Там, за мощными ребрами грудной клетки, возле трепыхающегося куска мяса, которое всегда было моим сердцем, спит демон.

Это не какое-то эфемерное понятие. Это данность. Он дремлет в моей крови в ожидании добычи. В ожидании момента, когда я не смогу или не захочу его контролировать.

Каждый раз, когда он чувствует поблизости кого-то, каждый раз, когда я позволяю себе эмоции, пусть даже их отголосок, я слышу его ехидный голос.

Он предлагает мне убить и насладиться болью и смертью.

Каждый раз, пока что, я приказываю ему спать. С понимающей усмешкой он подчиняется.

Мы оба прекрасно понимаем, что я утрачу контроль задолго до того, как мое сердце перестанет биться. Если же произойдет чудо, и Вечному надоест ждать, он приблизит мою смерть. Не ускорит ее, чтобы это было легко и быстро – он ведь питается болью.

Я знаю, как это будет. Он уже показывал мне это, подведя к самой грани существования и показав то, что меня ждет за ней. Однако, мы оба знаем и то, что я едва ли смогу долго сопротивляться его желаниям. С каждым разом его хватка становится крепче и болезненней. С каждым разом я вижу все меньше причин сопротивляться ему. С каждым разом его радость все отчетливее. С каждым разом все тяжелее прятать от других свое лицо, когда его начинает изменять демоническая сущность. Однажды оно навсегда превратится в вытянутую уродливую морду с огромными клыками, по которым струится ядовитая слюна и кровь. Возможно, это будет еще не концом, и меня это страшит – то, что я сохраню к тому моменту человеческий разум. Это еще один стимул уступить ему и позволить сделать то, что он хочет быстро и безболезненно – в награду за послушание. Позволить полурыку-полуреву, от которого лопаются стекло и сталь, раскатиться по поверхности этого мира. Я уже слышал его. Постоянно слышу его негодующие и призывные вопли. Они отравляют разум и медленно подтачивают волю.

Наверное, есть где-то наблюдатель, который видит всё. Ему, наверное, очень смешно наблюдать. Наблюдать за этой клеткой, в которую превратилось еще живое человеческое тело. Изменения на нем видны уже сейчас – натянутая горькая улыбка, неестественная, словно по лицу пробегает судорога, а глаза не смеются уже давно, едва ли не с рождения. Моего второго рождения.

Резкие порывистые движения, словно тело ломается от боли. Оно действительно ломается, но не настолько явно. Просто когда-то привычные движения стали приносить боль. Когда-то невозможные – теперь получаются очень легко.

Речь, которая стала невероятно тяжела из-за того, что я слышу не то, что говорю и вижу не то, на что смотрю. Я забываю человеческую речь из-за того, что моим собеседников все чаще становится демон. Он меня все равно понимает, как понимаю его я.

Со стороны, пожалуй, смешно наблюдать, как мечется в чужой оболочке, которой стало собственное тело, раненая, смертельно отравленная душа, как с равнодушно-довольной спокойной улыбкой за ней наблюдает Вечный.

Смешно слышать вой. Звук, плач. Я оплакиваю себя и мир, в котором мне не повезло родиться, мир, оказавшийся слепым и позволившим укорениться злу в моей душе. Он погибнет, когда я сдамся, а демон созреет и вырвется наружу. Или я проявлю здравомыслие и сдамся, а он проявит великодушие и не станет меня терзать, убьет мой разум, чтобы я не видел будущих зверств.

Ни один разум не выдержит такой пытки. Пытка вечностью и беспомощностью – страшнее не может быть ничего, а я могу стать вечно бессильным, до тех пор, пока не найдется кто-то сильнее меня и его, сильнее того, что родится из нашего недобровольного союза.

Когда иссякает надежда, вперед ведёт воля. Я более не верю в себя и знаю, что моему хозяину однажды наскучит эта игра, и тогда все это уже больше не будет значить ничего.

Никто не всесилен. Просто он сильнее меня. Это все решит. Его воля превыше моей. У него есть Вечность. У меня – лишь минуты, часы, дни. Как решит он. Как решу я. Как решусь я. Нет смысла сопротивляться. Его никогда не было. Я все еще здесь лишь потому, что отдавать себя ему слишком тяжело. Тяжело решиться. Я знаю, как все будет. Я боюсь того, что будет. Боюсь своей боли и его радости.

Никто не смог бы устоять перед этим, и, закрывая глаза, я всегда знаю, что увижу.

Мой мир всегда имеет две тени, но они нарисованы не светом. Я устал от того, что вижу и слышу. Он предлагает мне избавление, но я страшусь того, что это будет обманом. Это непременно будет обманом, но боль уже не уйдет, и скоро он добьется своего. Он знает это и смакует каждый момент моей жизни в ожидании моей последней мольбы, когда с безжизненных губ сорвется последний шепот.

«Убей меня».

Когда иссякает воля, остается лишь пустота на месте души.

Душа - это не дар. Это - проклятие.