Он раскрылся, встречая очередное движение, так нужное ему сейчас. Его больше не волновали ни звуки влажных тел, ни вытекающее из него чужое семя, он принимал всё. Маги наконец будто почувствовал в нём эту перемену, полное согласие и смирение. Он вновь ускорил движение, возвращаясь к мерному ритму, волнами возносящему тело Хиномии всё выше и выше к некоей знаковой вершине, достигнув которой, он обязательно падёт в пропасть. Всё ближе и ближе. Так жёстко, что почти больно, но это была приятная боль, Хиномия впитывал её, как неизбежную составляющую звериной сущности Маги и своей собственной двойственности.

Ему никогда не сделаться обычным человеком, он не выбирал своей судьбы, он никогда не станет обычным, потому что он попросту не знает, что такое — быть обычным. Он сам по себе, но сейчас он не один.

Развернув шею, он сумел коснуться горла Маги губами и почувствовал мелкие давно зажившие шрамы, покрывавшие его кожу. Здесь из него пил Хёбу… Хиномия укусил его, и дыхание Маги шумно сбилось, он застыл на пике очередного движения и вздрогнул. Хиномия будто воочию увидел всё то колоссальное напряжение, что Маги прикладывает к себе, чтобы не сорваться и не превратиться в зверя в ту же секунду. Словно чтобы подстегнуть его, он качнул бёдрами, привставая и вновь насаживаясь на его плоть. Маги возобновил движения, а ещё потёрся щекой о его лоб. Хиномия прикрыл глаза. Это было что-то новое между ними. Почти понимание. Хёбу… Его не хватало им обоим. И Маги пришёл к нему потому, что когда-то они были вместе все втроём. Его тоже бросили? Но почему?

Движение рук, алчно оглаживающих живот и постепенно спускающихся ниже, сказали Хиномии, что сейчас явно не время для размышлений, все мысли покинули его, как только ладонь, слепо касающаяся его тела, нашла наконец член и сжалась. Он коротко охнул, встретив, наконец, это долгожданное прикосновение. Другой рукой Маги огладил его бедро и впился пальцами в ягодицы, стискивая их с такой силой, словно хотел расцарапать кожу. Хиномия стиснул зубы, чтобы не закричать, не завыть — не от боли, а от ощущения подступающего звериного безумия. Едва ощутив на себе чужую сильную руку, он возжелал, чтобы она пронзила его насквозь. Он сжал мышцы на чужом члене, и Маги рыкнул, а в следующую минуту втиснул в его проход пальцы, принуждая его снова раскрыться — влажная кожа легко расступилась перед вторжением. Хиномия жадно вздохнул, насаживаясь на Маги, подаваясь бёдрами вперёд, в его тесный кулак и назад, на его член. Он достиг пика внезапно и ярко, задрожал, изливаясь семенем, сжался, ощущая, как и Маги вторично кончает у него в глубине.

Момент единения ударил по нему с внезапной силой, краткий миг, когда не было ни церковников, ни оборотней, а просто — его тело в близких объятиях; меж ними протянулась некая нить, и Хиномия тянул и тянул за неё, слушая, как сорванно и хрипло дышит Маги, как рвано бьётся его сердце, ощущая запах леса, свежего пота и пролившегося семени. Для него сейчас это был запах возрождения, и на ту же долю секунды Хиномии показалось, что ничего не закончится вскорости, что будет длиться вечно и их связь, и их соитие, и эта ночь, и их путь, а в конце будет ждать Хёбу, который примет обоих…

Маги отпустил его руки и разомкнул объятия. Он вышел, отодвинулся, оставляя Хиномию одного, сразу ощутившего ночной холод на разогревшейся и вспотевшей коже. Маги отодвинулся, но нить, натянувшаяся между ними, — осталась. Хиномия обернулся и проводил его вопросительным взглядом: чувствует ли он? Не мерещится ли ему? Он по-прежнему ощущал Маги. Так тихо и призрачно, что это ощущение можно было бы принять за шутку подсознания. Но Маги не казался ни удивлённым, ни растерянным, а, стало быть, всё было только у Хиномии в голове?.. Нет.

— Это скоро исчезнет, не волнуйся, — сказал Маги, одеваясь в брюки и тёмную рубашку, так буднично, будто он уже десятки раз делал это при Хиномии.

— Но это… Почему?..

Маги пожал плечами.

— Ты вампир наполовину. Поэтому ты можешь устанавливать связь. Если хочешь. Сейчас — установил.

Кажется, или Маги выглядел чересчур удовлетворённым? Хиномия смутился. Ещё бы нет! Он только что кончил дважды и…

Он вздохнул и потёр лицо. Губы саднило; похоже, он основательно искусал их, стараясь сохранить тишину. Болели не только губы. Что уж говорить о… Если бы не регенерация полувампирского тела, днём он наверняка не смог бы двигаться как обычно.

— Это из-за метки? — спросил Хиномия, касаясь своего плеча.

Маги склонился к нему.

— Это из-за того, кто ты есть. Если выпьешь моей крови, то сможешь больше.

Хиномия отпрянул. Нет. Стать кровопийцей? Никогда.

— Как знаешь, — правильно растолковал его движение Маги и отошёл сам. Шаг, другой — и вот он уже неясная фигура среди теней и ткани. Мгновение — и он исчез, и Хиномии показалось даже, что завязанный полог палатки даже не шелохнулся. Откуда у Маги подобные способности, присущие только вампирам, исчезать, как дым? Он покачал головой и принялся, как мог, приводить себя в порядок. Хорошо было бы ещё поспать. Если он сможет.

***

Утром доктор Сакаки был рассеян и умудрился выронить склянку со своей чудодейственной мазью — та бы наверняка разбилась, если бы Хиномия не поймал её у самого пола. Руки Сакаки подрагивали.

— Отлично, — сказал он, массируя плечо этими самыми подрагивающими пальцами, — скоро вы от неё избавитесь.

Кажется, ожоги от серебра на его запястьях стали глубже. Они не проходили, а наоборот, как будто разрастались. Наплевав на личное пространство, которое Сакаки, умеющий читать людей и нелюдей прикосновением, чтил так же свято, как любой другой церковник Святое Писание, Хиномия схватил его за руку, поднимая рукав.

— У вас всё в порядке, доктор? — спросил он тихо.

Сакаки отчего-то метнул быстрый взгляд на клетку с Фудзиурой, но тот даже не пошевелился внутри, с безучастным видом взирая на полотняную стену палатки мимо Хиномии.

— Да. Всё хорошо. Я его сдерживаю, — произнёс Сакаки, очевидно, поняв, что Хиномия не отпустит его, пока не добьётся ответа.

— Его?

— Моего… гм, моего зверя. Сейчас не лучшее время, чтобы говорить о нём, простите…

— Это как-то связано?.. — Хиномия не докончил, но прозорливо верно растолковал взгляд Сакаки. Доктор хорошо к нему относился, и ему очень хотелось отплатить ему тем же, вот только как? Если на самочувствие Сакаки повлиял Фудзиура, то не лучше ли будет отпустить мальчишку или перепоручить охрану его кому-нибудь другому, хотя бы тому же Ядориги. Он уже неплохо обращается с одним оборотнем, с Хацуне, от второго, сидящего в клетке, хуже не будет.

Свои соображения Хиномия изложил Сакаки, с удивлением замечая, как доктор мрачнеет, а потом пятится, мотая головой. Бледная гримаса на его губах казалась призраком его прошлой улыбки, открытой и светлой.

— Нет. Спасибо, но нет. Мне не нужна ваша забота, как вы не понимаете? Мы… Я справлюсь сам.

Хиномия сделал вид, что не заметил оговорки. Самым лучшим, если помощь отвергают, было бы извиниться и уйти — что он и сделал. Излишним было говорить, что он ничего не скажет Ханзо и остальным. Хиномия попросту кивнул и вышел, резким взмахом руки откинув полог палатки, где ему больше не были рады.

Сегодняшнее утро ознаменовалось ещё одной потерей. Та нить с Маги, которую Хиномия ощущал, засыпая ночью, сейчас уже истончилась и исчезла. Всё, как тот и обещал. Слишком тонкая, чтобы быть по-настоящему сильной. Стоило Маги уйти, как всё исчезло. То единение, которое, — Хиномия не признавался сам себе, но чувствовал, — согревало его, изгоняя привычное одиночество. Оставалось надеяться лишь на одно — и он гнал прочь от себя эти чаяния и надежды, тщетно, конечно, — что Маги придёт вновь и этой ночью, чтобы сделать его своим. Придёт — и связь возобновится.

Но Маги не пришёл ни этой ночью, ни следующей. Их отряд спустился на равнинный тракт, и дорога стала более оживлённой. Возможно, присутствие посторонних людей на тракте, — селян, живущих поблизости или возделывающих поля неподалёку, а также купцов, проезжавших днём и ночью небольшими караванами в три-пять обозов, да регулярно следующие туда-обратно ярко освещённые почтовые кареты — возможно, всё это мешало оборотню таиться в тенях и неотступно следовать за их отрядом?