даже в голову не приходило против чего-нибудь бунтовать или протестовать. Собственную волю я проявляла только, когда разрешали. И в приличествующих ситуациях. Я была словно вышколенная и великолепно выдрессированная собака. И послушно «давала лапу», сидела, лежала и гуляла. И даже болела мало. Общую картину портил только аппетит. Он был плохим. И далёко не собачьим. И мама с бабушкой ничего не могли с этим поделать. Если бы не капризы и аппетит, я была бы просто идеальным ребёнком.

Послушные дети бывают двух видов. С полностью подавленной волей. И с не полностью.

Если воля подавлена не полностью, послушный ребёнок вынужден прибегать к хитростям. И усиленно развивать в себе умение ловчить. Ведь только с помощью уловок послушный ребёнок может отстоять свои права. И защитить свои интересы.

Когда я родилась, моя мама училась на третьем курсе института, а бабушка работала. Мама, отличница во всех своих делах и начинаниях, решила не брать академический отпуск, чтобы не терять год учёбы. Тогда бабушка, чтобы помочь моей маме меня поднимать, попросила у начальника разрешения работать во вторую смену. Она была химиком и работала в центральной заводской лаборатории. В первую половину дня, пока мама училась, бабушка сидела со мной. К обеду возвращалась мама с занятий и у них с бабушкой происходила этакая пересменка. Бабушка сдавала меня с рук на руки по типу «вахту сдал, вахту принял» и с огромным облегчением и радостью бежала на работу. Она жаловалась постоянно маме, что ей легче две смены отработать, чем меня накормить.