– Мы привезли вашу тетушку, мадам, – сказала Изабель, кивая на Тетушку. – Она и ее служанка приехали сюда аж из Парижа.

Мадам Ле Бене сощурилась; ее лицо помрачнело еще больше.

– Нет у меня никаких тетушек, – ответила она.

– Меня зовут мадам Северина, я прихожусь двоюродной бабушкой вашему покойному мужу, – объяснила Тетушка.

– Муж ничего про вас не говорил.

– И неудивительно. Между нашими семьями была вражда, столько крови мы попортили друг другу…

Мадам Ле Бене грубо ее перебила:

– Что, за дуру меня держите? Теперь, когда в Париже жареным запахло, в Сен-Мишель что ни день наезжают всякие попрошайки, притворяются забытыми родственниками, потерянным коленом. А самим только и нужно, что пожить да пожрать на дармовщинку. Нет, мадам, прошу меня простить. Здесь вас никто не ждет. Вы со своей служанкой нас совсем объедите.

«Объедят? Вас? – подумала Изабель. – Вот эта сухонькая старая дама? И ее служанка-заморыш?»

Но она смолчала и, опустив голову, стала вертеть пряжку на упряжи Мартина. Она боялась даже взглянуть на мадам, чтобы та не заметила, как вытаращились от негодования ее глаза.

Вся деревня знала, что Авара9 Ле Бене – скупердяйка. У нее во владении были не только обширные поля, но также два десятка кур-несушек, десять молочных коров, ягодные кусты, яблоневый сад и большущий огород. Каждую субботу она торговала на рынке, выручая целое состояние, а сама только и делала, что жаловалась на бедность.

– Ах, как печально слышать, что у вас не найдется местечка для меня, – горестно вздохнула Тетушка. – Видно, придется передать наследство другой ветви семейства.

Мадам Ле Бене тут же навострила уши – так охотничья собака делает стойку на утку.

– Наследство? Какое наследство? – отрывисто переспросила она.

– То самое, которое мой покойный муж поручил мне передать вашему покойному мужу. Я думала отдать его вашему сыну, но…

Мадам Ле Бене хлопнула себя по лбу раскрытой ладонью.

– Тетушка Северина! – закричала она. – Ну конечно! Муж так часто о вас вспоминал! И с такой любовью! Вы, должно быть, устали с дороги. Пойдемте, я налью вам чаю.

– Да по ней сцена плачет, – шепнула Тави сестре.

Мадам Ле Бене услышала это.

– А вы чего тут отдыхаете? – рявкнула она. – Берите сундук да несите в дом!

С большим трудом Тави и Изабель спустили сундук с тележки и втащили в дом. Изабель надеялась, что Лоска им поможет, но та стояла в стороне у замученного розового куста и как завороженная разглядывала сидевшего на нем кузнечика – можно подумать, в жизни ничего подобного не видела. Мадам показала Тави и Изабель маленькую спальню, куда они должны были затащить сундук, и рысью помчалась в кухню заваривать чай. Когда девушки вернулись к повозке, Тетушка все еще топталась возле нее.

Тави взобралась на облучок и села, а Изабель замешкалась.

– Как вы думаете, с вами все будет в порядке? – спросила она у старухи.

– Все будет прекрасно, – уверила ее та. – С Аварой я справлюсь. Еще раз спасибо, что не отказались подвезти меня.

– Ничего особенного. Спасибо вам, что помогли мне избежать верной смерти от руки Сесиль, – криво улыбнувшись, ответила Изабель.

И она повернулась, чтобы взобраться на повозку, но Тетушка ухватила ее за руку. Изабель изумилась тому, какими сильными и цепкими оказались старые скрюченные пальцы.

Несколько мгновений они стояли молча, глядя друг другу в глаза и не двигаясь. Судьба без сердца и души, прах Александрии на подошвах ее сандалий, пепел Помпей – на подоле, красная глина Сианя – на рукавах. Древняя, как само время. Не знающая ни начала ни конца.

И смертная девушка. Простая, обыкновенная. Немного нежной плоти, обгрызенные ноготки да сердце, бьющееся в хрупкой клетке из костей.

Изабель понятия не имела о том, в чьи бездонные глаза она смотрит. Не знала она и того, что Судьба решила во что бы то ни стало выиграть пари, любой ценой.

– Нам пора ехать, Тетушка, – повторила она. – Вы уверены, что с вами ничего здесь не случится?

Судьба кивнула. И сжала на прощание руку Изабель.

– Да. Надеюсь, с вами тоже. И остерегайся тех, кто бежит сюда из Парижа, дитя, – добавила она. – Не все беженцы – безобидные старые курицы вроде меня. Попадаются и негодяи, которых хлебом не корми – дай сбить неопытную девушку с пути истинного. Так что будь осторожна. Закрывай ставни на ночь. Запирай дверь на засов. И главное, никогда и ни в чем – ни в чем, слышишь? – не доверяй шансу.

Много часов спустя, далеко к югу от Сен-Мишеля, в поле, под дубом, за скатертью голубого дамасского шелка сидели оперная дива, волшебница и актриса и ели фрукты и сласти.

Вокруг них играли музыканты. Жонглер подбрасывал в воздух горящие факелы. Шпагоглотатель залпом проглотил саблю. Три шумных капуцина скакали вверх и вниз по ветвям дуба, а четвертый сидел на скатерти и не сводил глаз с жемчужного ожерелья на шее дивы.

– Осторожнее. Маленький разбойник уже замышляет следующую кражу, – предупредила ее волшебница.

– Нельсон! – обратилась к обезьянке дива и погрозила пальчиком. – Даже не думай…

Ее слова потонули в громком реве.

– Готово?

– Нет! – грянул ответный хор.

Три женщины обернулись, ища источник переполоха. Шанс, уперев руки в бока, стоял у большого, ярко раскрашенного экипажа. Плащ он сбросил. Белая сорочка с рюшами распахнулась у ворота, длинные локоны он подобрал на затылке, связав чьим-то шнурком. На лбу блестели капли пота.

На крыше кареты – и на плечах друг у друга – стояли четыре акробата. Нижний, самый крепкий, упирался могучими ногами в крышу, верхний держал у глаза подзорную трубу.

– Давай ты, – скомандовал пятому Шанс, знаком отправляя его на крышу. – Полезай и скажи, что видишь.

Мгновение спустя щуплый мальчишка уже проворно карабкался по живой пирамиде.

– Ну, есть там что-нибудь? – крикнул мальчику Шанс, когда тот взял подзорную трубу из рук предпоследнего акробата. – Ты ищешь деревню Сен-Мишель. Там есть церковь со статуей архангела…

– Не вижу!

Шанс ругнулся.

– Ты следующий! – сказал он второму щуплому мальчишке.

– Еще один? – сказала дива и отвернулась. – Не могу на это смотреть.

Шанс и его друзья заблудились. Кучер правил экипажем наугад и где-то свернул не туда. А все потому, что у него не было карты: Шанс терпеть их не мог. Говорил, что они портят удовольствие. Уже смеркалось, деревни Сен-Мишель все не было, а Шанс строил пирамиду из акробатов в надежде, что они ее увидят.

Дива взяла пирожное «макарон» из хорошенькой бумажной коробочки, которая стояла посреди скатерти, и впилась в него зубами. Хрупкая меренга раскрошилась; крошки посыпались в вырез платья. Обезьянка тут же вскочила певице на плечо и сунула лапку в декольте.

– Нельсон, нахаленок! – воскликнула она и шлепнула его по лапе.

Но тот обвил мохнатыми лапками ее шею, прижался мордочкой к щеке, словно поцеловал, и был таков. Не будь певица так раздосадована его выходками, она могла бы заметить, как что-то волочится за ним по траве.

– Старая карга наверняка уже там. Нутром чую, – сказала волшебница, нервно вертя в своих тонких длинных пальцах серебряную монету, которая то исчезала из виду, то появлялась снова.

– Если она встретит девушку прежде, чем до нее доберется Шанс, то наверняка отравит ее душу сомнениями и страхами, – подхватила дива.

– А эта Изабель, она сильная? – поинтересовалась актриса.

– Я слышала, что да, – откликнулась волшебница. – Достаточно ли она сильна, вот в чем вопрос.

– Он так считает, – сказала дива и кивнула в сторону Шанса. – Но это как посмотреть. Сами знаете, чего стоит вырваться из лап старой карги. Всякому, кто это задумает, придется выдержать настоящую битву, и нам с вами это известно не понаслышке. А в битве случаются и раны.

И она подняла рукав. Безобразный шрам змеился по ее руке, от запястья до самого плеча.