Однажды он меня встретил непривычно взволнованный, показал письмо с заграничными марками и штампами: из Западной Германии писала Лина. Воскресла! Жива! И Сева жив! Ей там попалась его первая книжка, прочла «Дом №9» и написала на адрес Союза писателей. Рассказала, как их вывезли в Неметчину, сколько настрадались, как жила и цеплялась за жизнь ради сына. Он вырос, стал специалистом высокой квалификации, с маминой помощью изучил русский язык. Сейчас владеют квартирой и всем необходимым для жизни. Очень рада, что Янка жив, а сын счастлив, найдя отца.
Для Янки это была нечаянная радость, но особенно хвалиться ей было боязно и небезопасно. Как же! Связь не просто с Германией, а с ФРГ. И всё же пошли письма и бандероли, писали Лина и Сева, он уже был отцом двух дочек, прислал цветные снимки. Как он похож на молодого Скрыгана! Приходили подарки отцу и незнакомой сестричке Гале. Мечтал и собирался Янка встретиться с сыном, да так и не довелось: мешали политическая обстановка той поры и многие другие обстоятельства. Уже лет десять нет Лины, а Сева верен памяти отца.
Чаще всего былые невольники – Скрыган, Межевич, Гаврук и я встречались вечерами в квартире Алеся Пальчевского. Янка, Межевич и хозяин яростно резались в шахматы, потом читали своё новое, обсуждали, случалось и покритиковать друг друга, хозяйка – писательница и бывшая грузинская артистка Тамара Цулукидзе угощала грузинским вином и дарами своей родины. После сибирской ссылки ей родными стали Пальчевский и Беларусь. Двери их небольшой квартиры , как и их благородные души, всегда были открыты для всех.
В 1979 году не стало утончённого интеллигента, поэта и переводчика Юрки Гаврука, через несколько месяцев мы потеряли Пальчевского, в 1982 году внезапно умер Владимир Межевич. Остались мы с Янкой вдвоём. Почувствовали, как мы осиротели, грустили, о том как нам не хватает верных друзей и еще крепче привязались друг к другу. Не было дня, чтобы несколько раз не созванивались по телефону не только в городе, звонили из Ислочи и с Нарочи, из Дубултов и из близких и дальних командировок. В самые тяжёлые минуты жизни я искал поддержки и совета у него, ведь мой старший друг был мудрее, рассудительнее, спокойнее и опытнее меня. Я каждое новое стихотворение читал ему. Внимательно слушает, помолчит, бывает, похвалит, а чаще: «Братачка, не то слово ты написал. Так по-белорусски не говорят. Поищи и поправь». Искал и находил. Каждый новый рассказ Янки я знал задолго до публикации. Часто без приглашения заходили к друг другу в гости, уютней всего сиделось на кухне, там открывали друг другу изболевшие души. В последнее время Янка тяжело и безнадёжно болел, но никогда не жаловался, не ойкал, не стонал, избегал говорить о болезнях. Как-то наш литфондовский доктор вспомнил его как уникального человека. Николай Дмитриевич рассказал, как проведал его уже совсем обессиленного, видел, как ему тяжко и по докторской привычке спросил: «Как себя чувствуете?» - «Ничего, ничего, неплохо. Спасибо за заботу». «Такие больные встречаются очень редко», - объяснил доктор.
За три месяца до смерти мы сидели у него на кухне, я веселил его и Анну Михайловну новыми стихами. На память об этой встрече он подарил мне томик Бунина в собственном переводе. На титульном листе написал: « На память о том вечере, когда ты читал стихи, а мы слушали и слушали. 23/VI – 92 года».
Он работал до последней минуты. Усталый, прилёг на диван отдохнуть и без стона и жалобы в пятницу 18 сентября 1992 года отошёл в лучший мир. Я сразу примчался в его небольшую квартирку. На столе стояла недопитая чашечка компота, лежали заточенные карандаши и на маленьких карточках - памятки, наброски, мысли, размышления. Мой последний друг неподвижно лежал на диване, казалось, что стал он меньше, чем при жизни, ещё не собранный в последнюю дорогу. Казалось, уснул.
Начались большие, тягостные заботы. Пятница – самый трудный день для родных усопшего: у чиновников короткий рабочий день, никак не найти место в морге… Общими усилиями Литфонда, Союза писателей и родни как-то всё уладили.
В понедельник часов с одиннадцати гроб уже стоял в траурном зале Дома литератора. Когда я пришёл, там ещё не было ни души. Незадолго до смерти Янка без трагизма попросил, чтобы его похоронили, как весь его род, по христианскому обряду. Пригласили настоятеля церкви Александра Невского отца Виктора Васильевича Бекаревича. На лоб другу я положил венчик с надписью «Святой Бог, святой помилуй нас», в руки вложил молитву и распятие, к рубашке прикрепил нательный крестик, в головах зажёг свечку.
Спустя час зал был переполнен. Несли венки и цветы писатели, несколько министров, работники издательств, сотрудники Энциклопедии, учёные, читатели, студенты. Гроб утопал в цветах, в багрянце ранней осени. В два часа дня в траурной рясе приехал отец Виктор с дьяконом и небольшим церковным хором. Это была первая христианская панихида в Доме литератора. «Рыдание надгробное» охватило всех, кто пришёл на последнее прощание с замечательным мастером, человеком с голубиной душой – Яном Скрыганом. Сотни людей проводили его на Северное кладбище. Оно давно перебралось за ограду, в чистое придорожное поле. Поблизости – ни деревца, ни кустика. Анна Михайловна и Галя с весны до поздней осени сажают на могиле цветы и ухаживают за ними Навряд ли, когда-нибудь на ней будет памятник. Нужно было памятники заказывать при жизни каждому из нас.
Я хожу с красивым и удобным кием Янковой работы, смотрю на свет через его очки и уверен, что лучшим и самым прочным памятником такому писателю, как Скрыган, есть и будут его книги.
Когда бывает особенно горько, рука сама тянется к телефону и, как ошпаренная, бросает трубку, хочется позвать: «Привет, Яночка», и становится больно, что не услышу ласковый и такой знакомый голос дорогого друга.
Сергей Граховский 1993 -1994гг.
(журнал « Полымя» №3 1995г.)
Перевод Марии Граховской 2015г
С.Граховский:
- «Замест недасланай тэлеграмы» Зб.Сяргей Грахоўскі «Вядомы і невядомы” (Мн. Выдавецкі дом “Звязда” 2013г.)
- “Развітанне з другам” (БДАМЛМ, фонд 201)
Справочник «Беларускія пісьменнікі» Мн. “Маст. літ.” 1994г
Ян Скрыган
Ян (Іван Аляксеевіч) Скрыган нарадзіўся 16.11.1905г. у сяле Труханавічы Мінскай вобласці ў сялянскай сям’і….
……У канцы 1936. быў арыштаваны і 5.10 1937г. асуджаны на 10 год зняволяння ў лагерах і на 10 гадоў ссылкі (памылка – Т.Г.) Пакаранне адбываў у Нова-Іванаўскім лагеры (пад Марыінскам). У ссылцы працаваў на нумарным заводзе ва Узбекістане, у сланцава - хімічнай прамысловасці ў Эстоніі (недакладна – Т.Г.) , на новабудоўлях Краснаярскага краю. 29.12.1954г. рэабілітаваны Вярхоўным судом БССР. З 1955г. – рэдактар у Дзяржаўным выдавецтве БССР,…
…Памёр 18.9.1992г….
Странички дневника С. Граховского
(Михась Зарецкий)
Запись от 29.05.1977г.
Описываемые события относятся к периоду конца 1936г – началу 1937г.
…Однажды меня привели в соседний кабинет. Там на диване сидел арестованный Михась Зарецкий*, что-то рассказывал и смеялся. За столом его слушал низкорослый, рыжий, как рогожная кисть, следователь Щуров. Меня посадили на стул в соседней комнате, чтобы я всё видел и слышал. Следователь Серышев спросил меня, кивнув на Зарецкого: «Знаешь его?» Я ответил, что знаю. Следователь взял чайник и вышел из комнаты.
- Ну, а теперь, Михаил Ефимович, подпишем протокол, - Щуров начал читать про какие-то дикие вещи. Стрекотало: «организация, сборища, задания» и прочий бред. Кровь ударила мне в лицо. Я не верил своим ушам, когда Зарецкий поддакивал и подписывал каждую страницу. Потом официантка принесла чай с лимоном и печеньем. Следователь с Зарецким чаёвничали и мирно беседовали. Когда его увели, Серышев спросил, слышал ли я, что подписывал Зарецкий.
