— Хитрец, — насмешливо сказал Варкалис, и в щёки Тсану плеснула краска стыда. А в следующее мгновение Варкалис всё-таки ударил — мягко, почти бережно, почти дразняще. Тсан ощутил зуд и покалывание и мимоходом подумал, нет ли здесь какой магии? Но Варкалис ведь говорил, что сейчас его магический резерв истощён, и, стало быть, всё, что Тсан сейчас ощущал, было реакцией его собственного тела, и только. Ещё два удара, один за другим почти без остановки. Жжение в растревоженной коже, жажда прикосновения. Когда Варкалис коснулся его, Тсан чуть не ахнул от облегчения.

— Лежи смирно, — шепнул Варкалис, и Тсан понял, что каким-то образом умудрился привстать с жёсткой циновки, приподняться ему навстречу. Рука Варкалиса нажала сперва на поясницу, укладывая его обратно, а потом в очередной раз прошлась по горящей коже. Тсан жаждал, чтобы эта ласка никогда не кончалась. И следующего удара — тоже ждал. Он сумел принять его почти ровно, спокойно, как ту же ласку, только более жёсткую, он пропустил удар сквозь себя, а весь тот пламень, что он нёс, весь жар, впитал телом.

Варкалис вновь нажал ему на поясницу, и рука его прижалась к коже сильнее, плотнее, размазала по ней выступивший пот. Следующий удар оказался сильнее предыдущих, ремень опустился с громким шлепком, Тсан ощутимо вздрогнул, и Варкалис ждал этого: он не убирал руки, продолжая нажимать ему на пояс. Жар, жжение и лёгкая, почти издевающаяся над ним боль, дразнящая, будоражащая. Тсан уже давно дышал тяжело и неровно, теперь же, перед десятым ударом, он затаил дыхание, прижал лицо к грубой циновке, щекой надавив на волокна.

Он ждал, терпеливо перенося поглаживания руки Варкалиса, готовясь принять очередное прикосновение ремня. На этот раз пальцы не только огладили его пылающую кожу, но и прошлись меж плотно сжатых ягодиц, не нажимая, а всего лишь поглаживая поверх. Тсан сжался ещё больше, давя в себе панику: он не понимал сейчас, чего опасается сильнее, ударов или этих лёгких прикосновений пальцами. Шлепок ремня, такой же яркий, сильный, как и предыдущий, не дал ему того ощущения обжигающего жара, к которому Тсан готовился. Он зажмурился и крепче прижал лицо к полу, коснувшись циновки губами. Он хотел… хотел…

Без предупреждения последовали сразу три удара. Варкалис клал их один под другим, каждый раз ниже, заставляя непроизвольно вздрагивать. Под веками Тсана всё заволокло багровым маревом. Ещё один шлепок, слабее остальных, показался ему обжигающим, потому что лёг на уже исхлёстанную кожу. Тсан невольно подобрал под себя согнутое колено, будто собирался сбежать. Но бежать было некуда, от себя не сбежишь.

На сей раз Варкалис не заставлял его ложиться обратно. Он начал гладить его дальше, будто и не прерывался. Пробное прикосновение между ягодиц и более глубокое, нажимающее на скрытые мышцы, пальцы, оглаживающие горящую исхлёстанную кожу по кругу, ладонь, разгоняющая кровь. Тсан мелко задрожал, когда ощутил, как бережно, но неотвратимо Варкалис намечает свои прикосновения пальцами. Сперва осторожное поглаживание, потом небольшое усилие, потом лёгкий толчок. Он хочет его внутри, — подумал Тсан и, не понимая, зачем это делает, зачем раскрывается, расслабил сжатое отверстие.

Варкалис убрал руку, и ткань его одежды зашелестела снова на замахе. На сей раз Тсан не напрягался, он ждал удара, он хотел его. Под щекой было мокро. Что это, слёзы или слюна из приоткрытого рта? Тсан зажмурился сильнее, встречая хлесткий удар ремнём. И ещё один. Сколько ещё осталось? Сколько ещё он сможет вынести и не сойти с ума? Варкалис ласкал его ремнём, гладил хлёсткой кожей, дразнил, выманивал из его скорлупы, вытягивал из его тела какие-то незнакомые реакции.

На следующем ударе Тсан протяжно простонал. Рука Варкалиса тронула его за член, и Тсан вздрогнул от неожиданности. Сократились мышцы его живота, сжались бёдра. Член его оказался болезненно напряжён и пульсировал. Совершенно не думая, Тсан потёрся им о ладонь Варкалиса, с трепетом ощущая, как плотно сжались для него пальцы. Он сцепил зубы, стараясь спокойно вынести эту незаслуженную сейчас ласку. Шлепок ремня оказался для него полностью неожиданным, и Тсан вздрогнул, дёрнулся, вжался членом в кулак Варкалиса плотнее, сильнее, потом плавно повёл бёдрами, зажимая его руку между своим животом и циновкой. Варкалис не отнял руки, но другой, держащей ремень, хлестнул его снова. Тсан задвигался, застонал, его мышцы судорожно сократились, стараясь найти выход от боли и жжения в привычных ощущениях, сосредоточенных в паху. Пальцы Варкалиса чуть сжались, и это тоже было хорошо.

— Это последний, Тсан, — шепнул Варкалис, — приготовься.

Кто последний? Что? Тсан не понимал ничего. Ему хотелось. Ему было нужно. Хлёсткий удар ремня показался желанным и необходимым. Тсан глубоко вздохнул, ощущая, как вспыхивает его обожжённая кожа и медленно расслабляется, как жжение и боль разносятся по телу удовольствием и негой. Ему было нужно так немного, чтобы…

Варкалис выпустил его из пальцев, не давая закончиться начатым движениям. Негромко позвал:

— Айни? Иди сюда… Вот так. Дай мне…

Их голоса не значили ничего, а прикосновения были всем. Тсану было всё равно сейчас, кто трогает его, кто касается обнажённой кожи и запретных мест, кто именно скользким от масла пальцев наконец-то проникает внутрь. Разгорячённое тело жаждало лишь разрядки, он не ожидал, что так будет, не подозревал, что его смогут ввести в подобное состояние. Скрытый шёпот, что-то объясняющий, тоже не имел значения.

Тсан лишь застонал, когда поверх неутолённого жжения на ягодицах почувствовал прохладные руки. Когда прохладные пальцы медленно вошли внутрь, он только больше подался навстречу прикосновениям, так это было хорошо. Кажется, пальцев было больше, чем один, они раскрывали его вместе, но и это было не важно.

«Чувствуешь?» — шепнул Варкалис, и что-то яркое, жгучее опалило Тсана изнутри. Он по-животному протяжно простонал, растеряв все слова: он чувствовал. «Тебе нравится?» — ещё один стон; он погибал, он сгорал… Его тело извивалось, оно жаждало высвобождения. Он потёрся членом о жёсткую циновку, вжался в неё бёдрами, безжалостно царапая нежную кожу. Всё равно, лишь бы дать выход этому несравнимому чувству, этой лавине, этой…

Скользкие в масле пальцы пробрались к его бёдрам через раздвинутые ноги, взялись за ствол члена, вытянули его вниз, болезненно разгибая. Тсан распахнул глаза и ахнул в голос. Ладонь мазнула по напряжённой головке, а пальцы внутри снова нажали на то сладкое, горячее, посылая по хребту, по нервам жгучую яркую дрожь. Его чаша переполнилась, Тсан беспомощно вскрикнул, теряя рассудок, кончаясь и кончая. Его оргазм длился и длился, он набирал в лёгкие воздух и выталкивал его со стоном, с криком, не в силах смолчать и стерпеть. Когда всё прекратилось, схлынуло, то Тсан какое-то время просто дышал, удивляясь, что ещё может это делать, поражаясь, что жив.

Его руки оказались свободны. Оказывается, хлипкая верёвка всё-таки разорвалась. Он неловко поднялся и сел, непослушными пальцами стараясь развязать узел на одном из запястий. Его пальцы остановили руки Айни.

— Дай я, — шепнул он и, не дожидаясь от него ответа, взялся за верёвку сам.

Сверху опустилось одеяло. Варкалис принёс его из дальней комнаты, словно понимая, что Тсан не сможет сейчас и шагу ступить, ляжет прямо здесь. Одеяло укрыло и его, и Айни.

— Спите, — проговорил Варкалис, заботливо расправляя одеяло над Айни. — Я послежу за очагом.

Тсан не мог спать, но проваливался в странное забытье и вновь выныривал из него. Он слышал, как свистел чайник, веками чувствовал тусклый свет от прогоревших, припорошенных золой углей, впитывал тепло Айни, уже уснувшего и тихо сопящего под боком. Он подумал, что сегодня отчего-то только он один получил удовольствие. Хотя обычным его невозможно было назвать. Извращённым, неправильным… Но они участвовали в нём все вместе. И ни слова неодобрения он не услышал ни от кого… Стало быть, всё в порядке? Но почему он ощущает себя так, будто вымарал грязью не только себя, но и Айни? Почему ему стыдно думать о своём наслаждении?