Он мог быть более спокойным, — разумеется, мог. Стойко принять ласки, раз уж напросился и получил их. Но что-то заставляло его отбрасывать напускную сдержанность, — хотя он честно старался проявлять её первые минут пять. Маги был дик и порывист в своих действиях, — и, кажется, мог задерживать дыхание бесконечно долго. А Хёбу просто смотрел на них, и его внимательный взгляд поджигал Хиномию, как сухую траву поджигают искры. Хиномия тянулся к нему всей душой, открыто и доверчиво, и Хёбу чувствовал это доверие, не мог не чувствовать… Но почему же он не хочет пить его кровь сейчас, здесь? Маги в очередной раз выпустил плоть Хиномии изо рта, а потом сжал пальцами, движениями руки резко и быстро доведя до грани. Хиномия выгнулся, тщетно стараясь удержаться на краю, но это было бесполезно, Маги снова взял его в рот, и Хиномия зажмурился, не в силах смотреть на втянутые щёки, на жадные влажные губы, на густые ресницы, прикрытые в мнимой покорности… Всё это было — для него, ради него, ему… Кончая, Хиномия застонал в ладонь Хёбу жалобно и чуть не плача. Ему было мало простых ласк, он не хотел — так. В нём теснилось столько невыраженных и нерастраченных чувств, что становилось больно. Хёбу нагнулся к нему, оглаживая большими пальцами линию челюсти, а ладонями — щёки. Когда пальцы перешли на шею, Хиномия подумал было, что, может, хотя бы сейчас… Костяшки пальцев прижались его коже, растирая, разминая, разгоняя кровь подкожных капилляров и нащупывая крупные сосуды. Хиномия приоткрыл рот, тяжело дыша, готовый ко всему, но Хёбу так и не стал наклоняться и вонзать в его шею клыков, не сделал его своим. Пальцы спустились к ключицам, пройдясь по ним лёгкими движениями, а потом и Маги окончательно отстранился, и всё закончилось. Глядя, как Маги вытирает влажные губы, Хиномия ощутил иррациональные чувства одновременно стыда и удовлетворения. Всё-таки ему было хорошо сейчас. Его телу. И его душе, уже столь долгое время не находящей себе покоя. Хёбу был рядом, вместе с Маги, и это казалось правильным — как и то, что они сейчас делали вместе.
— Если ты сейчас встанешь и оденешься во что-нибудь, то мы пойдём к хозяину гостиницы просить ужин, — сказал Хёбу, возвращая его мысли к более насущным материям. — Ты должен поесть прежде, чем мы поедем дальше.
Хиномия взглянул на Хёбу с лёгкой укоризной, которая, впрочем, не возымела никакого действия: тот улыбнулся, не скрывая клыков. Маги уже поднялся и прошёлся по комнате к стулу, на котором лежали его вещи, простые тёмные штаны, рубаха и куртка. Хиномия мимоходом пожалел, что ему придётся в их путешествии носить сутану. Но должен же кто-то выглядеть подобающе, чтобы у людей не возникало лишних вопросов о том, кто они. Дела Церкви были делами Церкви, и если отряд ехал в сопровождении церковника, значит, так было надо церковнику, и отчёта с него никто не требовал: ни мирские власти, ни знатные люди не стояли над Церковью. Церковь сама была силой; да, скованной устоями и моралью, но — была.
Раз уж в их отряде было двое церковников, он и Сакаки, то не приходилось ожидать каких-либо препятствий со стороны мирских властей. С них даже никто не посмеет спросить, почему они путешествуют по ночам, а днём отсыпаются за плотно занавешенными окнами. Достаточно глянуть на серебро и кресты на их одежде, чтобы вопросы отпали сами собой. Если церковники были на охоте на вампиров, ведущих ночной образ жизни, то и сами точно так же меняли свой распорядок дня. Оборотни же, как твёрдо считала молва, становились активны во время приближающегося полнолуния. Одеваясь, Хиномия поглядывал на Маги и с насмешкой думал о том, насколько мнение молвы отличается от действительности.
— Эй, ты так поедаешь его глазами, что я ревную, — заявил вдруг Хёбу, проводя тонким пальцем по его спине, затянутой старой запасной сутаной.
Сердце Хиномии пропустило удар, а Маги удивлённо обернулся и, поглядев на них, ничего не сказал.
— Просто смотрю, — ответил Хиномия с вызовом: «А что, нельзя?» — Когда буду думать о грязных упырях, начну смотреть уже на тебя.
— Да, — протянул Хёбу, — а помыться бы нам и вправду не мешало. Я всё ещё пахну землёй.
Хиномия с кислой миной поглядел себе под ноги. К сожалению, они не могли позволить себе долго рассиживаться на одном месте. Наверное, не могли. Если Алан Уолш долгое время не будет получать никакой информации от своих подчинённых, то наверняка догадается, что с ними что-то случилось — и будет настороже.
— Я немного знаю эту местность, — сказал Маги. Кажется, не было ни одной местности, которую бы он не знал, не исследовал волком, где он не смог бы спрятаться или найти пропитание. — Дальше в пути нам встретится ещё множество деревень, рабочих и торговых поселений. Сможем помыться позже.
— Вот о чём я и говорю, — согласился Хёбу. — Надо ехать.
С Сакаки и Фудзиурой они встретились за столом в главном зале. Хозяйка с подрастающей пухлощёкой дочерью тут же подали им троим овощного рагу и жареного мяса, — похоже, Церковь в здешних краях привечали. Хёбу не успел отказаться от своей порции, так что ему пришлось делать вид, будто он тоже ест. При удобной возможности он разделил содержимое своего глиняного горшка между Маги и Хиномией.
— Ешь, — с полуулыбкой, не показывая зубов, сказал он. — Тебе нужно восстанавливаться.
Хиномия вскинул удивлённый взгляд, услышав странный звук, который издал Фудзиура. Его глаза сверкали яростной ревностью.
— В чём дело? — спросил Хиномия, ненадолго отложив ложку.
— Да вы трое просто как… — Фудзиура не докончил, но его ложка описала круг, заключив в него и Хиномию, и Хёбу, и Маги.
— А вы двое как провели день? — спросил Хёбу, на мгновение сверкнув клыками. — Что-то ты невесел. Что, шарлатан оказался настоящим шарлатаном и кормил тебя одними обещаниями?
— Я ничего никому не обещал, — ответил Сакаки, устало поднимая глаза. С него могло статься, что он весь день не смыкая глаз помогал хозяину в коровнике, а после — лечил страждущих.
Когда к ним спустилась Момидзи, шуточная пикировка, грозящая перерасти в настоящий скандал, угасла сама собой. Оказывается, насчёт лошадей Сакаки уже договорился. И они заговорили о том, куда двинутся дальше. Фудзиура время от времени поглядывал на доктора, следя то за его руками, то заглядывал в глаза, когда тот о чём-то коротко сообщал. На лице Фудзиуры время от времени мелькали чувства досады, решимости и долготерпения. Сакаки будто бы не замечал его вовсе, и Хиномии жалко было видеть и понимать, что если и были между ними двумя достигнуты какие-то шаги по сближению, то сейчас, когда они стали на равных, и клетка больше не служила им преградой, Сакаки явно не спешил сближаться ещё больше. Впрочем, прошёл только один день. Возможно, доктор с Фудзиурой ещё смогут найти общий язык. Возможно также не лишним было бы для Хиномии взять пример с Маги и не обращать на Фудзиуру с доктором много внимания: разберутся сами. Но у волнения Хиномии не было логического объяснения. Возможно, он видел в Сакаки себя, свою ситуацию. Он избегал обдумывать её и гадать, что же будет дальше. Он жил сегодняшним днём, а в сегодняшнем дне они с Хёбу и Маги были вместе, и более его ничего не волновало. Но он сдался. Его обеты пошатнулись, его вера более не была чистой, его душа слишком стала зависима от плоти, и это тревожило. То, что доктор не сдавался Фудзиуре, вселяло в Хиномию гордость. Нет, он не мог, как Маги, равнодушно взирать на этих двоих со стороны.
========== Часть 6 ==========
Поев и погрузив поклажу на лошадей, вся их компания вшестером двинулась в путь. Маги составил маршрут таким образом, что перед рассветом, как правило, их отряд подъезжал к очередной деревне и только пару раз им пришлось ночевать в палатках.
В третьей деревне случилось неизбежное.
— Неужели вы за упырём приехали? — спросил хозяин корчмы, весь сияя от неожиданной радости. — Туточки он, никуда не делся, поганец. Мельникова дочь, говорят, на той неделе как раз видела, как он опушкой леса крался к нам в деревню, в коровниках проказничать. Мы ужо и письма писали, и просили купеческих охранников, да в помощи всё отказывают. И тут вы, наконец, приехали.