Алина наконец нащупала искомое, — член был, разумеется, мягкий, не эрегированный, — внезапно выдохнула и упала головой в подушку.

— Хренов киборг. Или ты ничего не чувствуешь, или очень хорошо себя контролируешь.

— Я чувствую, — ответил он. — Моя кожа богата рецепторами и нервными окончаниями, поэтому чувствительность у данной системы повышенная по сравнению с обычным человеческим телом.

Он снова произнёс неправильные слова, назвал себя неодушевлённым предметом, «данной системой», всё потому что обдумывал, насколько сильно повлияло на его функционирование отсутствие процессора и повлияло ли вообще, но Алина не обратила на его оговорку внимания.

— Но как можно чувствовать и при этом не реагировать? — кажется, Алину всерьёз тревожил этот момент.

— В моём организме имеются служебные системы и подпрограммы, отключающие реакцию тела, неудобную в данный момент.

— Ну вот… — Алина капризно хмыкнула. — А мне надо, чтобы ты реагировал. Так что отключай свои системы и подпрограммы!

Боинг помолчал, потом сообщил:

— Данное действие ведёт к непредсказуемому результату.

— Так это же хорошо! — кажется, Алина обрадовалась. Боинг продолжил:

— И потому может блокироваться напрямую процессором. В экстренных случаях процессор способен взять управление системой целиком на себя.

— Но ведь такого больше не произойдёт, — сказала Алина, поигрывая своими волосами. Кончиком пряди, будто кистью, она водила по своим губам. — Процессор больше тобой не управляет.

— Существует вероятность обратимости проведённой операции, — отметил Боинг неоспоримый факт.

— Так, я не поняла, ты что, опять боишься? — Алина выпустила прядь из пальцев, и та упала на подушку рядом с её лицом. Удивлённым и раздосадованным. — Боишься своего процессора и поэтому предпочитаешь оставаться вот таким вот… отмороженным придурком, лишь бы только тобой не управляли?

— Ответ положительный, — буркнул Боинг. Похоже, опасения действительно можно отнести к разряду страхов. Он никогда не понимал, почему люди считают страх глупым. Здоровый инстинкт самосохранения — или в данном случае, сохранения своей свободы и недопущение вмешательства в замкнутую налаженную систему воздействий извне — это не глупость.

— Да ладно тебе… — протянула Алина. — Ну что ты, в самом деле… Тебе сейчас никто ничего не запрещает. Ты можешь делать, что хочешь. Так пользуйся, пока можно.

— Всё, что хочу? — уточнил Боинг.

Алина кивнула, предварительно покусав губы в нерешительности. Очевидно, всё же какие-то запреты были, но высказывать вслух она их не стала.

По-настоящему Боингу хотелось пойти на мостик, усесться в своё кресло и позаниматься оригами. Сегодня он складывал фигурки всего двадцать минут, значит, необходимо добрать ещё десять или придётся перенести их на завтра. Впрочем, сорок минут оригами вместо тридцати — тоже неплохо. Значит, нужно дождаться завтра. К тому же, Алина явно имела в виду себя, когда говорила «можешь делать, что хочешь». Боинг это понимал, он не был таким придурком, которым она его обзывала!

— Мне хочется знать, на какие ещё воздействия наблюдается реакция, сходная с той, что происходит при поглаживании груди, — сказал он. И добавил: — Но я не уверен, что данное действие не относится к воздействию под названием «предварительные ласки», которые, в свою очередь ведут к процессу «половой акт».

Алина хихикнула и спросила:

— А что плохого в половом акте?

— Процессор требует выполнения команд хозяина независимо от текущего состояния системы.

— Что, и эрекция будет держаться, сколько потребуется? — Алина потеребила бретельку от своей маечки.

— Вероятно, — ответил Боинг.

— Ну, это не так страшно, наверное… — Алина глянула на него по-особому хитро. — Не помню, что именно я тебе приказывала тогда. Но разве это было так ужасно?

Не помнила? Она не помнила?! А вот Боинг как раз помнил всё очень отчётливо! Это было похоже на… изнасилование! Ведь он не хотел. Потому что его создавали для другого. А сейчас? Для чего Боинг существует сейчас? Выполнять её требования и желания — иной цели в жизни у него не было. Он не видел иных целей, они его не интересовали. Быть может, потом всё изменится, но сейчас — было так. И всё-таки. Алина позволила ему делать то, что хочет он, а не она.

— Я бы пока не хотел доходить до «полового акта», — сообщил он, максимально разнообразив свою речь синонимами.

— Ладно, — легко согласилась Алина. — Если передумаешь, ничего страшного. Мне же будет лучше, — она хихикнула снова.

Боинг задумался, что она имела в виду. Неужели «половой акт» тоже можно использовать в терапевтических целях? Логические выкладки утверждали, что да. Ведь иначе стала бы Алина, разозлившись на обстоятельства и употребив большое количество алкоголя, вступать с ним в «половой акт»? Значит, ей было плохо тогда, а от «полового акта» стало лучше? И всё же, он сейчас не готов. И раз она не возражает, то он не станет себя заставлять и участвовать в опасном процессе против своей воли.

— Ну что, будем сейчас заниматься исследованиями? — спросила Алина.

— Будем, — согласно подтвердил Боинг.

— Наверное, тебе будет спокойнее, если я останусь в одежде? — спросила Алина.

Ему было бы спокойнее, если бы Алина осталась в своей комнате, а он — ушёл на мостик. Но он нашёл в себе силы ответить:

— Да.

И положил руку ей на грудь. Похоже, без поцелуя прикосновение к груди действовало на Алину хуже. Или всё дело было во внезапности? В силе воздействия? Боинг чуть сильнее сжал пальцы на напрягшемся соске, и Алина наконец-то отреагировала. Её губы распахнулись, а спина выгнулась.

— Ещё можно не только руками… — пробормотала она, — но и языком, губами… Полижи меня здесь.

Боинг слегка повернул зажатый в пальцах сосок, и Алина охнула. Полизать? Это как поцелуй? Он склонился и ртом дотронулся до комочка кожи под тонкой маечкой. Высунул язык и смочил ткань. Потом втянул сосок в рот и осторожно сжал губами. Алина мелко задрожала, зажала себе рот ладонью и глухо простонала. Её локоть случайно упёрся Боингу в затылок.

— Так приятно, так хорошо, — пробормотала Алина заплетающимся языком, словно внезапно опьянела, — ты молодец… Боинг, да, пососи ещё… Мне нравится…

Он видел, что нравится, он всё замечал и регистрировал, считывал информацию с её тела по показателям сканирования. Но то, что она и сама сообщала обо всём вслух, её честность почти на ста процентах, и изменившийся голос, и учащённое дыхание — делали ему приятно. Ведь это лишь благодаря его прикосновениям ей внезапно стало хорошо. И она это осознавала.

Но что ещё он мог сделать? Где коснуться? Он вызвал схему расположения главных кровеносных сосудов и решил пройти по ним вдоль всего тела: по шее с её сонной артерией, по локтям, по паховой вене, заодно включил в свой осмотр места кожи, богатые нервными окончаниями: рёбра, живот, пальцы… Стоит ли обращать внимание на пальцы? А пупок? Можно ли прикасаться к половым органам без намерения тут же осуществить «половой акт», поймёт ли его Алина правильно? Кажется, сейчас она уже вовсе ничего понимать не способна.

Боинг провёл вдоль её шеи сперва ладонями, затем пальцами и видя, что Алина реагирует положительно на поглаживания, решился и там провести языком и губами. Алина застонала, как только он лизнул её кожу. Языком он ощутил вибрацию её гортани, исходящую от голосовых связок. Волнующее и странное ощущение. Ему нравилась её реакция. Он прикусил кожу на её шее и услышал, как Алина выкрикнула «Да!» Её руки взметнулись к его голове, схватили за волосы. Боинг счёл это удобным, поймал одну руку и провёл пальцами вдоль ладони, а потом лизнул. Алина тяжело дышала и шептала:

— А здесь зачем?

Но Боинг только посмотрел на неё, не желая тратить время на объяснения. Затем, что он делал то, что ему хотелось, разумеется, она ведь сама ему разрешила. Пальцы оказалось очень удобно облизывать и посасывать один за другим, и с Алиной стало твориться что-то странное: судя по тяжёлому ускорившемуся дыханию, у неё скоро могла начаться гипервентиляция лёгких. И Боинг прервался, чтобы её не допустить. Он переместил область воздействия на грудную клетку Алины и провёл пальцами вдоль рёбер, добившись совершенно изумительной реакции: смеха! Алина рассмеялась, скорчилась и сказала: