Они не щадили никого. Отовсюду слышалось рычание и звуки, сопровождающие делёжку добычи. Это была славная охота.

***

Волки отдыхали после долгого пути и удачной охоты. Легкие раны не в счет. Они, наконец, получили возможность подкрепить свои силы и теперь наслаждались передышкой, готовясь в долгий, трудный путь обратно. Когда они шли сюда – ветер дул им в спину, помогая мчаться вперед. На обратном пути он будет дуть в морду, забивая дыхание, да и буря становится все сильнее.

И все же это не Фенрис. Ни ветру, ни холоду здесь не сравниться по убийственной мощи с родными. Так, легкое баловство.

Бледное чудовище коснулось языком красноватого пятна на груди. Маленькая неудача. Отчаянный человечек бросился на него с копьем. Он не хотел нападать. Азарт улетучился, он сделал свою работу - привел на место свою стаю и сел в центре площади, наблюдая за кровопролитием. Но…

Копье вошло не глубоко, больно ткнувшись в кость. Зверь вывернул длинную шею и челюсти, как тростинку, перекусили древко вместе с державшей его рукой. Потом он перехватил обломок и выдрал стальной наконечник из своей груди.

Рана уже почти затянулась, только мех был покрыт красными пятнами. Пренебрежительно фыркнув, он бросился на спину и стал кататься по снегу, очищая шерсть. На это у него ушло довольно много снега и времени, но, когда он поднялся, он сиял первозданной белизной.

Ухо, слышащее в разы лучше волчьего, шевельнулось, уловив что-то. Какой-то звук. Он принюхался. Чувство было странноватым и странно знакомым. Он побрел в направлении, указанном его чувствами.

Она лежала на спине, широко разбросав руки. Под тонкой кожей на шее пульсировала тонкая венка. Дыхание было слабым и прерывистым. Под спиной на белом снегу расцветал красный цветок. Даже то, что она жива, было странным. Молодая женщина, которую не тронули охочие до мягкого мяса хищники. Он подошел ближе, принюхиваясь и пытаясь сопоставить выясненное. Он не понимал, что привело его сюда.

Подняв голову, он встретился с ней взглядом. В глубоких карих глазах не было и следа страха. Только неподдельная тревога. Скорее всего, женщина просто не понимала, кто перед ней. Поэтому она прошептала:

- Пожалуйста, позаботьтесь о моем сыне.

Может быть, если бы рядом с ней сейчас был человек, он что-то понял бы, но рядом с ней стояло чудовище, порожденное ошибкой в генетике и силами самого Хаоса. Это было всего лишь животное. Оно могло только чувствовать, но не объяснять свои чувства.

Он поддался им.

Тонкая теплая шея удобно легла в челюсти зверя, и они сомкнулись словно ножницы, обрезая нить этой жизни. Женщина даже не всхлипнула, она умерла мгновенно. Волк повел носом вдоль ее тела.

Вот оно. Вот о каком сыне она говорила. Она ждала ребенка, который должен был вот-вот появиться на свет. Что ж…

Он сорвал с безжизненного тела теплые шкуры, открывая холм вздутого живота. Три удара мощных лап и его содержимое оказалось снаружи, рассыпавшись парующими кусками.

Вот. Волк поспешно выхватил слабо шевелящийся комок, покрытый кровью и слизью. Острые когти лишь чудом не задели его. Впрочем – чудом ли? Не слишком ли много уже случилось чудес?

Он делал то, что ему казалось правильным, совершенно не понимая, откуда пришло такое понимание. Он бросил младенца на шкуру и какое-то время рассматривал его. Комок шевелился слабо. Слишком слабо. Нужно было заставить его жить. Зачем-то.

Широкий горячий язык заскользил по телу человеческого детеныша, очищая его и стимулируя дыхание. Живой комок, наконец, начал хаотично двигать конечностями и неопределенно брыкаться. Несколько раз он даже задевал морду, и тогда зверь немного отшатывался. Наконец, ребенок соизволил пронзительно закричать. Уродливый волк вздрогнул, прижав уши, чувствительные к громким звукам, но потом вернулся к своему занятию. Тем временем, к вожаку начали подходить остальные звери, любопытствуя, заглядывая между массивной мордой и растерзанным трупом женщины.

На подошедших слишком близко зверь заворчал. Один, особо любопытный, волк сунул морду к самому младенцу.

Клацнули острые клыки, и на мохнатом ухе набухла крупная капля крови. Любопытный волк тут же кувыркнулся на землю, сложив передние лапы в просящем жесте. Вожак какое-то время стоял над ним, тяжело дыша, перебарывая раздражение, но отступил, громко фыркнув.

Серый хищник быстро перевернулся на живот и встал на лапы. Он встряхнулся, сбросив со шкуры целую кучу снега, и отбежал подальше, не переставая, впрочем, пялиться, будто голоден и ищет чего бы пожрать.

Закончив, вожак подхватил ребенка с земли. Достаточно было еще чуть сжать челюсти, чтобы они, горячие и мощные, как заводской формующий пресс, раздавили его. Но движимый непонятными чувствами, волк, этого не сделал. Дитя замолчало, согреваемое дыханием волка. Тот обвел глазами свою стаю и, убедившись, что все готовы идти, снова помчался впереди всех.

Возвращались звери так же молча. Даже снег не хрустел под огромными лапами. На этот раз они бежали чуть медленнее, часто схватывая на бегу снег – встречный ветер нещадно сушил горло и забивал дыхание.

Вожак, в чьей пасти, как жемчужина, покоилось крошечное человеческое существо, был лишен и этой возможности, но он по-прежнему словно бы не управлял своим телом. Ветер срывал с морды клочья пены, окрашенной красным.

Бескрайнее снежное море скрыло хищную стаю, словно ее никогда и не было в этих краях, щедро пересыпав следы сухим снегом. Снег был всюду. Сверху, снизу, с боков. Волки бежали, будто в снежном супе.

Далеко за их спинами небывалый снегопад скрывал последние следы того, что когда-то было селением племени. Снег какое-то время таял на еще теплых телах, но потом, все же, мороз уравнял их шансы. В выбитые окна и двери быстро нанесло снега.

Усталые звери пробежали мимо места несостоявшегося жертвоприношения. Здесь все уже было занесено снегом едва ли не на метровую высоту. Даже алтарный камень скрылся под белым покрывалом. Зато, узнав место, звери приободрились. Скачки стали длиннее и выше. Они спешили домой.

«Грозовые Птицы» были там же, где приземлились. Они продолжали ждать пассажиров, тихо гудя двигателями на холостых оборотах, не позволяющих набиться вездесущему снегу и смерзнуться движущимся частям. Ветер дул с той стороны и гул транспортов волки услышали куда раньше, чем увидели их.

В их экипажи не входили ни люди, ни Астартес. Птицами управляли только равнодушные ко всему сервиторы. Они могли бы ждать вечность, если бы все это время подводилось необходимое питание и энергия.

Когда датчики кораблей засекли приблизившихся волков, на землю с шипением опустились рампы. Обученные животные, не нуждавшиеся в командах, сами вошли внутрь транспортников. Отсюда предусмотрительно были убраны все сиденья – волкам они ни к чему, но, зато, так освободилось много места для лохматых карателей.

Последним вошел вожак. Все то время, которое ушло у его серых подчиненных для неторопливой погрузки на корабли, он простоял рядом с рампой, продолжая держать свой груз. Не смотря на тяжелое дыхание, пересохшее горло, в котором полопались от напряжения мелкие сосуды, он его не отпускал. Как только он оказался на борту, сервиторы-пилоты всех «Птиц» подняли сходни и загерметизировали отсеки.

Вожак выбрал для себя и своей ноши место потеплее. Он лег на вибрирующий пол и, свернув калачиком гибкое тело, положил на собственную шкуру спящего младенца. Непомерно длинный и пушистый хвост лег сверху. Тело еще немного сжалось, чтобы не подпустить к этой добыче холод слабо обогреваемого отсека. Вокруг него привычно разлеглись остальные волки. Им предстоял долгий путь, они были сыты и вполне довольны жизнью, чтобы немного поспать.

Птицы, взревев двигателями, начали подъем, борясь с бураном. Рывки и болтания длились какое-то время, но, наконец, закончились и они. Суда вырвались за пределы атмосферы планеты.

Внизу, на планете, продолжала бушевать стихия. Один за другим дома истребленного племени стали складываться под весом скопившегося снега. Это происходило почти бесшумно. Все звуки тонули в завывании небывалой вьюги. Крыши и стены падали замедленно, поддерживаемые толстым слоем снега.