— Оборотни живут дольше людей, — сказал Маги, явно уже не в первый раз объясняя прописную истину. — Они проживают жизнь человека, здорового ото всех болезней, плюс жизнь своего зверя. Зверь — не обычный лесной волк, что живёт максимум десяток лет, а существо, обладающее сверхъестественной силой. Чем больше ты ею пользуешься, тем сильнее становится зверь, тем дольше срок его жизни.

— То есть, что, можно стать практически бессмертным? — хмыкнул Хиномия.

— Если тебя при этом не убьют церковники, то — да. Вероятно. Когда я был мальчишкой, то слышал об оборотнях, проживших в два раза дольше обычного человека. Те оборотни живы до сих пор. И отлично скрываются, — добавил он, обнажив в улыбке крепкие белые зубы. Его волосы шевельнулись довольным виляющим хвостом.

Фудзиура набычился и нахохлился, но Маги так и не убрал руки с его плеч.

— Если же зверя не выпускать и всячески подавлять, — продолжил Маги, — то он начинает отнимать твою жизнь, тратить её.

Они одновременно посмотрели на Сакаки.

— Если болеет зверь, то болеет и человек. Это очевидно, — уронил Маги и убрал руку. — Так что помощь нужна вовсе не тебе. А ему.

— Он что же, не понимает? — встревожился Фудзиура. — Ему никто не сказал… — у него сделался растерянный вид.

Хиномия нахмурился. Сакаки явно знал. Всё он прекрасно знал. Не выпуская себя на волю, он сознательно шёл к тому, чтобы окончить свою жизнь раньше срока. Церковь поощряла всяческие истязания, упирая на самодисциплину и увеличение крепости веры. И у Сакаки не было иных движителей для построения образа жизни, кроме Церкви. Когда же подле него оказался Фудзиура, он оттолкнул его и более не подпускал близко.

Фудзиура побледнел и хрустнул костяшками пальцев.

— Стой, — потребовал Маги. — Сперва оставшиеся палатки.

Фудзиура, будто не расслышав его, метнулся прочь. Маги коротко улыбнулся, и вид у него сделался при этом совершенно не расстроенный.

— Надеюсь, это подтолкнёт его хоть немного, — сказал он.

— Ну и зачем было его подталкивать? — уточнил Хиномия, покосившись на ещё две палатки, намокшие под холодным дождём возле не распряжённых ещё лошадей.

— У нас осталось не так много времени, — ответил Маги слегка удивлённо: как можно было не заметить такой очевидной вещи? — Дней через десять мы прибудем в Ватикан.

— Откуда я знал, — буркнул Хиномия. — Я там никогда не был.

Да, получал письма с приказами, заверенные печатями. Да, отправлял доклады об успешно проведённых расследованиях. Но никто не допустил бы его, полукровку с грязной сущностью, в святая святых Церкви.

— Подозреваю, что и доктор там тоже никогда не был. Его и на порог главного собора не пустили бы.

— Тебя послушать, так там освящённая вода из всех фонтанов бьёт, и серебро с распятиями на каждом шагу, — хмыкнул Маги.

«А разве нет?» — хотел спросить Хиномия, но заставил себя промолчать. Если повезёт, то он и сам это скоро увидит.

К ним подошёл Сакаки, хмурый и недовольный после разговора с Хёбу.

— Помогу вам с палатками, — сказал он. — Куда это Йо так стремительно исчез?

— У волчонка портится характер, — ответил Маги. — Он пытается быть одиночкой, но зов старшего стаи не даёт ему сбежать.

Сакаки, нагнувшийся было к палатке, распрямился.

— Можно ответить без вот этих ваших звериных трактовок?!

Маги по-философски пожал плечами, сделав каменное лицо. Мол, разумеется, можно — но зачем?

— Насчёт характера Маги прав, — примирительно сказал Хиномия. — Я помню, Фудзиура всегда был такой, сам по себе. Не любил слушать старших.

Сакаки кивнул и вернулся к прерванному занятию. В первую установленную палатку серой тенью нырнул Хёбу. Неужели уже рассвет? За дождём и облаками появления солнца почти не было заметно. Хиномия подумал, что, должно быть, есть такие дни, когда солнце вовсе не выходит из-за туч. Что в такое время делает Хёбу? Может ли он выйти на улицу, не боясь света?

Когда позже Хиномия спросил его об этом, Хёбу ответил так:

— В данном вопросе я предпочитаю не рисковать, а потому стараюсь не искушать судьбу.

А чуть помолчав, добавил:

— Хотя после всего того, что уже случалось со мной, бояться солнечного света так глупо…

Маги издал лишь короткий хмыкающий звук, им и ограничившись. Несомненно, если милорд решит совершить очередную, по его мнению, глупость, он приложит все усилия, чтобы его остановить, хотя милорд в своём праве, конечно…

***

Дождь перестал лишь к вечеру следующего дня, когда они уже собрали палатки, вымокшие и оттого ставшие весить вдвое больше. Кажется, их водоотталкивающая ткань всё-таки умудрилась впитать воду. Лошади были рады окончившейся непогоде, и потому бодро порысили по тропинке вдоль реки, не дожидаясь понуканий.

Поместье открылось неожиданно. От тропинки к нему отходила аллея, усаженная высокими стройными дубами. Ни оград, ни рва, ни деревни поблизости — просто одинокий особняк из камня с широкими окнами, наверняка в дневное время пропускающими много солнца внутрь. Хиномия полагал, что союзник Хёбу должен быть непременно вампиром, но увидев эти окна, засомневался в своих предположениях. Как может вампир решиться жить в подобном месте вдали от людей, источника своей пищи, и среди света, источника своей смерти?

Уже почти начинался рассвет, когда их отряд наконец вошёл в поместье. Сперва Хёбу предложил всем остаться с лошадьми снаружи и подождать, но Хиномия начал спорить, а Маги — так просто упрямо склонил голову, давая понять, что его оставить снаружи не выйдет. Сакаки и Фудзиура так подчёркнуто не смотрели друг на друга, что было ясно: им-то как раз и нужно будет остаться вдвоём и выяснить отношения. Фудзиура выглядел яростным и встревоженным одновременно, Сакаки — угрюмым и задумчивым. Что же всё-таки сказал ему Хёбу? Повлияют ли его слова на какое бы то ни было решение доктора? Судя по всему, Сакаки опасался Хёбу и не любил его; особенно опасаться его он начал, когда выяснил, что именно из-за Хёбу он не может читать прикосновением Хиномию и Фудзиуру. Так что, в любом случае, Хиномия не думал, что у Сакаки каким-то образом изменятся взгляды на жизнь после разговора с милордом-вампиром. Разве что тот смог в разговоре найти какой-то особенно убедительный фактор. Сакаки привык жить своим умом и вряд ли пойдёт у кого-то на поводу, пусть даже и ради молодого Фудзиуры.

Момидзи, не спешиваясь, заявила, что ей нужно пообщаться с солнцем, а потому она отправится на дальнюю поляну, которую они видели, проезжая мимо полчаса назад. Сообщив это, она ткнула свою кобылу каблуками — и только её и видели.

— С ней всё будет в порядке, — сказал Хёбу, глядя молодой ведьме в спину. — Здешние места охраняются.

— Не заметил ни одного охранника по дороге, — сообщил Сакаки.

— А ты и не можешь их видеть, — ответил Хёбу. — Это духи.

У Хиномии мурашки поползли по позвоночнику. Он дёрнул плечами, стараясь избавиться от неприятного щекотного ощущения.

Они втроём вошли в дом, вступив в него через главные двери. Поворачиваясь, петли даже не скрипнули. Все предметы интерьера оказались накрыты белой тканью, а зеркала и картины — занавешены.

— Здесь что, никто не живёт? — спросил Хиномия, топчась сразу за порогом и не решаясь идти дальше, и его голос гулко разнёсся по холлу. Судя по очертаниям, самый большой предмет мебели, укрытый белой тканью, был диваном, на котором могли бы уместиться полукругом человек десять, а мебель поменьше вдоль стен и напротив большого чисто вычищенного камина — это глубокие и удобные кресла. Хоть кругом и было всё убрано в тканевые чехлы, ни поверх них, ни на полу не лежало ни пылинки. При взгляде на эту чистоту создавалось ощущение, словно здесь регулярно проводится уборка.

Хёбу был уже далеко. Уверенно прошагав вперёд через весь зал, словно был у себя дома, он распахнул следующие двойные двери, широким рывком потянув их за дверные ручки. Маги старался не отставать, хотя и крутил головой, осматриваясь по сторонам. Становилось ясно, что обстановка дома ему незнакома и заставляет нервничать. Кажется, Маги оборачивался на каждое замотанное в белую ткань кресло, стараясь держать его в поле зрения. Хиномия, заражённый его напряжённостью и подозрительностью, двинулся вслед за Хёбу крадучись и даже положил руку на кобуру с пистолетами… с досадой обнаружив, что оставил оружие снаружи, в суме на лошади.