Сакаки обернулся на неё удивлённо: девушка всю дорогу почти молчала и никогда ещё не заводила с ним бесед.

— С нею я чувствую себя увереннее, — слабо улыбаясь, ответил он наконец. И натянул рукава сутаны на запястья, скрывая свои браслеты. Он считал, что лекарственные снадобья и серебряные ограничители помогают ему оставаться собой, а без них он — просто зверь без разума и принадлежности к чему бы то ни было. Хиномия с грустью посмотрел ему вслед.

— Ну а тебе что нужно для уверенности, церковник? — спросила Момидзи, переведя взгляд на него и хмурясь. — Возьмёшь с собой свои охотничьи игрушки? — она вздёрнула верхнюю губу, словно была демонским отродьем и собиралась показать клыки или зарычать.

— Почему бы и нет, — ухмыльнулся Хиномия, торопливо запуская руку в свою сумку и доставая оттуда кобуру с пистолетами и, что более важно, дорожный кисет с личными письмами и верительными грамотами. На самом деле он не думал, что пистолеты помогут ему в том деле, решать которое они собирались. Если просто убить Алана Уолша, то не превратит ли это его в мученика, не усилит ли охоту на вампиров и оборотней, с которыми он так яростно бился? Тут должно было отыскать некое другое решение, но какое? Он не знал.

В нерешительности он переступил порог базилики и попал в мягко освещённую обитель, напоённую шорохами и запахами. Здесь пахло мастикой, которой натирали скамьи и деревянные хоры, и ладаном с лавандой, которые добавляли в лампы, чтобы смягчить запах масла. Шорохи в вышине, под сводом, так отчётливо в первое мгновение напомнившие Хиномии хлопанье ангельских крыл, принадлежали всего лишь голубям, нашедшим здесь приют на ночь.

— Нам сюда, — негромко произнёс Хёбу, и Хиномия обнаружил его у колонн за центральным алтарём. Более не приходилось говорить о том, что Хёбу не замечает своей невосприимчивости к крестам: распятие стояло у него за спиной, отбрасывая на его хрупкую фигурку массивную тень, и Хёбу не возгорался огнём. Он перестал быть простым вампиром и сделался кем-то иным, большим. Он рушил все законы и учения, известные церковникам и праведным людям. Хиномия потёр лицо и только тут понял, что и сам нарушил правило, к которому его приучили давным-давно. Вошёл под свод храма, не надев своей глазной повязки, скрывавшей его вампирскую сущность. Отняв ладонь от лица, он поражённо хмыкнул. Если честно, Хиномия вообще не мог вспомнить, когда он последний раз надевал её. Да, воистину, Хёбу развращал всё, чего касался. Мягко улыбаясь, Хиномия двинулся за ним к колоннаде за алтарём и маленькой дверце, уже приглашающе распахнутой.

Они долго спускались по лестницам, потом так же долго шли по тёмным неосвещённым коридорам, высоким, но узким — можно было вытянуть в стороны руки и дотронуться кончиками пальцев до обеих стен коридора сразу. Обоняние Хиномии тревожили запахи пыли и сухости. Кожу холодил еле заметный сквозняк. Очевидно, направлением воздуха Хёбу и руководствовался, потому что, встретив на своём пути перекрёсток двух коридоров, без колебаний свернул и направился в один из них.

— А мы так точно не заблудимся? — встревоженно спросил Сакаки.

— Молчи, шарлатан! Я знаю, куда иду! — заявил Хёбу.

Без сомнения, он знал, иначе не двигался бы так уверенно и быстро. Хёбу бывал здесь раньше? Или попросту чувствовал присутствие своего собрата, к которому и направлялся? Кто он? Вряд ли такой же вампир, как Цубоми Фудзико. Ни один вампир не сможет существовать в подобном месте, входы и выходы из которого окружены крестами, фресками и чашами со святой водой. Ни один обычный вампир, — поправился Хиномия, спотыкаясь о неожиданно появившуюся под ногами ступень. Отсюда и далее ступени, ведущие то вниз, то вверх, периодически начали попадаться у них под ногами. «Почему бы просто не сгладить пол коридора до ровной гладкости?» — с мысленными чертыханиями гадал Хиномия, когда нога его в очередной раз ступила в пустоту. Не удержавшись за стену, он влетел в расставленные объятия Маги и негромко раздражённо зарычал.

— По ним можно ориентироваться в темноте, — ответил Маги на невысказанный вслух вопрос. — Считаешь количество шагов и ступеней — и точно знаешь, где находишься.

— Да кому это надо делать? — возмущённо воскликнул Хиномия, всё никак не могущий прийти в себя. Собственная вспышка гнева его обескуражила.

— Раньше хранители книг Ватикана были слепы, — ответил Хёбу издалека. — Ты не знал?

— Слепы? — спросил Фудзиура, для которого подобное знание очевидно тоже оказалось откровением. Ему ответил Сакаки:

— Читать тексты Святого Писания и видеть мощи святых было разрешено лишь избранным. Остальных же ослепляли. Впрочем, Церковь уже больше века не прибегает к подобным методам.

— После того, как у них внезапно перестали находиться добровольные желающие работать с книгами, — едко пояснил Хёбу, — а нарушителей церковных заповедей, которых бы можно было ослепить в наказание, стало не хватать.

Хиномия вздрогнул. Он не знал об этом; откуда бы.

— Ну вот мы и пришли, — сказал вдруг Хёбу, и его голос разнёсся глухим эхом. — Думаю, днём здесь не так комфортно, как ночью. Мы хорошо выбрали время.

Впереди развиднялось. Хиномия понимал, что видит лишь благодаря частице вампирской крови в своей сущности, но сейчас он не мог её проклинать, уж слишком радостно ему было видеть хоть что-то после длительного перехода в полной темноте. Сейчас он находился в высоком и большом зале, под сводом рукотворной пещеры, оборудованной полками и ящиками для хранения. Пахло деревом, пылью и старыми рукописями. А видел Хиномия благодаря рассеянному свету звёзд, что проникал внутрь по сложной системе линз. Одна такая линза, крупная, в метр обхватом, с поворотным механизмом, как раз стояла у него на пути.

Хёбу не рассматривал ни линзы, которые всего через пару часов, судя по внутренним ощущениям Хиномии, будут способны начать проводить с поверхности солнечный свет и тем самым стать причиной смертельной опасности, ни книги и сундуки с таинственным содержимым, — наверняка теми самыми мощами святых, о которых ходила молва. Он зарылся в библиотечный каталог, заполненный мелким убористым почерком и уже выцветшими от времени чернилами, и листал страницу за страницей, что-то бормоча себе под нос. «Он должен быть где-то здесь», — расслышали чуткие уши Хиномии. Радостный возглас дал понять, что Хёбу обнаружил то, что искал.

Он оставил каталог и заметался вдоль полок, время от времени выхватывая то одну, то другую книгу, и наконец из кипы рассыпающихся свитков вытащил свёрнутую в трубку тонкую тетрадь из сшитых вручную листов: явно чей-то дорожный дневник. Хёбу перешёл к столам, установленным посреди широкого прохода, и разложил дневник на пустой поверхности — для этого ему пришлось немилосердно смахнуть со столешницы чернильницы с подставкой для перьев, какую-то недоконченную рукопись и толстый, рассыпающийся трухой фолиант.

— Старый друг, — произнёс Хёбу, раскрывая тетрадь на последней странице, — отзовись!

И дневник отозвался. Хиномия вздрогнул, когда над столом замерцала фигура человека. Полупрозрачная, сияющая. Это был призрак, каким-то непостижимым образом связанный с дневником. Но ведь Церковь отрицает существование призраков! Хиномия сглотнул и стиснул руку, подавляя желание осенить себя крестным знамением, отгоняющим зло. Так вот какие у Хёбу друзья?!

Призрак шевелил губами, не говоря ни звука, но Хёбу каким-то образом понимал его. Возможно, он умел читать по губам, возможно также, что слышал собеседника только тот, кто касался рукой тетради; пальцы Хёбу поглаживали края страницы.

— Прошло много времени, — произнёс Хёбу, явно отвечая на один из вопросов, заданный призраком. — Ну а ты совсем не изменился! Всё такой же… Да, он — мёртв; я отомстил за всех нас. Жаль, что ты не можешь быть свободным теперь, связанный с этим дневником…

Лицо призрака изменилось, и он ответил Хёбу явно что-то утешающее.

— Знаю, знаю. Это не настоящий ты… Но, Сейширо, как бы мне хотелось… Да… Хорошо, понимаю. Увы, да. Произошло кое-что.