— Щекотно же!
А если полизать?
Протяжный стон прозвучал почти жалобно. Боинг двигался снизу вверх, частично задрав тонкую маечку, и в какой-то момент пожалел, что Алина захотела остаться в ней. Если снимать её сейчас, то придётся разжать объятия, а если разорвать, то Алина рассердится, да Боинг и сам не хотел рвать натуральный шёлк, купленный в навороченном магазине за большие деньги. Он максимально задрал маечку до самого подбородка Алины, провёл губами под аккомпанемент ещё одного стона до самой груди, и вдруг Алина подняла руку, и взгляду Боинга открылась подмышечная впадина. Гладкая кожа так и манила. Он провёл по ней кончиком пальца, и когда Алина, натурально взвизгнув, захотела опустить руку, он зафиксировал её в поднятом положении.
— Нет! Не там! — выкрикнула она. — Там не надо!
Ему пришлось стиснуть её колени ногами, чтобы она перестала брыкаться и изворачиваться. Он склонился и провёл по нежной коже губами, регистрируя аномальный скачок температуры и ускорение сердцебиения. Алина издала горловой стон, содрогаясь и корчась, а потом с очередным «Нет, пусти» захныкала. Он разжал руки и пальцами зафиксировал её голову, чтобы поймать взгляд. На её ресницах действительно были слёзы. Но ей же нравилось, совершенно точно нравилось! Он склонился к её губам и бережно поцеловал. Алина ответила на этот поцелуй с жаром и готовностью. Решив, что она больше не будет сопротивляться, Боинг сдвинулся, высвобождая её ноги. Алина тут же обхватила бёдрами его колено и… потёрлась о него, издавая приглушённый стон. Шёлковые трусики проехались по ткани костюмных брюк. Боинг зафиксировал колено, замер, наблюдая, как Алина совершает возвратно-поступательные движения, потираясь лобком о его ногу. Тяжёлое дыхание опалило его ухо: «Хватит туда пялиться», — и руки Алины, обнявшие его голову, заставили его перевести взгляд выше. Теперь она поцеловала его сама, кусаясь и вылизывая губы, облизывая его язык и даже нёбо. Боинг опустил руку Алине на живот, нажал на ямку пупка, пощекотал её. Дыхание девушки прервалось, сбилось. Боинг провёл рукой ниже, дойдя до самого края трусиков и тронув ниже влажный шёлк в том месте, где Алина соприкасалась с его телом. Так влажно было из-за естественной смазки, выделяемой телом. Но ведь такое происходит лишь при «половом акте», и не зря Боинг опасался, что его исследование будет расценено Алиной как «предварительные ласки». Так и произошло. Что нужно делать теперь? Прерваться или продолжать?
Пока Боинг раздумывал, Алина определила сама. Она толкнулась вперёд и обхватила его руку бёдрами, зажав между ними его пальцы. Боинг кинул на Алину быстрый взгляд, регистрируя состояние девушки как полностью невменяемое. Она дышала, тихо постанывая, извивалась и тянулась к нему руками. Её пальцы сжали его запястье, пытаясь подтолкнуть пленённую бёдрами руку глубже. Так можно? Что будет с Алиной, если он станет гладить, а после целовать её там? Не прикажет ли она ему после этого задействовать член, не заставит ли?
Боинг осторожно высвободил запястье из её пальцев и выслушал жалобное похныкивание. Ничего страшного не случилось. Он ощутил облегчение. Пока что его не заставляли. Перед глазами мелькнули колени, идеально округлые, странным образом притягательные. Боинг поймал обе ноги за голени, зафиксировал пальцами и склонился к одному колену губами. Оказывается, целовать можно было не только рот, но и вообще любой участок кожи. Это открытие его воодушевило непонятным образом. Алина тяжело дышала, но вела себя уже спокойнее и, кажется, даже совсем не злилась на него. А что на него злиться? В конце концов, он получил разрешение и делал то, что ему хотелось!
За коленом последовали голени и щиколотки с небольшими трогательными косточками. Боинг нащупал на одной небольшой шрам. Когда Алина его получила, отчего? Он провёл по нему языком несколько раз, словно таким образом мог вернуть коже целостность и совершенство. Нет, они уже были совершенны, и изменений вносить не требовалось. Подъём стопы, покато выгнутый, сам просился под очередной поцелуй, и видные даже в полутьме и прощупываемые губами вены под тонкой кожей на внешней стороне плюсны, сбегающие, словно ручейки к костям пальцев, и сами эти пальцы…
— С ума сошёл? — жалобно спросила Алина, дёргая ногой и напрасно пытаясь вытащить её из его цепких пальцев. Уж если Боинг что-то держал, то держал намертво. — Хватит, придурок! Щекотно! — следом за этим заявлением Алина протяжно застонала низким горловым стоном. Это когда Боинг взял в рот её мизинец и прикусил его зубами. Таких стонов он ещё не слышал. Алина вечно носит эти свои туфли, а ведь у неё такие красивые ноги и без всяких туфель… Дальше она только стонала и уже не жаловалась на щекотку. Значит, Боинг всё делал хорошо.
А потом он её перевернул. Алина взвизгнула, когда он это сделал. И схватилась за подушку руками. И ничего не сказала, ни слова против. Опять же, это для Боинга значило многое, и с каждой секундой, не встречая отпора или критики, он ощущал свою свободу всё больше. Смелел всё больше. Ему действительно можно было делать что угодно, потому что Алине нравилось, что он делает. Его кольнуло странным ощущением удовольствия, былым призраком того самого, которым его награждал процессор за верно принятое решение или грамотно выполненный приказ. Боинг отметил повышенную выработку эндорфинов в своём организме. И ещё половых гормонов. Он не стал их блокировать. От прилива этого коктейля ему делалось хорошо. И Алина… Её ноги… Он провёл языком вдоль свода стопы, помассировал его пальцами. Алина глухо взвыла, уткнув лицо в подушку. Внутреннюю сторону коленей Боинг так же не обошёл вниманием. И даже прикусил тонкую кожу, ухом улавливая, как часто Алина дышит. И бёдра, слегка расставленные, до самых ягодиц, которые были почти не скрыты тонкими трусиками, — Боинг огладил и обцеловал их все. А после поднялся вверх к шее и волосам, игнорируя то, что было для Алины так важно. Он регистрировал её сильнейшее возбуждение, он ведь не был слепым и умел читать и интерпретировать показатели программ, работающих в штатном режиме и сканирующих её тело. Но пока Алина не заставляла и не приказывала, Боинг старательно не обращал внимание на её половые органы. Пока он не касался их, была иллюзия, что никакого «полового акта» произведено не будет. А если Алина потребует? Боинг напомнит ей, что ему разрешено делать только то, что он хочет. Она не может его заставить.
Итак, затылок и шея. Боинг откинул её спутанные волосы и закусил, зализал кожу над выступающей на шее косточкой, провёл по ней носом, губами, легонько помассировал пальцем.
— Ты странный, — пожаловалась Алина. — Ты всё как-то не так делаешь!
— Было получено разрешение делать, что хочешь, — воспользовался моментом и напомнил Боинг.
Алина тяжело задышала и после этого подтвердила:
— Да. Всё верно. Я твоя…
Это прозвучало странно. Как это «твоя»? Разве не наоборот, не Боинг принадлежит Алине? Ну, по документам ОЗК он теперь — самостоятельная личность и даже может получить паспортную карточку. А по документам, хранящемся в сейфе Павла Павловича, Боинг — его личная собственность. Но Алина сейчас сказала, что она — его, Боинга. В личной собственности? Нет. Тогда как же она может ему принадлежать? Разве что в контексте «можешь делать, что хочешь». И Боинг вновь ощутил прилив удовольствия от прибывших эндорфинов, когда додумался до этого. Алина была полностью его сейчас. Значит, он мог не спрашивать у неё разрешения, не слушать её возмущённых возгласов, а делать, что хочется ему. Подобное заявление отлично вписывалось в контекст полученных Боингом свобод. И он с энтузиазмом приступил к дальнейшим исследованиям. Тем более что осталось не так уж много неисследованных точек. Вот местечко на спине между лопатками, обычно там у Алины базировалась застёжка лифчика, но сейчас лифчика не было. Боинг задрал уже давно измятую маечку максимально высоко и приник к спине Алины губами, языком, отметил кожу осторожным покусыванием. Алина, выгнувшись и опираясь на локти, низко наклонила голову в подушку. Кажется, её мышцы начали непроизвольно сокращаться. Спина то и дело прогибалась, и поясница тоже. Боинг сперва несильно прижал её, ощупав ладонями, потом переместил руки ниже, придерживая таз и ягодицы на месте. Алина изогнулась в пояснице снова, и перед глазами Боинга в очередной раз мелькнули трусики, уже давно намокшие от выделенной смазки. Он переместился ниже и прижал к влажному шёлку пальцы. Алина содрогнулась и застонала. Богатое нервными окончаниями и кровеносными сосудами, очевидно, местонахождение женских половых органов являлось одним из наиболее чувствительных мест. Будет ли считаться, что они вступили в «половой акт», если Боинг не будет использовать член? Он огладил влажную ткань пальцами, потом осторожно, один за другим, подвёл их под кромку белья. «Делаю, что хочу», — напомнил себе Боинг, частью сознания удивляясь своей нерешительности и неторопливым действиям. С коленями он так не церемонился. Но колени ведь и находились далеко. Под пальцами теперь было скользко и горячо. Боинг ввёл их глубже, вспоминая, что уже был там членом, проникал именно туда. Алина со стоном подалась на его руку, на пальцы, сжала свои внутренние мышцы, обхватив его тугим влажным кольцом. Боинг совершил несколько возвратно-поступательных движений, прислушиваясь к своим тогдашним воспоминаниям и нынешним ощущениям. Алина ничего ему не приказывала, не заставляла ничего делать, дала разрешение поступать как хочется. Боинг может прекратить всё это в любой момент, верно? Ведь даже сейчас Алина ничего ему не говорила, разве что только стонала. Это значило, что ей всё нравится, верно? Что она поощряет его на дальнейшие действия. Да, он вполне мог бы воздействовать на неё ещё немного. Ничего страшного не происходило. «Тогда» и «сейчас» неуловимым образом различались. Обстановка была другой. Алина вела себя иначе.
