© ГБУК «Издатель», 2013

© Лепещенко А. А., 2013

Александр Лепещенко родился в 1977 г. в г. Николаевске. Это и «лимфатический узелок на карте большой страны», и малая родина, где он рос, ходил в школу, мечтал. И кругом степь, «которой конца-краю нет» и которую он любит давно.

Публиковаться автор «Сорокового дня» начал почти сразу после армии – кстати, многие впечатления от ростовской стройбатовской жизни впоследствии легли в основу и этой книги. Как вспоминает сам Лепещенко, «диплом юриста с отличием открыл ему дверь… в редакцию районной газеты „Заволжье“ (2001). Корреспондент, заведующий отделом, ответственный секретарь, главный редактор. Множество историй было услышано за эти годы, три научные экспедиции по Чумацкому шляху (в качестве журналиста), наконец учёба в университете. Начал с рассказов. Писал мало, урывками…»

Но и этой малости хватило, чтобы в 2005 году принять участие в III слёте молодых писателей России «Дети Солнца», проводимом Московской городской организацией Союза писателей России и Литературным институтом имени А. М. Горького при информационной поддержке «Литературной газеты». Как вспоминает автор, «из сотен рукописей было отобрано около тридцати. Отбор жёсткий, поскольку сам факт участия – уже признание. По итогам Всероссийского слёта работы участников были опубликованы в „Московском вестнике“. Ректор литинститута Сергей Есин пригласил меня учиться в свою мастерскую прозы. Но отделению прозы Литературного института я предпочёл факультет филологии и журналистики Волгоградского государственного университета (был уже на третьем курсе). Впрочем, Сергея Николаевича Есина считаю своим наставником в литературе». Именно автор известного романа «Имитатор», разбирая рассказы молодого человека, написал: «Саша, дорогой, я надеюсь, что мы ещё увидимся, повод для этого – твоя проза…»

Александр Лепещенко возглавлял редакционные коллективы николаевской и камышинской газет – «Заволжье» и «Диалог». Он лауреат премии имени Виктора Канунникова (2009), член Союза журналистов России. С 2007 года печатается в «толстом» литературном журнале «Отчий край».

«Сороковой день» – первая полновесная книга молодого писателя. «Повествование в рассказах» – так определяет ее жанр сам автор. Действительно, книга состоит из шестнадцати относительно небольших рассказов, формально связанных между собой героями, чьи жизни и судьбы разнесены во времени и пространстве. И тем не менее перед нами цельное, законченное произведение, фабульное действие которого отступает на второй план перед незримым, неосязаемым, но необыкновенно сильно выраженным единством философским, метафизическим. Герои «Сорокового дня» – наши земляки, действие книги в большинстве своем разворачивается в Волгограде и городах нашей губернии, родных местах самого автора. Каждый рассказ – словно небольшой очерк, зарисовка, штрих, эпизод из жизни простого человека, встречающего – подчас даже «случайно» – на своем пути героя из совершенно другого рассказа, и этот монтажный метод перекрестных отсылок (Александр Лепещенко неоднократно признавался, что любит кино и сознательно использует кинематографические приёмы – fash-back, крупные и мелкие планы) рождает искусную иллюзию реальной жизни, цельную картину «бытия маленького человека». Нельзя не отметить, что этот прием автор сознательно позаимствовал из знаменитого цикла Оноре де Бальзака. Как признается автор, «замысел „поселить“ этих героев на страницы одной книги оформился благодаря „Человеческой комедии“ Бальзака». Персонажи книги «Сороковой день» имеют прототипов. Например, Игнат Топорков – бывший разведчик Алексей Колесников из села Очкуровка Николаевского района; Раиса Алексеевна Безрукова (Диденко) – бабушка автора книги; Алексей Николаевич Калинин – прадед; Евгений Опоченин (Гудименко), Евгений Торянников, Евгений Игоревич Якушев (Переверзев), Андрей Гуськов (Николай Васильевич Глушко) – друзья. Некоторые персонажи вымышленные. Это Верка и Лиза Иконкины, Сева Шульгин и юродивый Владка, Настасья Млечко и Степан Елагин. Ещё несколько персонажей – это собирательный образ. Среди них Алёша Безруков, профессор Смирнов, Марина Крещевникова, Андрей Касилов и Митя Кольчугин. Есть в книге и личности исторические – Александр Родимцев и Тихон Бельский. Но главное в «Сороковом дне» не это. Для автора создание – пусть и мастерское – иллюзии жизни не представляется самоцелью. В центре повествования находятся отнюдь не события и даже не жизненные коллизии героев. Основу книги составляет описание бытия человеческого духа. Духа, изгнанного из столиц, из дорогих гипермаркетов, из фирм и бирж, с широких бульваров и площадей, с подиумов и концертных залов, растоптанного, раздавленного, ненужного, казалось бы, исчезнувшего навсегда, но сохранившегося каким-то немыслимым чудом на самом краешке жизни – там, у далеких рыбацких костров, в темных стенах полуразрушенных домов глухих волжских деревень, у инвалидных кресел, в невнятном бормотании юродивых, у потемневших окладов старых икон, в глазах любящего и готового пожертвовать всем ради любимого человека…

И оказывается, что свет этих далеких костров, мерцание в сумерках от спичек прикуривающих сезонных работяг, огни уходящих в вечность поселков, огненный крест, очерченный перстами монастырского блаженного, суть одно – это есть свет Неопалимой Купины, в пламени которой горят, но не сгорают дух и жертвенность, уже забытые, но сохраненные на сокровенных берегах памяти и любви. «Сороковой день» – это книга-напоминание… Напоминание о том, что где-то осталось еще что-то настоящее, что-то человеческое, без чего и людьми мы больше называться не сможем…

«„Люди, любите друг друга“ – кто это сказал? чей это завет?» – этот эпиграф из «Сна смешного человека» Ф. М. Достоевского был взят не случайно. Как сказал Александр Лепещенко о своей книге: «Я хотел напомнить людям о том, что они люди». И это ему сполна удалось.

Заключённые четвёртой исправительной колонии неделю работали в Ковалёвке. По утрам, чертыхаясь, они рассаживались на лавках в бортовом ЗИЛе и уезжали из Ростова-на-Дону; днём мостили дорогу, а к вечерней поверке, угрюмые и раздражённые, возвращались назад. Не будь конвойных с автоматами, заключённые мало чем отличались бы от шабашников, тянувшихся летом в эти края за деньгой.

Начальство «четвёрки», напав однажды на золотую жилу, теперь бросило зэков её разрабатывать. Кольчугин знал это. А кто в колонии не знал-то: разве что священник, отец Алексий?

Кольчугин слыл первым каменщиком среди мастеровых. Когда работы для его кирки не было, он корячился со всеми. Теперь вот дорогу в Ковалёвке заканчивал. Заключённые, понимая, что дел осталось на полдня – не больше, расслабились. Кто-то часто и молча курил, кто-то словами случайными, обидными, злыми сыпал:

– Чё ты хочешь, Кольчуга?

– А чё ты можешь?

– Могу рёбра тебе обломать.

Дмитрий решил не спускать борзому зэку. В колонии умение задавить словом уважалось. А Кольчугин талантом давить обладал – не отнимешь. Фразы цедил он не то чтобы нехотя, скорее неторопливо, с достоинством; единожды высказавшись, стоял на своём стеной…