— Ничего… ничего, — пробормотал Варкалис, уже заканчивая взнуздывать своего коня. Тсан не отставал от него. Об одном он хотел лишь сказать, но понимал, что сейчас не время. Как только Варкалис успокоится, он и сам всё поймёт. Поймёт, что видел те же сны, что и сам Тсан. Сны о том, что происходит с Айни. Сны, свидетельствующие о том, что между Айни и Варкалисом тоже существует связь.
Но Тсан не хотел говорить об этом, указывать сопернику на его явное преимущество. Вместо этого он спросил:
— Откуда ты так хорошо знаешь эти места?
— Проводил здесь много времени в детстве, — ответил Варкалис, поворачивая коня на запад вслед за Шассером. — Здесь я вырос. И мой замок тоже поблизости. Я в нём давно не был. Со смерти брата, когда меня вызвали в столицу на похороны.
Больше они не разговаривали, а только двигались и двигались вперёд. Рассвело, они поели на ходу, не слезая с сёдел, походных галет с кусочками сушёных фруктов, запивая их холодной водой из фляг. Тсан всё прислушивался к себе, стараясь хоть что-то уловить от Айни, какое-то ощущение или видение, но в мыслях его было одиноко и тихо. Судя по молчанию, Варкалис тоже ничего не видел. Он боялся гадать о том, что это может значить, Айни мог быть без сознания, убит или в таком шоке, что ничего не воспринимал. Ощущение извне пришло во второй половине дня. Тсан внезапно увидел себя, стоящего на коленях на полу в духоте и полутьме кареты, раскачивающейся на рессорах. Руки связаны за спиной; запястья обвязаны таким странным образом, чтобы кровообращение не останавливалось в перетянутых сосудах, и примотаны к предплечьям, а те, в свою очередь, короткой перемычкой соединены с петлёй, накинутой на шею. Руки были вывернуты и болели, колени болели тоже из-за твёрдого пола, постоянно приходилось держать равновесие, чтобы не упасть. Рядом на широких скамьях, один напротив другого, сидели два человека. Тот священник в пурпурной мантии, Редален, и монах с юга, поклонявшийся многорукой богине. Нагота больше не причиняла страданий, Айни забыл о ней. Если он валился на пастора Редалена, тот отпихивал его от своих колен прочь; синяки от пинков и ссадины от ударов, удушье из-за сильно натянутых рук Айни старался не замечать. Если же карета подпрыгивала на кочках, и его кидало в сторону монаха, тот позволял какое-то время прислоняться к нему, поглаживал его по верёвкам, проверяя натяжение и разминая ему пальцы. Связать его так было задумкой монаха. Айни исподволь начало казаться, что южанина интересовало его тело. Бог весть, с какой целью, с плотской или теологической, в любом случае, он предпочёл бы избавиться от внимательных изучающих взглядов, после которых ощущение липкой плёнки на коже ещё не скоро покидало его.
Тсан скрипнул зубами, одновременно радуясь, что Айни жив, и ненавидя пурпурного священника, затеявшего это похищение. Его сжигала ненависть. Он хотел убивать. Судя по неестественно выпрямившейся спине Варкалиса, тот хотел того же.
Внезапно Тсан подумал вот о чём. Как ловко смуглый южанин прикончил Косна Седека, актёра, как метко он выстрелил в него своими метательными ножами. И как бездарно он трижды стрелял в него, не сумев убить. Расстояние было примерно одно и то же, освещение примерно одинаково, и напрашивался один неутешительный вывод: Тсан не умер лишь потому, что монах не собирался его убивать. И, кстати, как вообще вышло так, что в труппу актёров-похитителей затесался этот человек? Откуда он вообще узнал об Айни? Возможно, от своего старого учителя, который побывал у них во дворце, в Срединном Королевстве, когда читал молодой принцессе лекции о предстоящем замужестве. Но какие цели он преследовал, почему интересовался Айни? Никто не мог дать ему ответы на эти вопросы, и Тсан, так и эдак покрутив их в голове, оставил тщетные попытки обрести прозрение.
Во второй половине дня им пришлось спешиться и дальше долго идти шагом, ведя лошадей за собою. Тропа сузилась и превратилась в узкую наклонную прогалину, полную обледенелых камней и снега. Судя по увеличивающемуся его количеству, они поднимались, взбирались по полого поднимающемуся склону всё выше и выше. Вокруг не было ни души, лишь однажды вдалеке и гораздо выше них проскакало стадо горных баранов. «Неужели Варкалису разрешалось бродить здесь в детстве», — мимоходом подумалось Тсану. На его взгляд, этот край, каменистый и холодный, мало подходил для прогулок молодого принца. Верно, Варкалиса не воспитывали, как наследника, он родился вторым и рос вдали от двора и столицы, и всё же. Тсан перебрал в уме всё, что разузнал о нём. Мать умерла рано, во время пожара, виновником которого иногда называли молодого Варкалиса. После пожара младшего принца вывезли из столицы и отправили воспитываться на север. Детство он провёл в личном замке. Теперь, ведя коня в поводу, оскальзываясь на шатких обледенелых камнях и обозревая окрестности, Тсан склонен был считать, что проживание в замке было заключением, а не воспитанием. Из столицы ему выписывали учителей, — так он перезнакомился с учёными из Академии. Затем Варкалис был отправлен на воспитание в Духовную обитель, когда проявил склонность к учёности и наукам. А затем произошло то происшествие со старшим братом и его семьёй. И в Варкалисе срочно возникла надобность, вот только он оказался уже взрослым человеком, холодным и опасным, как эти горы, въедливым и циничным, как истинный учёный. Попав в политические сети соседских договорённостей и дипломатических переговоров, он, единственный прямой наследник, не нашёл причин отказаться от династического брака, и так здесь появились они с Айни. Ранние покушения устраивались на одного Варкалиса, дальнейшие устраивались с целью уничтожить супругу наследного принца, могущую подарить ему сына, но теперешнее похищение, по всем признакам, не было связано с проблемами престолонаследия, охотились именно за Айни, ребёнком, родившимся от смешения двух рас. Однако… Тсан вспомнил слова дядюшки Варкалиса, которые тот выкрикнул во время похищения. Ему обещали, что никто не пострадает. Что это было, они наконец-то выявили настоящего предателя? Который стакнулся со священником из-за границы? Откуда у вечно пьяного брата королевы Лисс подобные связи и знакомства? Увы, без расследования было не обойтись, но сводный дядюшка Варкалиса остался в столице, а они — здесь, в горах на севере. И если Айни не удастся спасти, он останется служить Варкалису, потому что принёс ему клятву верности… Нет, они спасут Айни, или он погибнет! Тсан стиснул руку, почувствовал тупую боль и только тогда вспомнил, что утром они не делали перевязку и не проверяли рану. Было не до того. Они старались достичь Ирисового Перевала раньше кареты.
Увы, Айни плохо рассмотрел её и спутников своего нового похитителя. Два священнослужителя и, кажется, возница. Верно, народу было меньше, чем в труппе бродячих актёров и разбойников, но Тсан подозревал, что в лице служителей Единого бога наткнётся на умелых бойцов. Может быть, не таких умелых, как монах с Юга… Может быть, он справится с ними, не имея возможности держать щит или кинжал левой рукой, а всего лишь орудуя мечом.
К Ирисовому Перевалу они вышли на закате. С севера к обширной площадке подходила утоптанная дорога, ровная и полого уходящая вдаль. В центре площадки располагалось странное сооружение, похожее на произвольно расставленные и положенные каменные плиты, иссечённые ветром и обкатанные дождями.
— Раньше это были одни из торговых врат, расположенных по всей стране, — сказал Варкалис, спешиваясь и осматриваясь. — До войны караваны отходили отсюда каждую неделю. А в округе было временное поселение, палаточный городок, вечное место обитания торговцев.
— Ещё до вашего рождения всё прекратилось, — добавил Шассер, до этого молчавший. Он взирал вокруг со странным ностальгическим выражением на лице. Сейчас, на взгляд Тсана, смотреть особо было не на что. Хотя перевал и назывался Ирисовым, ни одного цветка он поблизости не заметил. Возможно, здесь хорошо весной и в начале лета, когда низкорослые горные ирисы расцветают на солнце, расцвечивая гору и окрестности золотом своих лепестков. Сейчас в округе царила холодная каменистая безжизненность, продуваемая ветром. Вдобавок вновь пошёл дождь, косыми каплями устилая камни и низкую пожухлую траву. Когда солнце село наполовину, дождь превратился в снег.
