2 Первый ночной мороз, а лето прощаться не хочет. Оно ещё в сполохах роз цветом ядрёным, как кочет гребнем мясистым, тугим, тычется в стылые краски и почитает своим солнца студёные ласки. Лето не хочет принять в краски любви и услады осени жёлтую прядь Скоро зима постучит треском мороза… По блеску вновь нарисует пиит кистью художника фреску. 3 Глоток вишнёвого сока. В нём вкус любви позабытый, хмельной, за давностью срока канувший в космос открытый, пьянящий цветом рубина, кровавыми бликами сердца… Играй, душа-окарина, тебе никуда не деться. Тебе пить по капле влагу глаз моих, в губы сухие впитывать винную брагу, солод и хмеля златые сполохи вишни зимней, падать в объятия стужи, стряхивать с сердца иней. Мне твой экстаз нужен. Нужен в любви напевах незатухающим пульсом, лета и ягод спелых неповторимым вкусом. Страсти по Иосифу 1 О! Как стало мне вдруг хорошо, Безмятежно, спокойно, свободно, Когда разум тропинку нашёл К той душе, что металась бесплодно, Билась уткой с подбитым крылом, Ныла болью зубной беспрестанно, Занималась пустым ремеслом, Угождая немилому… Странно, Как боялась она быть сама: Одинока, забыта, раздета… Ей казалось, что в тех теремах Златокудрых, что высятся где-то, Где народу полно, шум и гам, — Там ей место – со звоном посуды… Ведь она всем открыта ветрам Нараспашку, с улыбкою Будды… Но однажды ей будничность дел Принесла откровенье в тиши, Что болит одиночество тел… Одиночества нет у души! 2 Я – эхо твоё, незабвенный, Мне близкий, родной, понятный. Пусть эха звук, может, невнятный — С тобой становлюсь в нём счастливой. Я – отблеск тебя, мой гений. Что может быть лучше сей доли?! И отблеск – по собственной воле, Помимо чужих точек зрений… Твоим сомыслителем радость Себя ощущать – есть движенье. И, может быть, свой день рожденья Я встречу ещё, а не старость. 3
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду. Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду. <…> Только когда придёт и вам помирать, бугаи, будете вы хрипеть, царапая край матраса, строчки из Александра, а не брехню Тараса. И. Бродский Ты так пережил разрыв, что не смог удержать порыв, чтобы это не высказать вслух, как гамбургский петух, но которому «гамбургский счёт» выставлен Богом. И вот, ты не сумел обиды сбросить с резца рапида и уколол (не со злобо́й). Но сегодня твоей иглой (которой не штопают дыры) прихвостни и простодыры колют исподтишка (у них-то тонка кишка). А некие президенты используют как аргументы для личных сведений счётов, науськивая идиотов, потому что ты ныне тот, на кого уже смотрит народ с придыханьем и верой: ты теперь стал для них эрой, теперь ты для них стал Богом, потому что делиться итогом глупости нужно, конечно, с гением, не обладая мнением своим и свободой… Объединённые же непогодой блакитного неба атласа вспоминают «брехню» Тараса, а не Александра! Удивилась бы Кассандра, что ты – с гениальным оком — не оказался пророком! 4. Страсти по Венеции Зной (как среди песков Сахары) дыханьем разогретых тел подогревался и без пары, не напрягаясь, буйно прел, соединяя запах тленья, морского бриза, пота псов, испытывал домов терпенье и обитателей дворцов. По венам с жёлто-серой плазмой в гондолах ёрзал сгоряча и ниспадал слезой алмазной со лба до самого плеча. Я с ним сроднилась, будто с духом венецианских мудрецов, и на фасадах зорким оком искала взгляды праотцов. И силуэт в гробах каньонов мелькал обломком миражей, отбрасывая тень поклонов из окон разных этажей. Совсем не это время года владело северным волхвом. И уж совсем не та погода роднит Венецию с «Петром». Хотя и тот и этот – камень, но в обрамлении воды закрылся плотным слоем ставень, как в ожидании беды. Столпотворенье Вавилона, галдёж как в пятничный базар… А в небе облако-икона лучилось, как из тьмы квазар… Мосты, мосточки, гроздь фонтана… У той, у этой ли воды гулял поэт?.. У «Флориана» [11]свой счёт избранников судьбы… Брег Сан-Микеле [12] – третий лишний сей карнавальной суетни, в могильные забился ниши под звук цикадной стрекотни. Покойный остров в жизни прений стоит вдали, особняком, и спит на нём мой светлый гений под солнцем высохшим цветком… вернутьсяЛада – славянская богиня любви и красоты. вернуться«Флориан» – самое старое кафе Европы (с 1720 г.). Его посещали многие известные личности, такие как Казанова, Хемингуэй, Байрон, Бродский и др. вернутьсяСан-Микеле – кладбище, где похоронен И. Бродский. |
