— Ну, теперь она Хацуне-без-сознания, а твой доктор её лечит. Вот еда, — хмуро произнёс Хиномия, выкладывая в клетку между прутьями лепёшку из белого хлеба с завёрнутым в неё мясным фаршем и овощами, еду местных пастухов.

— Доктор пока ещё не мой, — сверкнув глазами, ответил Фудзиура.

— Поосторожнее с ним, — не зная почему, предупредил Хиномия.

— Я знаю, что делаю.

— Да откуда тебе… — Хиномия оборвал себя и махнул рукой. — Просто постарайся не навредить.

— Он сам вредит себе. Каждый день. Много лет. Его браслеты и цепь…

— Вспомни, каким ты был раньше! — воззвал Хиномия. — Вспомни, как ты был человеком! Он хочет быть таким же!

— Думаешь, я забыл? Постоянный голод и шпыняния, мальчик на посылках, местный попрошайка, — прорычал Фудзиура. — И эти идиоты из церкви, которым было нужно лишь одно: чтобы кто-то пел красиво, пока они обдуряли народ и собирали с них пожертвования во время служений. А знаешь, что делают с мальчиками для того, чтобы они и дальше пели ангельскими голосами? — Фудзиура рявкнул волкодавом. — Я вовремя сбежал оттуда благодаря Стае. А то из меня бы, чего доброго, сделали кастрата.

Хиномия поперхнулся воздухом и закашлялся под насмешливым взглядом Фудзиуры.

— Ну а Сакаки-то здесь при чём? — спросил он, отдышавшись. — Одумайся, прошу тебя. Не стоит мстить ему только за то…

— Я не мщу, — Фудзиура замотал головой. — Наоборот, он для меня очень важен. Я теперь без него себя не представляю!

— Ты же его совсем не знаешь! Как можешь говорить такое? — удивился Хиномия. От этого заявления попахивало ведьминской одержимостью.

— Но хочу узнать, — с обезоруживающей честностью ответил Фудзиура, цепляясь за решётку. — Сперва я думал, он обычный, как все. Но потом…

Раскрылась, скрипнув, дверь, и Хиномия обернулся. Сакаки стоял на пороге, осунувшийся, сгорбленный, и смотрел на него и Фудзиуру.

— Хватит разговоров обо мне, — сказал он. — Дайте отдохнуть.

Похоже, ему было много хуже, чем он выглядел на самом деле. Руки, — заметил Хиномия, — его руки дрожали мелкой дрожью, как у жалкого пропойцы.

— Да. Я пойду, — ответил он согласно, отодвигаясь от клетки и направляясь к выходу. Сакаки, пошатнувшись, пропустил его и держался за раскрытую дверь, пока Хиномия выходил, а после плотно прикрыл её за ним.

Хиномия прислонился к стене коридора и напряг слух, но кроме тихих шагов в комнате больше ничего не было слышно. Потом скрипнули рассохшиеся доски кровати — Сакаки улёгся на неё, похоже, прямо в одежде. От Фудзиуры не донеслось ни слова.

Хиномия, не собираясь более подслушивать, отошёл от двери и направился в свою комнату. Если он кому-то понадобится, все знают, где его искать.

***

Когда к позднему вечеру в гостевой дом явился почтовый служитель в поисках отца Ханзо, Хиномия и остальные послушники уже поужинали. За столом не было Ядориги: ему, неотступно дежурившему возле кровати Хацуне, Хиномия отнёс еды наверх. Сакаки сидел на самом дальнем конце стола и не обращал внимания ни на молоденьких подавальщиц, дочерей хозяина Такера, ни на Хиномию. Он вёл себя так, будто бы действительно не слышал того разговора между Хиномией и Фудзиурой… Нет, он вёл себя так, будто и самого Хиномии не знал!

— У вас всё в порядке? — шёпотом спросил он доктора, когда Тим с Барретом повели почтового служащего наверх, в комнату отца Ханзо; от ужина тот отказался, отговорившись важной епитимьей, которую наложил на себя.

— У меня всё… — Сакаки оборвал себя и хмуро поглядел на Хиномию исподлобья, уставший и осунувшийся. — Нет. У меня не всё в порядке. Но вы мне с этим не помощник. — Проговорив это, он отогнул рукава сутаны, продемонстрировав выжженную до мяса кожу на запястьях под браслетами. — Думаю, мне нужно больше ограничителей… — Он прикрыл глаза и потёр их. — Ещё я плохо сплю. Тотальная усталость. Но… Знаете, я не откажусь от него. Я знаю, что его можно обратить к вере, к свету…

— Это нужно вам, — ответил Хиномия, не спуская взгляда с прикрытых рукавами запястий Сакаки. — А что нужно ему?

Доктор поглядел на него ошеломлённо.

— Надеюсь, вы это не всерьёз? Разве можно допустить, чтобы оборотни жили свободно среди людей?

— Но ведь вы же тоже… — Хиномия осёкся. — Простите. Возможно, я не до конца понимаю всего.

— Мне дана эта кровь и эта плоть во испытание, — мелко дрожащими губами прошептал побледневший Сакаки. — Это испытание моей веры, моей силы. И я справляюсь. У меня есть долг: помогать людям, лечить и спасать их жизни, если то угодно господу. И я буду оставаться человеком столь долго, сколько смогу…

Хиномия хотел сказать, что понимает и извиняется, но не успел. Со второго этажа донеслись крики и стук, а спустя некоторое время к ним по лестнице скатился Тим.

— Отец Ханзо, — испуганно выговорил он. — Он не отвечает. И заперся изнутри. И… — Тим сглотнул и провёл по губам кончиком языка. — И оттуда пахнет кровью.

Хиномия вздрогнул, а Сакаки уже торопился туда, к комнате, стараясь не срываться на бег лишь потому, что вокруг были люди. Хиномия последовал за ним, но ему пришлось притормозить перед хозяином Такером, когда тот схватил его за рукав сутаны.

— Молодой человек, вы кажетесь единственным нормальным и серьёзным из всей этой компании, скажите, у вас всё хорошо? — потребовал ответа хозяин гостевого дома.

Хиномия оборотился к нему и ответил, с трудом сдерживаясь, чтобы не вырваться и не побежать:

— Если даже что-то и случилось, мы не допустим, чтобы простые люди пострадали. Не волнуйтесь, мастер Такер. И перестаньте волновать народ. Доверьтесь нам.

В глазах Чесмала Такера отразился сперва ужас, а затем понимание.

— Что, у нас тут опять вампиры? — шёпотом спросил он.

Хиномия вздохнул: — Мы уже над этим работаем.

— Да, хорошо! Идите!

Хиномия догнал Тима уже у дверей комнаты отца Ханзо. Сакаки стучался к нему, окликая по имени, а изнутри даже до Хиномии доносился запах пролитой крови. Как, должно быть, сильно этот запах ощущался для чутких ноздрей оборотня!

— Ломайте дверь, — потребовал побледневший Сакаки, когда прошла минута, а Ханзо так и не отозвался.

— Я пойду спрошу запасные ключи у хозяина, — предложил побледневший, как умертвие, Тим и снова сорвался с места.

Хиномия, не дожидаясь его возвращения, просто подошёл к дверям, оттеснив доктора, и с силой нажал на дверную ручку, толкая дверь плечом. Заскрежетали и замок, врезанный в дерево, и засов задвижки, выгибаясь в пазах. Тонкая полоска металла не сдержала бы и обычного человека, что уж тут говорить о полувампире. Хиномия поднажал ещё, стараясь основное усилие прикладывать к ручке двери, куда был врезан замок.

Баррет вытащил из кобуры пистолет и приготовился стрелять, если что-то вырвется наружу, потревоженное их вмешательством. Дверь внезапно распахнулась, замок попросту выпал из трухлявого дерева, а задвижка повисла на одном гвозде, дребезжа. Хиномия распахнул створку и ворвался внутрь.

Отец Ханзо лежал на кровати бледный как мел. На его груди, прильнув и свернувшись, как огромная чёрная кошка, умостилась сестра Мэри. При виде Хиномии и стоящих за её спиной Сакаки и Баррета она вскинула голову и зашипела, скаля игольно-острые зубы. Постельное бельё под Ханзо было всё в крови, натекшей из раны на шее. Вампирица не ела, похоже, насытившись уже давно ещё теми жертвами из гробов.

— Сестра Мэри?! — выкрикнул Сакаки, ужасаясь.

— Отойди от него, мразь богомерзкая! — потребовал Баррет, держа чернокожую церковницу на мушке. По нему было заметно, сколь страстно он мечтает выстрелить, но боится попасть в Ханзо.

Хиномия бесстрашно шагнул к постели, намереваясь отшвырнуть вампирицу прочь, если та не сбежит сама, но остановился как вкопанный.

Ханзо поднял руку и положил её сестре Мэри на голову. Та охотно подчинилась движению, укладываясь обратно ему на грудь. Потом прижалась ярко-алыми губами к ране, слизывая кровь. Хиномии показалось, что он слышит, как гулко и медленно бьются их сердца в унисон.