Сехуну нравится видеть, как девушка скользит по его груди не только руками, но и взглядом, закусив при этом нижнюю губу, и он прижимает её ближе к себе, впиваясь очередным поцелуем. Ханни отзывчиво подаётся бёдрами вперёд, и Сехун еле удерживается, чтобы не издать никаких абсолютно несвойственных ему звуков.

— Я ведь нравлюсь тебе? — спрашивает он, еле отрываясь от её губ и заправляет за ухо выбившуюся прядь волос.

— Я уже почти влюблена, — доверительно шепчет Ханни и, снова подаваясь вперёд бёдрами, срывает с его губ короткое мычание. — Так что если остановишься, я тебя побью.

Сехун хмыкает, останавливаться не собираясь ни при каких обстоятельствах, и откидывает Ханни на кровать, тут же нависая над ней следом. Она ладонями упирается в его плечи, явно рассчитывая снова перевернуться, и Сехун легко посмеивается, наклоняясь ближе, чтобы, окольцевав её запястья, потянуть руки вверх, прижимая их к кровати за её головой.

— Не в этот раз, — коротко усмехается он, прежде чем снова поцеловать Ханни, и медленно разжимает пальцы, не собираясь девушку свободы лишать.

Она тут же касается его спины и легко проводит короткими ногтями по ней, заставляя Сехуна задрожать и сжать в ладони её грудь в ответ, срывая с губ первый стон. Ханни кажется ему идеальной, и он стискивает её в своих руках сильнее, прижимаясь ближе, целуя глубже, и чуть с ума не сходит от ощущения того, что она поступает аналогичным образом.

У неё забавно дрожат пальцы, касаясь шнурка на его спортивных свободных штанах, и Сехун улыбается сквозь поцелуй, рукой поднимаясь вверх по внутренней стороне её бёдра.

И замирает в удивлении, когда Ханни вдруг ноги сжимает. Он поднимает на неё вопросительный взгляд и замирает снова. Потому что в глазах у неё столько всего и сразу, что потребуется слишком много времени, чтобы разобраться. А затем Сехун различает во всём этом огромном спектре эмоций крохи боязливости и внезапно всё понимает, едва от Ханни не отшатываясь.

— Пожалуйста, — тянет он, смотря ей прямо в глаза, но правильных слов не находя, — только не говори, что у тебя ещё…

— Не скажу, — отвечает Ханни, явно чувствуя его неудобство, и виновато поджимает губы.

— Чёрт, — выдыхает Сехун, лбом утыкаясь в её плечо, — о таком заранее предупреждают, Ханни.

— Прости, — едва слышно извиняется она.

Но Сехун чувствует виноватым только себя, не понимая, почему не заметил этого раньше. Где его хвалёный радар на девственниц? Почему ни разу, ни единого чёртового раза не заорала внутренняя сирена, стоило Ли Ханни к нему приблизиться?

— Сехун?.. — тянет девушка, а он очень хочет, чтобы она замолчала — для её же собственного блага. — Это же ничего?

— Это всё, Ханни, — выдыхает он и чувствует, как вздрагивает девушка под ним, сильнее сжимая его ладонь, всё ещё покоящуюся между её ног.

У Сехуна, откровенно говоря, большие проблемы. Он ждёт, очень ждёт, когда хотя бы часть возбуждения схлынет, и он найдёт в себе силы подняться, оторваться от столь желанной девушки и удалиться — желательно, в ванну. Но вместо этого вдруг ощущает лишь ещё больший его прилив, вызванный мыслями о том, что Ханни ещё никто так не касался.

Бежать от девственниц, как от огня, чтобы затем оказаться в кровати с самой желанной из них, не в силах противиться собственным чувствам, — он точно самый настоящий везунчик.

— Я тебя побью, — обещает Ханни, сжимая его плечо, и Сехун поднимает голову, усмехаясь. — Давай просто сделаем это. Я не боюсь.

Он скептично поднимает брови, взглядом указывая на свою ладонь, находящуюся в плену её ног, и Ханни забавно вспыхивает, тут же их расслабляя.

— Судорога, — коротко поясняет она. — Я правда не боюсь.

— Зато я боюсь, — признаётся Сехун, однако руки своей не убирает.

И судя по тому, как щурится Ханни, она замечает это тоже.

— Ломаться собираешься? — кивает она на весьма однозначно топорщащиеся брюки и, хватая Сехуна за щёки, притягивает к своему лицу. — Так и быть, можешь думать, что это я тебя заставила.

Сехун тянется и целует её раньше, чем Ханни успевает придумать и сказать что-то ещё, усомнившись в его мужественности. А затем прикусывает её губу, вызывая полувсхлип, едва только она начинает улыбаться, вполне собой довольная.

У Ханни всё ещё дрожат пальцы, когда она путается в шнурках на его штанах, а затем помогает ему стянуть их с себя вместе с бельём. И всё так же трясутся коленки, когда он касается её куда более откровенно и отмечает для себя, как изменяется частота её дыхания, как закрываются её веки, и как откидывается её голова.

Сехун правда ощущает себя престранно — ведь одна его часть ужасно волнуется, боясь превратить всё для Ханни в сплошное мучение, а вторая просто ужасно её желает. Это натурально сводит его с ума, и он прижимается губами к её губам, ловя ртом все её сумасшедше-громкие выдохи и совсем тихие стоны, которые она пытается сдержать. Сехуну кажется это столь милым, что сдерживаться становится всё сложнее, и он целует её сильнее, за талию притягивая Ханни ближе к себе, стараясь расположиться как можно более удобно. Она, кажется, прекрасно осознаёт, что это значит, потому и неосознанно сжимает сильнее пальцы на его плечах, едва напрягаясь всем телом.

Сехун правда ею гордится.

А потом Ханни вздрагивает, мыча в его рот почти наверняка что-то нелицеприятное. Он себя в тот момент жутко ненавидит, но всё равно подаётся вперёд снова, срывая с её губ новый стон. А затем терпеливо дожидается, с упоением выцеловывая, когда Ханни чуть разжимает хватку на его плечах и выдыхает:

— Могло быть хуже.

Сехун усмехается, привыкая уже поражаться ей раз от раза, и чуть подаётся назад, замечая, как в тот же миг Ханни едва морщится.

— Всё нормально, — доверительно шепчет она, коротко целуя его, — не останавливайся.

Сехун сомневается лишь мгновение. Он снова приникает к её губам, выполняя просьбу, и касается Ханни вновь, решая, что сегодня он не будет единственным, кому будет хорошо.

А потом, пытаясь отдышаться и улыбаясь едва ли не дебильнее Чанёля, прижимая к себе при этом такую же взмылённую Ханни, он слышит неожиданное:

— Презерватив.

Сехун настолько удивлён, что выпадает из реальности на короткое время, а, когда возвращается, видит перед собой едва ли не пылающую гневом девушку, прикрывающуюся одеялом, и сглатывает.

— Как ты мог забыть об этом?

Он и сам бы хотел знать, как умудрился это сделать, и кидает взгляд на рядом стоящую тумбочку, правда не понимая, как смог увлечься столь сильно, что не подумал о действительно важном.

— Я чист, Ханни, — признаётся он, ловя её за руку и ощущая себя ужасно виноватым.

— Думаешь, дело в этом? — суетится она, хватая со второй тумбы телефон и поднимаясь на ноги.

Сехун откровенно не понимает, что происходит. Но понимает, что рядом с Ханни точно скучно не будет.

— Ты куда?

— В аптеку, — бросает она, страшно паникуя, а Сехуна вдруг пробивает на смех.

Ханни останавливается прямо посреди комнаты, обёрнутая в массивное одеяло, и смотрит на него так, будто он забрал у неё все мятные леденцы разом.

— Тебе весело? — хмурится она. — Будет так же весело, если неожиданно появится маленький Сехун?

Он всё так же смеётся, сил не находя перестать, и, ловя Ханни за запястье, притягивает к себе.

— Просто успокойся, — просит Сехун, улыбаясь, — ничего такого страшного не случилось.

— Готова поспорить, что именно это и сказал когда-то мой папа маме. А потом — какой сюрприз в выпускном классе — появилась Ли Ханни, — щурится она, а Сехун застывает.

— Так ты не шутила про родителей? — понимает он.

— А ты думал, что для красного словца сказала? — фыркает она, но всё же успокаивается. — Не пойми неправильно, у них отличные отношения, они любят друг друга и всё такое… Но я не хочу оказаться в подобной ситуации.

Сехун усмехается и, потянув на себя Ханни сильнее, заставляет её упасть обратно на кровать и тут же нависает над ней.