— Устанавливать истину, — ответил Хёбу, очевидно, лишённый его терзаний. Конечно же, ведь он — тоже монстр, — подумал Хиномия. — Только дикий, необузданный. Но что заставляет его оставаться собою? Ведь не Церковь же. Хёбу Кёске вообще ничего и никого не боится.

Пленённый его харизмой и силой воли, Хиномия действительно отправился вслед за ними, когда они вышли из комнаты и по коридорам выбрались на поверхность.

— Йо, давай, — сказал Хёбу, опустив руку на плечо мальчишки. Они все стояли в ночи возле зева пещеры, заросшего кустарником. Было по-весеннему холодно, но лучше уж свежий воздух поверхности, чем подземный смрад, наполненный затхлостью и смертью. Фудзиура развернулся к проходу, по которому они только что прошли, и беззвучно закричал.

Хиномия какой-то частью своего естества ощутил этот крик — громкий, яростный, ужасающе оглушающий, но всё же ухо не уловило ни звука. Земля, тем не менее, задрожала и всколыхнулась под ногами. Обвал длился, ширился, приближался… Со свода пещеры вниз слетело несколько камней, да из глубины вылетело облачко пыли, — вот и всё, что досталось поверхности. Хёбу одобрительно похлопал Фудзиуру по спине, развернулся и направился вниз по склону, безошибочно определив, куда именно нужно двигаться. А может, он узнал то, что знал Маги, стоило им только вновь объединиться.

Хиномия заметил, что Маги не сводит с Хёбу внимательных глаз, всё время следит за ним. Смотрит прямо, искоса, держит в поле зрения — не отпускает его взглядом. Возможно, связь между ними возобновилась. Возможно, её ещё не было. Хиномии то знать было не дано, как не дано было знать, какие силы и способности даёт она, истинная связь между вампиром и оборотнем, обоюдная и полная.

Костёр из остатков телеги обнаружился под склоном у тракта. Разделённые пламенем, по одну сторону от него сидели Тим с Барретом и хлопотавший над ними Сакаки, а по другую — одинокий отец Ханзо. Сакаки накладывал на голову Баррета повязку, а Ханзо яростно молился, до побелевших костяшек пальцев стискивая в руках распятие.

— Не подходи, нечистый, — буркнул он, не прерывая молитвы.

— Больно надо, — отгавкнулся Фудзиура, а Хёбу, проигнорировав церковника, как пустое место, направился к Сакаки.

— Как дела? — спросил он. Как будто его действительно интересовала жизнь молодого послушника Баррета. А как знать. Быть может, действительно интересовала. Хиномия допустил предательскую мысль в свою голову. Разумеется, Хёбу вполне может интересоваться послушником, в чьих жилах течёт человеческая кровь, смешанная с вампирской составляющей, ладаном, молитвами, святой водой и бог весть ещё чем. Хёбу становится сильнее, когда пьёт из такого сосуда. А Баррет ещё и ранен вдобавок, и наверняка его кровь просто кричит о том, чтобы Хёбу её испил, ведь он голоден. Крови Хиномии ему явно не хватило. Но мысль тут же исчезла, когда Хёбу приобнял Хиномию за плечи. Простым и одновременно собственническим жестом. Его слова были встречены хмурым молчанием, и потому Хёбу зашёл с другого конца.

— Давно не виделись, доктор-шарлатан.

Сакаки вздрогнул, а потом поднялся. Но сразу отвечать не стал, сперва отряхнул руки и будто бы одновременно тем самым вернул себе самообладание.

— Вижу, мой воспитанник помог твоим друзьям спасти тебя? — спросил он.

Хёбу удивился настолько, что даже прекратил обнимать Хиномию.

— Твой воспитанник? — он пытливо посмотрел на Фудзиуру, потом на Маги, который с независимым видом стоял в тени под деревьями и, казалось, ни на кого не обращал внимания. — Фудзиура не твой воспитанник, — ответил наконец Хёбу. — Он мой.

— Ну да, — подтвердил Фудзиура, осторожно приближаясь к костру. На молящегося Ханзо он не обращал внимания, хотя тот и стрелял в него. А может, то был его персональный способ бороться с неприятностями: игнорировать их. — Всё верно. Я со стариком и остальными. Мы вместе. У нас есть дом.

Сакаки ухмыльнулся:

— Дом — это, конечно, хорошо…

— Скорее уж ты — воспитанник моего Фудзиуры, — огорошил его Хёбу. — И если будешь хорошо себя вести, то я, так и быть, разрешу ему взять тебя с собой.

Сакаки явно оскорбился, потому что сделал сложное лицо, но крыть ему было нечем. Он промолчал.

— Ну так что? — поторопил его Хёбу. — Мы отправляемся немедленно, путь у нас неблизкий. Ты идёшь с нами, шарлатан, или остаёшься здесь?

Сакаки удивлённо вскинул брови.

— С вами? Серьёзно? Куда?

Хиномия открыл было рот, чтобы добавить: «Отличная идея, в Ватикане его наверняка знают», — но промолчал. Впрочем, его порыв тоже не остался незамеченным. Сакаки покосился на него, но сказал только:

— У меня здесь есть обязанности. И если… — теперь он покосился на Ханзо, намекая, что если он и сдался, замыкаясь в себе, то в таком случае ответственность за послушников ложится на его плечи. За раненого Баррета, за Хацуне, оставшуюся в Эдвилле. За всех них.

— Если это требуется, — внезапно подал голос Тим, — то я останусь и прослежу за всем.

— Хороший мальчик, — похвалил его Хёбу. — Вот видишь, шарлатан, у тебя есть преемник. Так что тебя останавливает?

— Мой долг, — ответил Сакаки, гордо выпрямляясь, — и моя совесть! Они не позволяют мне…

— Даже наш непогрешимый Хиномия едет с нами, — пробормотал Хёбу. — Я думал, что скорее придётся уговаривать его, чем тебя.

Сердце Хиномии тут же пропустило удар. Его назвали непогрешимым, и кто — вампир. Тем более, не простой упырь, а сам Хёбу Кёске. Ему ли не знать, насколько он грешен… Он удивился, а ещё понял, что его даже не спрашивали, едет он с Хёбу или нет. Это попросту подразумевалось само собой. Но ведь они отправляются в Ватикан не по простой прихоти.

— Это важно, доктор, — сказал он. — Вам тоже нужно поехать.

Сакаки нахмурился и посмотрел на них всех: на Хёбу, на Хиномию, на Фудзиуру.

— Куда вы хотите, чтобы я поехал? — спросил он наконец.

— В Ватикан, — ответил Хиномия. Дальше уже рассказывал он. Как в своё время встретился он с Аланом Уолшем. Каким непримирим тот оказался к людям со смешанной кровью. Как сейчас Хиномия обнаружил пленённого Хёбу — тут раздалось недовольное ворчание со стороны бывшего пленника, и Хиномия быстрее перешёл на их спасение и наконец упомянул письма.

— Покажите, — потребовал Сакаки.

Потом они сличали в свете костра письма Алана Уолша здешним наёмникам и его обращение к самому Хиномии об охоте на Хёбу. Почерка были идентичны.

— Я его помню, этого Уолша, — сказал вдруг Фудзиура. — Он вроде бы праведник, но ради правды сделает любую подлость. Он такой тип. Любит явную видимость пристойности и добивается её любыми средствами.

Сакаки нерешительно отложил письма и поднялся от костра.

— Отец, — позвал он уже давно молчавшего Ханзо. — А вы что скажете?

— «Блаженны дела твои, блаженны слова твои, единым образом верные», — вновь затянул Ханзо, будто опомнившись.

— Для него это слишком сложно, — поморщился Хёбу. — В любом случае, мы не можем взять всех. Большой отряд задержит нас, а у вас, судя по всему, есть раненые. Ладно, малыш, — он обернулся к Фудзиуре с видом «я сделал всё, что мог». — Решай сам.

Фудзиура вышел вперёд и приблизился к Сакаки вплотную. Он оказался ниже его на полголовы, даже выпрямившись во весь свой рост. Сакаки вскинул подбородок, в его облике промелькнуло что-то звериное, всего на мгновение. Хиномия только сейчас обратил внимание, что Фудзиура до сих пор одет в свои рваные обноски. Вот тебе и отряд, собирающийся штурмовать Ватикан в поисках истины. Да сборище нищих и то имело бы более презентабельный вид!

Фудзиура что-то сказал Сакаки. Просто несколько слов. Хиномия их даже не расслышал, несмотря на весь свой обострённый слух. Сакаки взял мальчишку за руку. Просто прикоснулся к его ладони пальцами и тут же отпустил. И, похоже, это каким-то образом повлияло на его решение.

— Хорошо, я поеду, — произнёс он тихо, но услышали его все. Тим кивнул и немного нервно поправил повязку на голове Баррета. Ханзо сбился на середине очередной молитвы. Хёбу удовлетворённо кивнул и отвернулся, направился к Маги.