Фудзиура вёл себя тихо и послушно, хотя Хиномии чудилось в его согбенной фигуре желание распрямиться и размяться. В нём клокотала внутренняя энергия, звериная ипостась ощущалась сгустком голода по движению и скорости, и тем ненормальнее было Хиномии видеть Фудзиуру неподвижным.

— С ним всё хорошо? — спросил он, переведя взгляд на Сакаки.

— Да, — ответил доктор. — Думаю, я сумел заинтересовать его, так что сейчас он согласен со мной сотрудничать.

— Заинтересовать? — переспросил Хиномия.

— Это сложно объяснить человеческими словами, — помедлив, сказал Сакаки. И больше ничего не объяснил. — Партию в шахматы перед сном? Хотя, нет. Вы и так с ног валитесь. Пожалуй, сегодня отпущу вас без игры.

Было так явно похоже, что его стали выпроваживать из палатки, что Хиномия натянуто улыбнулся.

— Конечно, я пойду спать, — ответил он. — Останусь сегодня непобеждённым.

Сверкая одинаково фальшивыми улыбками, они с доктором распрощались. Ему просто нужно время побыть одному, — извинял Хиномия Сакаки, направляясь к своей палатке. Или Тим, или Ядориги, установили её в самом дальнем конце лагеря. Может, тем самым они и пытались показать, что не считают Хиномию своим, но он только благодарен им был за этакое пренебрежение. Дальше от остальных — ему же спокойнее.

И всё же странное поведение доктора не давало ему покоя. Сделав круг по лагерю, обойдя все палатки, Хиномия кивнул Баррету, клюющему носом возле костра, и осторожно, почти крадучись, направился обратно. Внутрь он пробраться не пытался, но его слух уловил в палатке Сакаки голоса. Один голос принадлежал доктору, а другой — спокойный и речитативный — похоже, Фудзиуре. Псалмы они там что ли читали по памяти? Хмыкнув себе под нос, Хиномия всё-таки отправился к себе.

Маги соткался из теней, как только вход в палатку был зашнурован изнутри. Хиномия развернулся и попросту уткнулся ему в грудь. Если бы не крепкие руки, охватившие его плечи, того и гляди упал бы. Несмотря на полную темноту, глаза Маги поблескивали молочно-белым светом. Хиномию мурашки продрали по коже от этого взгляда. Короткое биение сердца он стоял неподвижно, а потом его руки поднялись и принялись расстёгивать ворот сутаны. С каждым мгновением дыхание его ускорялось. Маги коротко вдохнул его запах, очевидно ощутив примесь смолы и травяной пряности. Потом повёл губами по его коже, сперва в том месте, где была метка, потом перешёл на противоположную сторону и поцеловал неповреждённую часть шеи — нежно и бережно. Когда он осторожно сжал зубы на коже, всего лишь намечая укус, из горла Хиномии вырвался короткий возглас. Сразу же ему на губы легла ладонь: Маги хотел, чтобы он сохранял тишину. Хиномия коротко задышал, и воздуха ему сразу же стало не хватать. Сутана и брюки исчезли с него в мгновение ока, его, обнажённого, Маги опять развернул к себе спиной, толкнул вперёд, и Хиномия подумал, что и в этот раз всё случится как тогда — он был готов к этому, но Маги захватил его шею локтем и потянул к себе, заставляя оставаться сидеть на коленях. Нащупав чужие бёдра, Хиномия раздвинул ноги и вздрогнул, когда его коснулись пальцы, чем-то смазанные. Пропустив их внутрь — и всё без звука, молча, кусая губы, — Хиномия зажмурился. Он… Он не сразу заметил, что вцепился в колени Маги изо всех сил, только когда его запястья обернули жгуты волос и пришлось повиноваться их движению и разжать пальцы. Его руки оказались заведены за спину и связаны одна с другой за предплечья, а Маги, до этого упирающийся членом ему в ягодицы, хрипло шепнул на ухо:

— Давай сам.

Хиномию выгнуло вперёд, но путы на руках не пустили далеко. Ему пришлось вновь выпрямляться и теперь… Теперь… Почему он это делает? Зачем? С оборотнем? Что это, какое-то остаточное вампирское колдовство Хёбу? Его никогда по-настоящему не влекло ни к женщинам, ни к другим мужчинам, и только Хёбу смог завладеть его мыслями и телом настолько, что он начал отдаваться ему и находить в том удовольствие. Хёбу, а с ним и Маги. И теперь он должен был сам…

Если Маги добивался того, чтобы он окончательно пал, то это случилось сегодня. Когда он, изгибаясь и балансируя на коленях со связанными за спиной руками, насаживался на его член, повинуясь движениям чужих пальцев, раскрывавших его вход. Впустив чужую плоть в себя до конца и прижавшись к телу Маги вплотную, Хиномия застыл. Первый толчок заставил его вскинуться — такой плавный и медленный, он приподнял его вверх, заставив напрячь колени и бёдра. Раз уловив ритм и манеру движения, он уже не смог остановиться и принялся двигаться. Ощущение чужой плоти, раздвинувшей его тело, заставляло двигаться, ворочаться, искать что-то лучшее, приятное. Когда по его груди и животу пробежались пальцы и щекотные пряди волос, Хиномия закусил губу сильнее. Как ни странно, эти ласки заставляли его сильнее ощущать, как плотно он надет на член, как натянут. Голова закружилась, и Хиномия мотнул ею, сгоняя дурноту.

Маги схватил его за плечи и потянул, привлёк к себе, заставляя откинуться спиной ему на грудь, затылком — на сгиб плеча. Хиномия услышал его напряжённое дыхание, когда развернул голову, увидел едва заметную линию подбородка, сжатые до желваков челюсти, покрытые короткой щетиной. От волос Маги, как и вчера, пахло лесом.

Хиномию подбрасывало на волнах его движений, выгибало от каждого проникновенного толчка бёдрами. Он коротко дышал и, не сумев сдержаться, ахнул в голос, когда Маги свои движения ускорил. Его тело будто взбесилось, его руки сжались, его плоть таранила и проникала, и не было ни малейшей возможности сдержать этот натиск — Хиномия расслабился, отдаваясь, и Маги кончил один. Его участившееся дыхание внезапно прервалось, мускулы напряглись и замерли, бёдра коротко дрогнули. Хиномия прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, — его взволновал внезапный чужой оргазм, но не настолько, чтобы испытать сходное чувство. Он разочарованно вздохнул.

— Подожди, — шепнул Маги, и он послушно замер, ожидая неизвестно чего. Там, внутри, где теперь было влажно от чужого семени, Маги оставался таким же жёстким и большим. Он не отстранялся, продолжая удерживать Хиномию связанным и безвольно лежащим на его плече.

Когда руки прошлись по его плечам и животу, Хиномия прикрыл глаза. Случайно или намеренно, пальцы Маги не касались его плоти, и та изнывала от пульсации крови и напряжения, и не думая опадать. Разочарование оттого, что его оставили одного, только подстегнуло болезненное возбуждение.

— Зачем ты следуешь за мной? — спросил Хиномия, высказал волнующий его весь день вопрос вслух. — И зачем… всё это?

— Я могу убить любого из них. Кого скажешь. Всех.

Он слышал, как в горле Маги заклокотало звериное рычание. Его пальцы скользнули по метке, и Хиномия будто въяве ощутил, как на плече опять смыкаются зубы. Он содрогнулся от этой мнимой ласки.

— Не убивай никого, — сказал он.

Убивать нельзя, ведь иначе следующая охота придёт уже за Маги, разве он не понимает этого?

Маги непокорно толкнулся в его тело, показывая, как ему не нравится этот приказ. Или просьба. Хиномия не знал, как он воспринимает его слова. Меж их телами влажно хлюпнула жидкость, и Хиномия сжался, подавив недовольный возглас. Маги толкнулся снова, заодно заставляя его изгибаться, и теперь Хиномия даже ощутил влагу, истекающую на его кожу. Он дёрнулся отодвинуться, но Маги лишь сильнее сжал путы на его руках, не позволяя шевелиться. «Разговаривай с ним», — подумал Хиномия и спросил:

— Фудзиура… А ты не собираешься спасать его?

Маги застыл.

— Нет. Для него это урок. Он сам волен прервать его, когда решит, что достаточно. Пока что он не хочет. У нас не принято вмешиваться в личные дела друг друга.

— Ну, по крайней мере, он знает, что ты здесь.

— Я здесь не из-за него. А из-за милорда.

Хиномия замолчал, вспомнив о неизбежном. Когда их отряд найдёт Хёбу, жизнь церковника Хиномии так или иначе прервётся. Я бы хотел умереть от его руки, — понял Хиномия, вжимаясь затылком в плечо Маги. Он и Хёбу — ближе них двоих с ним никого не было, и он хотел бы, чтобы кто-то из них прервал его существование: так было бы правильно.