2 Лохмотья кровавой рвани Завесили неба квадрат, Как будто на поле брани Тела убиенных солдат… Как будто природа приносит В жертву небесную рать За веру земную и просит Резню брат на брата унять. В прогалинах мечутся тени Стихания мирной войны… Пред нею встают на колени В молитве затухшие дни… 3 Сгущённый антрацитовый покров С замедленным движеньем киноплёнки Заботливой рукою мостил кров Над тающей зарёй в морской рифлёнке. Накалом восставали фонари В сто лун вслед уходящему закату; А волны, словно в полдень косари, В скирды укладывали пены вату; Да сейша колыхала строгий буй, Баюкала забытую панамку, Старателем в ней промывала струй Песчаных злата жареную манку. Безмолвие, живущее в песках, Ловила я в купели мирозданья, И выплеснулись в вечер, как хамса Из сети в трюмы, блиц-слова признанья. Неопалимая купина 1 Опять цветеньем замело огромный куст напротив глаза. Кисть у зимы перехватив, весна пришла в цветах экстаза, в кошачьих криках, в пеньи птиц и в просветленьи мрачных лиц… Холмов зазеленевшей грудой природа стала полногрудой. Всё воскресает, захмелело… Что под листвой опавшей прело, живою плотью набухает, всё округлилось, раздобрело… Ся страсть желаний неотступна… И воля эта неуёмна… И сила эта не преступна, а Богом одухотворённа… 2 Вот снова куст мой зацветает, мне говорит: «Бери, пиши…» — и предо мною рассыпает опавших лепестков гроши. Мне платы от тебя не надо. Ты не меняй своей красы на дешевизну хит-парада стандартной зелени попсы. Ты сохрани цветенья лик, весьма фасонистый наряд, столь пенистый и чистый блик — весны венчания обряд. Как можно дольше растяни то наслаждение двойное: счастливый миг – писать стихи и любоваться красотою! 3 Вдох! От земли оторвалась и полетела. Душа умершая очнулась и запела, о рифмы спотыкаясь вновь… И в жилах будоражит кровь стих Иегуды Амихая… Как птица крыльями у края гнезда с беспёрыми птенцами, цветок трепещет лепестками. Мой куст подле окна опять к весны венчанью веток прядь облёк в священную фелонь белее снега. На ладонь листок – как бабочка-душа моя, цветением дыша, — от баугинии слетает. Его ловлю. И понимаю, что я живу. Любовь-Крысолов
1 В левом окне – орех, В правом окне – рябина… Я полюбила на грех Отпрысков Божьего сына. Горечь рябины – яд Вдовьей остывшей спальни, Сполохи красных Плеяд — Словно костёр погребальный… На грех полюбила я Бурю песков суховея Там, где сухая земля Стала святой для еврея. Там, где цветущий миндаль, Там, где скупою слезою Соткана дней пектораль, Вновь повстречалась с судьбою. 2 …а я ревновать тебя буду и мысленно следом повсюду искать. Под солнечное сплетенье забьюсь, твоему вдохновенью под стать. Забьюсь, и дышать без меня не сможешь и дня… В пик ночи забудешь про сон… и свет… В тебе я – каждый просвет. Как точен выстрел из-за спины, взглядом из глубины жажды! Блуждала путём совы, и вдруг – поворот головы однажды! 3 Отпусти мою душу на волю, ненасытная страсть, не готовь ей заклятую долю, демонстрируя власть. Я войны не хочу между телом и душой нараспять, проклинать на беспутстве горелом свою царскую стать, примириться и мериться силой с любозлобной молвой. Дай остаться мне трезвой и милой… И самою собой. 4 В стихах зародилась любовь, как атомный взрыв, как вулкан в океане. Стихами ожившая кровь плескала навзрыд истеричкой… В обмане, в бреду психоделики слов, напалме страстей, изуверстве страданий манила любовь-Крысолов заблудших гостей на жаровню свиданий. И этот последний пожар, как звёзд снегопад, как цветок полнолунья, Валентина Бендерская тебе – мой нечаянный дар. Сердечный распад сердобольная «лгунья» тебе лишь отдаст – не таясь, без страха, стыда или слов сожаленья, впадая в интимную связь, замкнув провода от стихов наважденья. И выйдет на девственный свет, как мученик зла из темниц подземелья, любви отцветающих лет печальная мгла — и не будет похмелья. |
