Пока действуют благословения, я подтянул ноги ближе к рукоятям за которые держался, и упершись, все же выдернул оба меча. А меня откинуло в высокую луговую траву, и далеко. Опять же, пока действуют благословения, я рванул обратно.

Медведь уже не стоял на задних лапах, но на четырёх. Он смотрел на меня одним глазом, из второго торчала стрела. Зверь прыгнул, занося толстенную лапу с черными когтями. И стрела вошла ему во второй глаз.

А я почему-то поступил с ним как с кабаном. Отпрыгнул в сторону, полуприсев, и попытался перерубить другую, опорную лапу. Не перерубил, но надрубил знатно. Слепой медведь начал метаться в стороны, только это была уже не битва, но агония.

Вторая стрела все же добралась до его мозга, засела глубже первой. Но все равно зверь не умер сразу. Однако умер.

— Спасибо, мой лорд.

— За что?

— За то, что заставили меня выучить заклинания в гильдии магов. Только благословив себя на всю оставшуюся ману, я смогла пробить стрелой кость за глазом этого зверя.

— Доставай свои стрелы из него. А я травой оботрусь, пожалуй.

— Нет, не стоит. Кровь высохнет и отшелушится сама. И с лица, и с рук. А вот клинки оботрите тщательно.

— Еще чего. Доставай стрелы и бежим дальше.

Милли не стала возражать и жаловаться. Хоть я и видел, что бегалось за мной ей не легко.

Медведя, когда схлынул азарт, стало по человечески жалко. Гнездился тут, никого не трогал, и вдруг озверевший лорд и его беспощадная лучница набежали. Откуда такие нежности во мне?

Рядом с убитым зверем лежала длинная ровная палка розового цвета с белым шариком на конце. Я ее поднял и понял, что это «посох феи». Он «выпал» из медведя. Как из такого брутального мишки могла выпасть такая гламурная вещь? И из какого, простите, места?

Это вопрос уровня вопроса про активацию матрицы строения. Может медведь тоже содержал в себе некую нематериальную матрицу, которую активировала его смерть?

Сколько и каких именно «нематериальных матриц» ношу в себе, например, я? Как узнать это не самоубиваясь? И кто это узнает, если я самоубьюсь и узнавать что-либо будет уже некому?

— Лорд! Мой лорд, отомрите.

— Да, Милли. Ты можешь принайтовить этот посох себе за спину, к колчану, например?

— Могу, давайте. Надо же, такой сложный бой и такой бесполезный приз.

— Главным призом этого боя является осознание моей опрометчивости и неосторожности. Торбу при встрече с подобным противником нужно снимать.

— А еще в этих местах нельзя бегать не глядя под ноги с таким сосредоточенным выражением лица.

— Испачкайся в медвежьей крови, Милли. Пока она совсем не свернулась. Натри ею свои белые ножки, и ручки, и вот здесь тоже всё.

— Зачем, мой лорд? Чтобы походить на вас?

— Нет, чтобы низкоуровневые зверюшки не отнимали наше драгоценное время. Разбегались от запаха.

— Ни за что.

Похоже она всерьёз противится прямому приказу своего лорда. Но мы это исправим. Дальше я немножко за ней погонялся, и поймав, старательно измазал всю с ног до головы в медвежьей крови.

Милли материлась и дралась, как пьяный матрос, потом визжала как гимназистка на мышку, потом опять материлась, но уже не дралась. В конце вздохнула очень печально, хихикнула и сообщила:

— Всё, мой лорд. Вы победили слабую девушку.

— Да. Выглядишь отвратительно.

И мне влепили пощёчину. Оплеуху. А посмотрели так, как будто требовали прямо сейчас загладить свою вину общеизвестным способом.

И я загладил. Уже немножко зная Милли по сну на зелёном пегасе, я загладил свою вину очень хорошо.

Интересно, бывают ли у героев дети? Почему-то спрашивать это сейчас, мне показалось неправильным. Если герои не могут рожать, такой вопрос будет нехорош, а если могут, то через время ответ будет очевиден и так.

Кстати, у меня полностью восстановилась мана. Вот прямо во время. Милли же неожиданно вопросила:

— Не осталось ли у медведя еще этой божественной крови?

Да осталось, чего там. Это занятие ничем не хуже, и даже много лучше прочих. Если не посвящать ему жизнь, не превращать его в самоцель.

В этом и состоит опасность Милли. Она способна превратиться в мою самоцель, похоронить меня вот в этом во всём. За спиной так и болталась чудесная, отрезвляющая торба.

Потом мы отползли подальше от мёртвого зверя и я всё-таки снял её себя. Очень уж есть захотелось. Помыли руки вином. Да, Милли не взяла воду. Зачем ей вода, если есть вино?

Она хохотала и резвилась. Такой оживлённой и по-детски беспечной, я её еще не видел. И такой абсолютно беззащитной во всех смыслах тоже.

Счастье — это когда человек может быть беззащитным. Во всяком случае женское счастье, как я его сейчас наблюдаю. Даже сказать ей: «Одевайся, пошли дальше», рука не подымается.

Но если вы хотите хорошего, приходится делать плохое. Я натянул штаны, впрягся в чуть полегчавшую торбу и подобрал мечи. Милли, поняв что пикник завершён, печально-печально вздохнула и тут же хихикнула.

Эту связку эмоций я уже наблюдал не так давно. Затем Милли вскочила и быстро собралась.

— Я готова к бесконечному бегу, мой лорд.

— Так вперёд.

Луга больше ничем нас не огорчили, не порадовали. Вдалеке разок мелькнули какие-то дрофы, и всё. Когда вбегали в лес, Милли отчеканила.

— Волки, сто метров, пятый уровень, стая, шесть, семь! Идут на нас медленно.

Со стаями я еще никогда не сталкивался и потому предусмотрительно скинул торбу на землю.

— Милли, полянка, дерево!

Мой стрелок все понял правильно. Когда из кустов высунулась первая серая морда, Милли уже стояла на ветке надо мной, готовая к стрельбе. На запах медвежьей крови, волкам было плевать.

Я же рассудил, что семь волков — не один волк, то есть упираться до непременной смерти от меча каждого из противников сейчас не стоит, а стоит двигаться отрубая ноги и нанося другие повреждения, оставив добивание лучнице.

В отличие от глупого боя с медведем, этот был прекрасен. Наверное потому, что я не забыл себя благословить. Цель волка — сбить тебя с ног, а если удастся, то и грызануть прямо в прыжке. Вырвать клок мяса.

Эти волки были умные. Одни делали вид, что вот сейчас прыгнут, а прыгали другие, те, что такого вида не делали. Они кружили вокруг и после двух срубленных на лету перестали прыгать по очереди, а начали бессистемно прыгать по двое-трое с разных направлений.

Если бы я стоял тупым лосем в их окружении, то никакой реакции мне бы не хватило. Но я прыгал по полянке как… горное животное. Причем позволял себе бессистемность, то есть прыжки, которые не вели меня к цели, а просто сбивали с толку нападающих.

Я ранил практически всех, кого легко, кого тяжело, а одному перерубил хребет насмерть. Я бы завершил всё и без Милли. Однако её стрелы сильно ускорили дело.

А потом на полянку выдвинулся вожак. Он был шестого уровня и чуть больше уже мёртвых сородичей. Глаза его смотрели внимательно, но бесстрастно.

Я «шашахнул» двумя клинками стряхивая с них кровь в его сторону. Пунктир тёмно-красных капель перелетел половину полянки и забрызгал его морду наискосок. Ничего не изменилось в его глазах. Он просто развернулся и ушёл в густой подлесок.

Красивый и достаточно сообразительный зверь. Хорошо, что он не стал прыгать на мои клинки, как другие.

— Милли, где можно найти хорошего художника?

Вырезающая стрелы из волков, чумазая лучница задумалась над вопросом.

— Сейчас нигде, мой лорд. Однако если вы построите рынок и у вас будет достаточно золота, то можно и художника пригласить, и скульптора, и ювелира. Как вы считаете, мой лорд, мне подойдет алмазная диадема? Или все же жемчуг лучше?

И Милли, закинув подбородок, выпрямила длинную, но грязную шею. Нефертитя с засапожным ножиком в правой руке.

— Жемчуг для императриц.

Я уверен, что сказанул истину. Но откуда эта истина выплыла? Милли кивнула.

— Да, Эвелин Тишайшая всегда носила ожерелье крупного жемчуга. Но ей отрубили голову восставшие лорды. А больше императриц у нас и не было.