Он кивнул. Мама пригладила ему волосы и поцеловала в лоб. Как раз в это мгновение в дверь постучали, и в квартиру вошла миссис Бэкстер. Она окинула нас взглядом и улыбнулась.

– Готовы?

– Пожалуй, – тихо отозвалась мама.

– Не забыли продовольственные книжки?

– Они в узелке у Нелл, завернуты в одежду.

– А то там не обрадуются, если дети явятся без них.

– По-моему, я ничего не забыла, – ответила мама.

– Тогда пора выходить, – объявила миссис Бэкстер.

Мама еще раз обняла меня и Олив и улыбнулась Тони, который явно храбрился и с трудом сдерживал слезы.

– Это ненадолго, – пообещала она. – Скоро мы все снова будем вместе.

– С нами все будет в порядке, – сказала я.

– Я знаю, милая.

Как будто нарочно в эту секунду заплакал Фредди. Я была даже рада, ведь так мама смогла на что-то отвлечься.

– Ну, идем, – скомандовала миссис Бэкстер.

Мы взяли свои кульки и вслед за ней вышли за дверь, спустились по ступенькам и оказались на улице. Тихо капал дождь, Лондон стал серым и туманным, будто весь город грустил вместе с нами. Спустившись с крыльца, я взглянула наверх. Мама смотрела из окна, у которого совсем недавно стоял Тони, и держала на руках Фредди. Мы с Олив помахали ей и послали воздушные поцелуи, но брат даже не обернулся, просто зашагал вперед. В это мгновение я услышала свое имя. По улице навстречу мне бежала Анджела. Мы обнялись.

– Береги себя, – сказала она, – и возвращайся ко мне живой и здоровой.

Она сунула руку в карман и достала маленькую розовую ракушку.

– Я привезла ее из Маргита, Нелл, – объяснила Анджела, – и хочу, чтобы ты вернула ее мне, когда закончится война.

– Непременно. И ты пообещай, что будешь беречь себя.

– Не беспокойся, Нелл. Разве ты не знаешь? Только хорошие люди умирают молодыми.

Я с тяжелым сердцем смотрела ей вслед. Насколько было бы проще, если бы мы уехали из Лондона вместе. Я в последний раз оглянулась на наш дом и зашагала по дороге вслед за миссис Бэкстер и остальными.

Хотя мы не попали в основную волну эвакуации, на платформе все равно толпились чуть ли не сотни детей. Они кричали и бегали, устраивая форменный бардак. Некоторые из тех, что помладше, прятались за мамину юбку. Олив стиснула мою руку.

– Все будет хорошо, милая, – принялась успокаивать ее я, глядя на сестру сверху вниз. – Мы с Тони о тебе позаботимся.

– Я хочу к мамочке, Нелл.

– Знаю, но скоро она приедет к нам, а с ней и малыш Фредди.

Полная дама в ярко-красном пальто пыталась командовать всей этой толпой, но из-за невообразимого шума ее было совсем не слышно. Мы только видели, как ее рот открывается и закрывается, как у задыхающейся рыбы. Мужчина в солдатской форме подал ей громкоговоритель, и она с удвоенным энтузиазмом принялась за дело. Ее голос загрохотал над платформой:

– Мамы, пора попрощаться с детьми. Мы позаботимся о них и найдем каждому хороший дом, где они будут в безопасности. Дети, постройтесь по двое и возьмитесь за руки.

Такие новости вызвали новый шквал всхлипываний и рыданий, поскольку малышам пришлось отцепиться от матерей. Я даже порадовалась, что наша мама осталась дома. Миссис Бэкстер опустилась на колени передо мной и Олив.

– Ну, веди себя хорошо, Олив, и слушайся Нелл.

– Я к маме хочу, – повторила сестренка.

– Знаю, милая, но скоро вы снова увидитесь.

Миссис Бэкстер поднялась и обняла меня.

– Я буду скучать по вам, утятки.

– И мы по вам, миссис Бэкстер, – ответила я.

Она знала, что Тони обниматься откажется, так что просто положила руку ему на плечо.

– А ты присматривай за сестрами, Тони.

Тот кивнул, и миссис Бэкстер зашагала прочь, мы проводили ее взглядом. Мы с Олив махали, пока она не скрылась из виду. Миссис Бэкстер была последней ниточкой, связывавшей нас с домом, поэтому нам больно было смотреть, как она уходит.

Нам удалось найти вагон, где были свободные места. Я усадила Олив возле окошка. Мне уже доводилось ездить на поезде, а вот сестренка видела все это впервые. Она смотрела по сторонам, широко раскрыв глаза от восторга, смешанного с беспокойством.

– Тебе страшно ехать на поезде, Олив? – осторожно спросила я.

– Вроде бы нет, Нелл, – ответила она. – По-моему, тут пахнет уютно, и сиденье мягонькое. А поезд быстро едет?

– Сначала медленно, а потом набирает ход, и тогда мир как будто пролетает мимо тебя, – объяснила я. – Очень красиво.

Я приобняла ее, и мы вместе стали смотреть в окно. Встревоженная дама в красном продолжала загонять детей в вагоны, выкрикивая команды:

– Не разбредаться, ребята! К краю платформы не подходить! Крепче держите свои вещи!

– Да, пожалуй, поезд мне нравится, – решила Олив. – Только жаль, что мама и Фредди не с нами.

– Понимаю, милая, но ты очень хорошо держишься.

– Мне трудно, Нелл.

– Вот поэтому я очень тобой горжусь, и мама тоже гордилась бы.

Тони уложил наши кульки на багажную полку наверху, но садиться не стал. Он потирал лоб ладонью и явно был на взводе. Я все еще не могла поверить, что он зашел с нами в вагон.

– Может, сядешь уже? – сказала я.

Вместо ответа Тони опустил оконное стекло и выглянул на платформу.

Раздались свистки, поезд зашипел и вздрогнул, готовясь к отправке. Внезапно Тони протянул руку к багажной полке, схватил свой узелок, открыл дверь вагона и спрыгнул на платформу.

Я высунулась в окно и завопила ему вслед:

– Ты куда?!

– Домой! – раздался ответный крик. – Прости, Нелл.

Тони исчез в толпе. Внезапно пришло осознание, что теперь только я отвечаю за Олив, и мне стало тошно и одиноко.

Поезд медленно пополз прочь от вокзала. Я ничего не могла поделать: Тони убежал, мы остались вдвоем. Я снова опустилась на сиденье и обняла сестру.

– Куда делся Тони, Нелл? – не поняла она.

– Убежал домой.

– Почему он не едет с нами?

Я пожала плечами:

– Ты же его знаешь, Олив.

Она кивнула и очень серьезно произнесла:

– Он просто паршивец, Нелл.

– Боюсь, что так, милая, но не расстраивайся, мы с тобой не пропадем.

– Ты-то меня не бросишь, Нелл?

Я улыбнулась и взглянула на сестренку.

– Ни за что! Я тебя никогда не брошу.

Поезд начал набирать скорость, и я уставилась в замызганное окно на проносящиеся мимо улицы, дома и участки. Я оставляла здесь все, что было мне дорого. Мой милый Бермондси таял в клубах дыма.

Дорога длилась целую вечность. Волнение, вызванное отъездом из Лондона, потихоньку улеглось. Мальчишки принялись задирать друг друга, а некоторые малыши начали плакать и звать родителей. Я окинула взглядом вагон. Странная тут собралась компания, ничего не скажешь. Это были дети Ист-Энда: большинство ни разу не ездили на поезде, а то и вовсе не отходили от дома дальше чем на пару кварталов. Даже мальчишки казались растерянными и сбитыми с толку, несмотря на всю свою напускную суровость. Они только-только начали осознавать, что все происходящее с ними очень серьезно.

Мы поделились обедом с двумя маленькими мальчиками, у которых, похоже, вообще не было с собой еды. Они поблагодарили нас, улыбаясь во весь рот. Тем, к кому попадут эти малыши, предстояло долго и упорно оттирать их от грязи, потому что они явно сто лет не умывались. Судя по тому, что мальчики постоянно чесали затылки, им придется, ко всему прочему, избавляться от вшей.

После обеда Олив задремала у меня под боком. Я смотрела в окно на незнакомые загородные пейзажи. Среди зеленых полей текли мелкие речушки, а на холмах виднелись коровы и овцы. Это был другой, более дружелюбный мир, о котором я раньше ничего не знала. Вся моя жизнь прошла среди домов и улиц Бермондси. Коров и овец я прежде видела только на прилавке, уже превращенными в мясо. Внутри у меня что-то приятно сжалось от предвкушения. На мгновение я почувствовала, что смотрю в будущее почти с нетерпением.