5 И отчего б не щебетать мне сладкогласым соловьём, не грызть в тепле головку сыра? Везде готов мне стол и дом, железный конь, у ног – полмира… И отчего б мне не порхать по жизни стервой-стрекозой, не пить нектар златого дара, не принимать ночной порой порыв сжигающего жара? И отчего неймётся мне? Истерзаны в клочки тетради. Мозги сушу, как сушки в печке. Ответь мне, небо, Христа ради, хотя бы блеяньем овечки… 6 Белы снеги́ в тихой неге на полях и на лугах. Стеблей пегие побеги разлинованы в углах изразцовых льдин озёрных. Бело-чёрное панно утопает в красках чёрных — ночь зашторила окно. Лессировками морозом слой за слоем по стеклу — стекленеют под наркозом гривы трав… Венцом во мглу тычет церковь, крепость пала от нашествий серых туч… Я бы пред тобой упала, если б не был ты колюч… Льдяная фуга 1 Одинокая тихая лодочка проплывает в тумане речном. Завывает сонливая дудочка крутояра зазывным послом; с перекличкой варгана [6] гнусавого из тунгусских шаманских болот отправляет посланника шалого в землю ту, где порхает удод. В той земле, где святою и грешною представала отпетая даль, след, оставленный в ней конькобежкою, засыпали песок и миндаль… Уже стылую душу отшельника, отгулявшего жаркие дни, не бередят сибирского ельника обгорелые времени пни… Но озябшие гари и пустоши да червонные дни и часы проступают в прорехи из ветоши одиночества липкой попсы. Как же выбраться из одиночества? Засиделись мы в нём невзначай… Так давай не грусти – для сотворчества заходи по-соседски на чай. 2 Красный зонт у начала моста, кем-то брошенный или забытый. Он, как сердце, открытый для ста сотен тысяч потоков умытых, сотен тысяч ветров, что листву окрыляют в предсмертную пору, когда буйный Борей поутру провожает со свистом Аврору [7]. Красный зонт – алый парус надежд — на мосту, исчезающем в складках наресниченных липами вежд, потемневших в осенних осадках, словно губы, зовущие страсть и горящие от поцелуя. Как же мог он в начале упасть или брошенным быть? Не пойму я. 3
И остались тобой не замечены искромётные страсти метели. Погасили сегодня свечи мы на краю нераскрытой постели. Не испили хмельное желание настоявшейся сладостной браги. И ложатся стихи в оправдание на листки белоснежной бумаги. И ложатся цветы друг на дружку, словно скошенные печалью. Ты никак не забудешь подружку, перетёртую дальнею далью… И фантом угрызения совести, как свидетель, былые ошибки теребит в окончании повести на портрете усталой улыбки. 4 Когда я тебя разлюблю, мне больно уже не будет. Крест чёрный по календарю оплавится скупостью буден. И буду вручную закат сама опускать над постелью, ложиться в свой маленький ад на стылую простынь метелью. Остыну… Звенящую стынь уже не почувствую кожей. Моя однобокая тень застынет в проёме прихожей. Заснежит зальделую дверь и холод восславит искристый… Нет боли утрат и потерь, в чьём сердце – осколок льдистый. Диатоника чувств 1 У небесной любви – земные черты: это руки твои, это нежность и голос под прикрытием слов, где слышны Я и Ты, — чистоты расцветающий лотос. Обними, защити обнажение чувств, непорочность зачатья движенья друг к другу. На роль Девы Марии я не гожусь — превращусь в боевую подругу. Превращусь в жизнестойкий алмаз бытия. Удержусь и тебя удержу на обрыве. В этой жизни важнее всего Ты и Я на взлетающем к солнцу порыве. И неважно, что крылья былым сожжены: ещё мысли живут и сплетаются в слоге. Мы оставим любви неземные следы на заснеженном в прошлом пороге. 2 Было ли? Может, и не было вовсе… Я растоптала себя пред тобой. Вырваны волосы, сломаны кости, былью предстала, больной наготой. Глупая баба… Придуманный образ был возведён божеством в образа. Дробь барабанную слушая сто раз, сквозь строй шпицрутенов шла, а не за… Не закоулками, а буераками, дебрями, лядами… Лягу в байрак я чернозёмом… Поникшими кручами будешь меня отпевать, как батрак вечной своей пристяжной несвободы. По́лноте, где моя чёрная шаль? Тем, кто не рядом, сонеты и оды будут писать, продавая печаль. И, спохватившись, когда уже поздно, силою слова на плахе казнить, падать у двери, у ног и позвёздно соединять в Ариаднину нить… Всё ещё грезится солнечным лучиком образ, ушедший за Ирий давно, как я с любимым, почти ещё мальчиком, рядом сидела, обнявшись, в кино. вернутьсяВарган – основной музыкальный инструмент шамана. |
