— Мы определённо делаем что-то не так.
А Сехун взгляда не может оторвать от совсем маленькой, почти незаметной капельки остро-сладкого соуса у её губ. Потому и тянет руку через весь стол, чтобы большим пальцем осторожно стереть её, не видя, правда, как расширяются глаза Ханни, и как коротко вспыхивает и тут же угасает румянец на её щеках.
— Отличная попытка, — делится девушка, стоит Сехуну вернуться на своё место, и едва заметно косится в сторону тех студентов, что обедают здесь же и внимательно наблюдают за разворачивающимся перед ними представлением. — Но не думаю, что это сработает и убедит всех в том, что мы и правда встречаемся.
Сехун стискивает в кулак руку, лежащую под столом, и сжимает зубы, кажется, даже слыша, как они скрипят. Ли Ханни точно доведёт его этим своим дебильным рабочим подходом.
— Есть идеи получше? — еле выдавливает он из себя почти дружелюбную улыбку.
Но Ханни, кажется, это замечает, и пару секунд оторопело смотрит на него, заставляя удивляться вновь. Почему эта девушка видит что-то столь неявное, но никакого внимания не обращает на всё то, что он вытворяет, абсолютно не скрываясь?
— Вообще-то есть один вариант, — тянет она, косясь на него с явным подозрением. — Встретимся на следующей перемене на заднем дворе. В том закутке, где стоят две скамейки и маленький фонтан.
Сехун кивает, а потом правда является туда в назначенное время. И едва остаётся на ногах, когда Ханни подлетает к нему, сияя премилой улыбкой, и хватает за руки, тут же их пальцы переплетая.
— Пришёл?
Сехун очень хочет спросить, что на неё нашло, ведь уверен, что поблизости нет совершенно никого. Но в итоге лишь решает ей подыграть, притягивая ближе, заводя её руки за свою спину, заставляя обнять за талию, и щурит глаза в улыбке в ответ.
— Мог не прийти?
— Я бы очень расстроилась в таком случае, — говорит Ханни, стыдливо опуская глаза.
И Сехун ей даже почти верит, уговаривая самого себя не хмыкать и не усмехаться от вида этого потрясающего театра одного актёра.
— Устала?
— А ты?
— Чертовски, — признается Сехун, не в силах справиться с улыбкой.
У Ханни в глазах загорается такой огонёк, что ему враз становится и тепло, и холодно. Но прежде, чем он успевает спросить, в чём же дело, девушка приподнимается на носочки, закрывает глаза и касается его губ своими.
Именно касается — не целует. Потому что — Сехун уверен — даже в детском саду малыши чмокаются с куда большей страстью.
И он уже поднимает руку, чтобы ладонью зарыться в потрясающие распущенные волосы, и сильнее прижимается своими губами к её в ответ, как вдруг слышит оглушающий звук затвора. А потому отрывается от столь желанного поцелуя, поднимает голову и взглядом встречается с абсолютно незнакомой ему девушкой с фотоаппаратом в руках. Та выглядит ошарашенной всего несколько мгновений, а потом вдруг разворачивается и бегом устремляется в противоположную сторону.
— Эй, ты! — успевает он крикнуть ей вслед и даже сделать пару шагов, прежде чем перед ним появляется Ханни и упирается в его грудь ладонями.
— Расслабься, — улыбается она. — Это Кан Хваён с факультета журналистики. Автор той статьи.
— И что? — хмурится Сехун. — Она нас сфотографировала.
— Конечно, — смеётся Ханни. — На это я и рассчитывала.
— Что?
Ли Ханни вздыхает так, будто он — маленький несмышлёный ребёнок, третий раз за две минуты вопрошающий, почему же небо голубое.
— Я пустила слух, что мы предпочитаем встречаться на этом месте, — объясняет она, а у Сехуна враз холодеет всё тело, едва он начинает понимать, к чему девушка клонит. — Теперь Хваён почти наверняка додумается написать опровержение. Я поспрашивала о ней — она жуть какая дотошная до правды.
Сехун внимательно смотрит на Ханни, не понимая, что же с этой девушкой не так. И что не так с ним тоже, раз чувствует такое разочарование.
— Чего ты молчишь? — тянет она, наклоняя голову. — Разве я не молодец?
— Поцеловала ты меня тоже только по этой причине? — хмурится Сехун.
— П-прости за это, — враз сжимается Ханни, отходя на шаг. — Такого больше не повторится.
Но Сехун хватает её за локоть, притягивая обратно к себе.
— Считаешь, что это нормально?
— Я ведь извинилась…
— Ты не можешь так просто брать и целовать человека.
— Да чего ты так завёлся? — хмурится Ханни, пытаясь вырвать руку из захвата. — Я едва тебя чмокнула.
Сехун снова с силой дёргает её на себя, заставляя врезаться в его тело, и сжимает тонкое предплечье в своих руках.
— И это — слова девушки? — хмыкает он. — Что дальше? Заподозри нас снова — запрыгнешь на меня?
Живое лицо Ханни вмиг превращается в непроницаемую маску, и Сехун тут же начинает жалеть о сорвавшихся в пылу жгучей обиды словах.
— Я поняла, — отвечает она. — Мне жаль. Я должна была предупредить тебя заранее.
— Ничерта ты не поняла, — фыркает Сехун. — То ты пытаешься решить мои проблемы, разговаривая с этим придурком Дживоном, то насмехаешься над собственными, то разрешаешь наши общие. Какая девушка вообще так поступает? Какая девушка будет целовать первой?
Ли Ханни снова дёргается в его руках, и Сехун пальцы решается разжать.
— Что уж поделать, — цедит она сквозь зубы, — если я такая неправильная? Найди себе другую девушку — облегчишь жизнь нам обоим, — Ханни поднимает взгляд, поправляя на плече сумку, и Сехун уверен, что в глазах её видит слёзы. — Мне пора на работу, счастливо оставаться.
Однако он снова останавливает её, хватая за локоть. И делает это раньше, чем успевает подумать.
— Я — твоя работа, — напоминает Сехун.
— Лишь подработка, — не соглашается Ханни. — Забыл? Я — девушка на полставки.
Сехун смотрит на неё, разрываясь от желания послать её куда подальше и, одновременно с этим, сжать в объятиях, целуя нормально, по-настоящему, и не позволяя никуда уйти.
— Спасибо, что напомнила, — вместо этого отвечает он, опуская её руку, и, спрятав ладони в карманы джинс, разворачивается и уходит первым.
Потому и не видит, как кусает губы Ли Ханни, смотря ему вслед, и с отвращением к самой себе потирает нос.
***
— Ты бы знал, как сильно я сейчас хочу тебе врезать.
Сехун хмурится, упираясь локтями в стол, и поднимает голову, чтобы затем впиться взглядом в сидящего напротив друга.
— Врежь.
— И что я потом скажу Ханни? — пьяно усмехается Чанёль. — Что разукрасил драгоценное личико её «оппы», потому что он придурок?
— Так уверен в себе? — хмыкает в ответ Сехун. — Да ты меня даже не коснёшься.
Пак Чанёль тянет руку и сжимает в кулаке воротник его кофты, нелепо при этом причмокивая губами.
— Нарываешься? Я, — бьёт он себя кулаком в грудь, — доверил тебе самое дорогое. А ты всё просрал.
Сехун внимательным взглядом скользит по комнате и, с третьей попытки находя нужное, небрежно кивает головой в соответствующую сторону:
— Твой плейстейшен на месте, идиот.
— Да я про Ханни, тупая твоя башка, — кривится Чанёль.
Сехун сглатывает, прикрывая глаза, и отрывает от воротника кофты руку друга.
— Стыдно стало? — тянет Чанёль, грозя ему не указательным, а средним пальцем. — То-то и оно. Моя Ханни — наверняка лучшее, что с тобой случалось.
— С чего она вдруг твоя? — хмурится Сехун и хватает оппонента за ворот рубашки в ответ. — Рамсы попутал?
— Ты перепил, придурок, — хлопает его по плечу Чанёль. — Опять на диалект перешёл.
Сехун щурится, другу не доверяя совсем.
— Тему пытаешься перевести?
— Да Ханни для меня, как младшая сестрёнка! — фыркает он. — Ты хоть знаешь, сколько я в неё вложил?
— Так это тебя надо благодарить за то, что она не ведёт себя, как адекватная девушка?
Чанёль замирает, и Сехуну даже кажется, что из его глаз вмиг пропадает весь алкогольный дурман.
— Ты так ей и сказал? — спрашивает он и, не дождавшись никакого вразумительного ответа, добавляет: — Убить тебя мало.
— Ещё скажи, что я не прав, — кривится Сехун.