Но если придётся уничтожить Хёбу, то как поведут себя остальные его спутники? Те, кого в народе принято называть нелюдями? Оборотни, Маги и мальчишка Йо, у которого был ангельский голос? И путешественник МакГрегор, нашедший пристанище в удалённых землях барона Минамото? Девица Момидзи, которую необразованные селяне посчитали ведьмой? А сам барон с семьёй? Бывшая любовь Хёбу, Каору со своими дочерьми, — примут ли они смиренно волю церкви, не будут ли чинить препятствий отряду охотников? Что-то говорило Хиномии, что смирения там не найдётся ни на грош.

***

Остальных церковников Хиномия увидел утром, когда их отряд после ночи пути остановился у постоялого двора, чтобы позавтракать и переждать пик ненастья. Хотя маловероятно было, что погода сильно улучшится в ближайшее время. Снежные бураны чередовались с ледяными проливными дождями, зима отступала крайне неохотно. Непогода здесь, в долине, образованной седловиной между двух горных вершин, хоть и поумерила свою лютость, всё равно солнцем и теплом не баловала.

Новые церковные охотники из их отряда за нечистью тоже оказались с «неправильной» кровью — Хиномия не мог подобрать ей иного названия. Одна из послушников, кучерявая блондинка в зелёных кожаных одеждах, вела себя и пахла, будто оборотень. Почти дитя, настолько она казалась молода, она везде ходила со своим спутником, черноволосым и худощавым молодым человеком, самым младшим из всех, вечно хмурым и сосредоточенным. Её звали Инугава Хацуне, а его — Ядориги; имени этого послушника Хиномия так и не узнал.

Впрочем, с ними, как и с остальными членами отряда, он смог познакомиться поближе лишь позднее. После нескольких часов, проведённых на опасной ночной дороге, хотелось лишь обогреться, да поесть горячего, но чаяниям Хиномии не суждено было сбыться так скоро. Как только они спешились перед воротами постоялого двора, дорогу Хиномии заступил церковник с глазами фанатика, человека истово верующего и не привыкшего к колебаниям. Он представился отцом Ханзо и оказался самым старшим в их отряде.

— Мы должны провести проверку и убедиться в твоей лояльности, — сказал отец Ханзо Хиномии. — Ты поедешь с нами в любом случае: либо сам, либо в повозке. И тебе же будет лучше, если ты сразу сделаешь правильный выбор и примешь нашу проверку добровольно. Знай, на счёт тебя у меня есть дополнительные указания.

Вот и первые подтверждения о наличии других писем от Алана Уолша. Хиномия сделал вид, будто не понимает, что может находиться в опасности.

— Но я же не сопротивлялся, когда сестра Мэри приехала за мной, — беззаботно улыбаясь, ответил он, — разве это не доказывает мою лояльность лучше, чем любые…

— Мы должны убедиться, — Ханзо сделал упор на последнем слове. — В конюшню его.

Этот церковник был, будто в противовес сестре Мэри, бледнокожим и хмурым. Если Мэри часто улыбалась и гордо вскидывала голову, то губ Ханзо никогда не покидала гримаса недовольства, а плечи всё время оставались сгорбленными. Тёмные глаза Мэри светились вызовом, а бледно-зелёный взгляд Ханзо никогда не менял своего тусклого выражения. И ещё отец Ханзо почти не пах вампиром. Он был обычным человеком. Очень желчным и ядовитым человеком. По большей части, от него пахло лишь ладаном. Такие, как он, держали Хиномию в подвале на цепи и окунали в ванну со святой водой.

Хиномии сделалось холодно, и вовсе не из-за пронизывающих порывов весеннего ветра. Что придумает Ханзо, чтобы «убедиться»? Прикажет кинуть его в реку, предварительно привязав к позорному стулу? Будет пытать калёным железом, чтобы выяснить, правда ли он испытывает боль, или Сатана помогает ему её избегнуть? Обыщет его тело в поисках дьявольской метки? Нет, для вампиров и оборотней среди церковников существовали другие проверки. Хиномию не обвиняли в ведовстве, а потому он легко сможет доказать свою принадлежность к роду человеческому.

Сможет ли? В панике не смог сразу вспомнить, как давно прикасался к серебру, или к кресту, или к святой воде. В те ночи, что Хёбу пил от него… Не обратился ли Хиномия после укуса его клыков? Справится ли теперь его тело с проверкой? Не предаст ли? Хиномия спокойно выносил солнечный свет, но достаточным ли это доказательством будет для отца Ханзо?

Повозка, что охраняли девица Инугами и сосредоточенный Ядориги, стояла в конюшне постоялого двора; проходя мимо неё, Хиномия ощутил странный импульс. В повозке кто-то был. И не один.

Но кто мог скрываться среди ящиков и сундуков с вещами? Понадобилось совсем немного времени, чтобы сообразить, что именно то были за ящики, обмотанные цепями, запертые на многочисленные замки. Гробы. Это были гробы! И в них лежали вампиры. Неупокоенные. Наверняка ослабленные освящённым серебром и голодом. Их жажда вопила о нехватке крови. Хорошо, что Хиномия, познавший всю глубину жажды Хёбу Кёске, почти не реагировал на потребности других вампиров. Их жажда была ничто по сравнению с той тягой, что испытывали они втроём, когда были вместе. Хиномия снова заколебался: правду ли сказал Хёбу, когда признавался ему в отсутствии чувств? Теперь у него была возможность сравнить — однако он всё равно не знал ответа. Может быть, если ему удастся спросить у Хёбу ещё раз, встретиться с ним с глазу на глаз и задать вопрос, то ему ответят…

— Для начала приведите доктора, пусть его посмотрит, — приказал отец Ханзо. Похоже, он решил сделаться главным дознавателем в этом деле. Никто не оспаривал у него этой привилегии, сестра Мэри с двумя другими церковниками передали своих лошадей конюху и отправились на постоялый двор, чтобы заказать еды и отдохнуть с дороги.

Хиномия тоже чувствовал голод — обычный, человеческий, — но его приковали к столбам на воротах дальнего стойла, сейчас пустующего. Под ногами было набросано прошлогоднее сено. В распахнутую настежь конюшню задувал ветер. Вампиры в гробах вяло шевелились, почуяв людей или, может быть, собрата. Хиномия старался унять дрожь.

Девица Инугами и её спутник Ядориги вернулись с высоким черноволосым человеком примерно на несколько лет старше Хиномии. Так, значит, этот ладный на лицо церковник — доктор? Какой проверке он его подвергнет? Хиномия против воли напряг запястья, закованные в железные браслеты кандалов. Те выдержали и вряд ли бы сломались, даже если бы в них заковали чистокровного вампира. А вот столбы на воротах стойла были старым деревом, подточенным поколениями древоточцев. Если Хиномия случайно дрогнет и сломает ворота, не будет ли это слишком неожиданно для отца Ханзо? Не застрелит ли он его при мнимой попытке к бегству?

На запястьях доктора мелькнули чётки — гематитовые бусины чередовались с серебряными — на коже от них был рубец, больше всего похожий на застарелый ожог. Такой же рубец, неровный и глубокий, находился в вырезе распахнутой до ключиц сутаны, где виднелся нательный крест на серебряной цепочке. Достаточно крупный для простого креста, тяжёлый даже с виду, явно был выкован целиком из серебра.

— Это ограничители, они меня сдерживают, — пояснил доктор, без труда проследив за взглядом Хиномии. — А что сдерживает тебя? Разреши посмотреть.

С этими словами он поднял руку и сдёрнул с его лица глазную повязку. Хиномия открыл второй глаз, услышал вздох отца Ханзо и его голос, начавший читать Отче Всея. Девица Инугами зачарованно вытаращилась на него, а потом двинулась вперёд с выражением ребяческого любопытства на лице. Ядориги одёрнул её резким приказом:

— Сидеть, Хацуне! А ну живо сидеть!

Та тут же уселась прямо на солому, где стояла. Плащ её распахнулся, открывая короткие кожаные штаны и шерстяные колготы. Хиномия отвёл взгляд.

— Она химера, — пояснил доктор, проводя осмотр. Осторожно оттянул ему веко, осмотрел глаз.

— Не понимаю, — ответил Хиномия. Кажется, доктор был не прочь пообщаться.

— В её крови есть не только кровь оборотня, но ещё и вампира. К сожалению, воздействие этой смеси губительно сказывается на мозг человека. Когда просыпаются доминирующие элементы, разум девушки засыпает. Но она продолжает слушаться Ядориги, и только поэтому всё ещё жива.