— Ты пил от этого ребёнка, — прошипела Цубоми, толкая его обратно в кресло.

— Кто сделал эту девочку вампиром? — спросил Хёбу, отмирая от криков, шума, опуская руку и внезапно становясь собой, самоуверенным, властным и спокойным. Его лицо до этого было наполнено скорбью и одиночеством, и один его вид заставил сердце Хиномии болеть. Он несказанно обрадовался, когда Хёбу вновь стал прежним.

— Это всё ты делала? Зачем? — негромко спросил Хиномия у ребёнка, девочки по имени Югири.

— Я боялась, — прошептала малышка. У неё оказался чудесный голос. — Отец Уолш сказал, что нас хотят убить. Он объяснил, что я должна показывать. Мы так уже делали раньше. Но я не хотела убивать красивую тётю…

— Понятно, — Хиномия через силу улыбнулся, хоть Югири, прижатая к его плечу, и не могла видеть этой улыбки. Красивая тётя тем временем орала бешеной дьяволицей:

— Нельзя превращать детей в вампиров! Никогда нельзя!

— Ужас… Какой ужас… — пролепетал судья Фидори, пытаясь подняться на ноги, но всё падая на одно колено. Наконец Фудзиура попросту вздёрнул его на ноги, взяв за шиворот. Сакаки изучал свою превратившуюся руку; похоже, больше его ничего не волновало. Низкое, горловое и не прекращающееся рычание, исходящее из глотки Маги-волка, нервировало. Казалось, ещё секунда, и он бросится на человека, сжавшегося в кресле.

— Это не я, — лепетал человек, и его благообразная внешность, красота, набожная одухотворённость, которая до сего момента казалась Хиномии неотъемлемой его спутницей, приличествующей сану и выдававшая искреннюю чистоту помыслов и побуждений — схлынула безвозвратно, открыв лицо растревоженного безумца. — Не я её сделал! Она уже была такой! Год назад в особняке Гиллиама после упокоения его владельцев обнаружили трёх таких детей! Двое умерли, как только их вывели на свет, но эту девочку я спас!

— Спас, чтобы проводить над ней опыты и подпитываться её кровью, — прошипел Хёбу. — Хорошо же ты её спас. Да ты хуже нас, вампиров!

— Неправда! Я божий человек! Я имею право! У меня сан! Звание! И обязанности! Изыди, дьявольское отродье! — вскинув руку, Уолш быстро перекрестил воздух перед собой и с торжеством уставился Хёбу в лицо, ожидая какой-нибудь реакции на свои действия. Когда ничего не произошло, он схватился за ручки своего кресла и поглубже забился в него.

— Почему же божий человек потворствовал вампирам и отдавал им указания от своего имени? — возвысив вдруг голос, спросил Сакаки. Не справившись со своей рукой, он прикрыл её рукавом мантии и завёл за спину. Перед Аланом Уолшем предстал образцовый церковник в тёмной сутане и с крестом на груди. Взгляд его из-под изогнутых бровей полнился укором. Уолш, похоже, впечатлился этим видом, потому что внезапно начал заикаться, подбирая слова.

— Я… я… Это была в-вынужденная мера. Временная! — к сожалению, он быстро справился с собой и вновь изменил тон голоса на пафосный и крикливый. — Я знал, что впоследствии меня поймут! И не осудят. Я всё делал правильно!

Хиномия поднялся, не выпуская Югири из рук. Девочка обхватила его руками, а лицо спрятала на груди. Алан Уолш считал, что что-то делал правильно?! Хиномии захотелось зарычать подобно Маги.

— Вы не понимаете! Вы все одержимы их кровью! — выкрикнул Уолш.

— У нас тут возникло сомнение в том, что вы соответствуете своему званию, отец, — насмешливо проговорил Хёбу. Он наконец-то опустился вниз и встал на ноги. Висящий в воздухе, будто начавший и раздумавший возноситься ангел, он нервировал Хиномию больше, чем безумец Уолш, цепляющийся за своё кресло.

— Люди меня поймут! Вы не имеете право меня судить!

— Имеем и осудим, — с насмешкой в голосе выкрикнул Карло Мальдини и бесцеремонно вытолкнул вперёд судью, словно выложил на стол главный козырь в карточной игре.

Судья Фидори вынул откуда-то из кармана своей мантии судейский колпак, слегка помятый, и водрузил его себе на голову с взлохмаченными волосами.

Алан Уолш вскрикнул. Вскрикнул поражённо, разочаровано, горько.

— Это сговор! — заявил он, выбираясь из кресла и выпрямляясь во весь рост. Горделиво вскинул голову. — Я не дам вам одержать надо мною верх! — Он рассмеялся и шагнул к окну. — Вы ничего не сможете сделать мне! Ничего! — Его голос должен был бы прозвучать подобно грому, но вместо этого показался Хиномии задушенным и слабым.

Словно на прощание, прозрачный занавес, растревоженный ветром, в последний раз мазнул по коленям Алана Уолша. А потом человек в папских одеждах переступил низкий подоконник и — сделал шаг во тьму.

Цубоми посмотрела на то место, где только что стоял Уолш, с выражением недоверия на лице. Хёбу смолчал, и выглядел он при этом равнодушным и ничуть не удивлённым. А вот Маги… Когда Уолш выпрыгнул наружу, Маги наконец-то перестал рычать. Он замолчал, — на чёрной волчьей морде приподнялись брови, — и осторожно подошёл к окну, выглядывая наружу. Миг — и у подоконника, припав на одно колено, стоял уже Маги-человек.

— Мёртв, — сказал он. Обернулся ко всем, кто был в комнате, словно искал, не оспорит ли кто-то его слова.

— Он был сумасшедшим, — констатировал Сакаки. Его рука, кажется, тоже стала человеческой. Однако Сакаки по-прежнему крепко сжимал её, обернув рукавом сутаны.

Фудзиура тоже подошёл к окну, посмотрел вниз и с брезгливым возгласом отшатнулся.

— Оставим эти письма здесь, — сказал Хёбу, выкладывая из-за пазухи пакет с письмами Алана Уолша своим исполнителям.

— Когда люди узнают об этом, будет разбирательство, — предупредил Маги. — Обязательно проведут расследование. Опросят всех, кого посылали в экспедицию за… За вами, милорд.

— Ты плохо знаешь людей, Широ, — покачал головой Хёбу. — Они, — он ткнул пальцем в пол, — будут молчать.

— Похоже, он работал именно в этой комнате, — сказал Карло Мальдини, тем временем, пока они разговаривали, осматривающий покои бывшего падре Уолша. — А знаете, что это?

Проигнорировав письменный стол и сундучок — из-под приоткрытой крышки которого выглядывали кошели с золотом, — Мальдини указал на невысокий постамент, на котором стояли странного вида книги. Богато украшенные, но без надписей на обложке, широкие и большие. Взрослому человеку пришлось бы положить такую книгу на колени, чтобы раскрыть.

— В такие книги вносятся записи обо всех церковниках, что служат Церкви, — ответил Мальдини на свой же вопрос. — О простых и о тех, кто работает тайно под прикрытием. Среди моих людей уже давно сидит кто-то, принадлежащий к церковной братии, иначе откуда временами они узнают о моих делах? Несколько раз нам срывали важные сделки. Дайте мне забрать эти книги с собой. Я обязательно…

— Нет, мы оставим их здесь. — Хёбу, внезапно оказавшийся, как он это любил, у Мальдини за спиной, опустил ладонь на его руку, опирающуюся на набалдашник трости. — Неужели ты не понимаешь, что исчезновение книг вызовет ненужные подозрения.

— Но… — было видно, как Мальдини не хочется оставлять такую замечательную идею. Он даже с досадой обернулся к окну, словно жалел, что Алан Уолш покончил с собой слишком быстро. Его тело обнаружат раньше, чем он успеет прочесть все книги от корки до корки.

— С кротом в твоей семье я тебе и так помогу, — заверил его Хёбу. — Тем более что здесь они записаны под своими настоящими именами, а у тебя наверняка пользуются подложными.

— Не обязательно… — слабо возразил Мальдини, но всё же отступил, пожав плечами и признавая правоту Хёбу.

— Но кое-что всё-таки сделать можно, думаю, — пробормотал Хёбу, наоборот шагнув к книгам. — Энди, в каком году ты родился?

Хиномия чуть не выронил малышку Югири из рук. Он наклонился и осторожно опустил девочку на пол. Та встала на ноги, оправила юбочку и, будто кокетничая, сперва спряталась за его ногу, а потом оттуда посмотрела на Цубоми Фудзико своими большими красивыми глазами. Вампирша посмотрела на неё в ответ, и что-то в её взгляде неуловимо изменилось.

— Милорд, — тем временем подал голос Маги, — вы считаете, будет разумно изменять записи? Ведь есть люди, которые ещё помнят…