Взгляд стоящего на коленях вожака, наконец, упал на кусок скрутившегося пергамента. Он с ужасом увидел взломанную печать. Его собственную печать командующего. Он протянул руку. Медленно, словно боясь обжечься. Или скорее зная, что он увидит на листе выделанной кожи. Еще мгновение. Он выдохнул, словно перед прыжком в ледяную воду, и взглянул.

Он отбросил лист исписанного пергамента, как человек отбрасывает ядовитую змею. Его затрясло, и он вновь обнял бездыханное тело, мерно раскачиваясь и подавляя низкий вой, пытавшийся пробиться из глубины души.

Послание было написано его рукой. Такой способ, безнадежно устаревший, не практиковался никем, а его обучили письму еще в крепости Воронов.

Он точно знал, что не писал его. Не мог написать. И все же – клочок кожи был материальным подтверждением обратного. Скрепленное его личной печатью.

У его содержимого не было дословного перевода. Не было и двойного смысла. В нем был только приказ. Приказ брату покончить с собой с помощью присланного яда.

А тот был настолько предан ему, что без раздумий и колебаний выполнил требуемое. Не задав ни единого вопроса. Не усомнившись в его решении.

Он вновь и вновь звал хоть кого-нибудь, не желая мириться с тем, что ничто уже не вернет утраченной бесценной искорки жизни. Витавший в воздухе запах был им обоим слишком хорошо знаком. Самый страшный яд, разработанный и изготовленный им собственноручно. Эксперимент, чье проклятие обрушилось на него же самого.

Он не верил, что вот так, запросто, потеряет все, что у него еще оставалось.

Немой слуга с улыбкой наблюдал за вожаком. Скрывшись в тени, он ликовал, хотя сам не знал названия испытываемого чувства.

Хозяин будет доволен. Его опаснейший враг не скоро оправится после такого удара в самое сердце. Если оправится вообще. Кто знает, какую шутку с ним сыграет его подавленное чудовищной потерей сознание.

Из кабинета, сотрясая стены, раздался дикий вой смертельно раненого зверя. Звук был настолько интенсивным, что казался рёвом гигантских волн. По плафонам люмосфер зазмеились трещины, грозя расколоть стекло. Хеймир счел за лучшее убраться хотя бы за следующую переборку, где звук будет гораздо тише.

Он подавлял желание сбежать – это вызовет подозрение. Он сделает это позже, через день или два. Он покинет корабль, достигнет своего господина и доложит о выполнении задания. Получит награду. Он мечтательно прикрыл глаза, наслаждаясь эхом чужого горя.

Раздался звук удара и чего-то мелкого, раскатившегося по полу. Один из плафонов все же сорвался на пол. За ним следом упали и остальные. Трэлл улыбнулся. Чутьё вовремя вывело его из этого коридора, где бесновался выродок Русса.

Вбежавший в кабинет вожаков, Ильфнир остановился, словно ударившись о невидимую преграду. Он склонился, поднимая скрученный лист пергамента, и осмотрев сломанную печать, развернул его.

Он умел читать на низком готике и легко разбирал руны волчьих языков. Он не понимал, что именно написано здесь, но интуитивно сопоставил символ на печати и происходящее на его глазах.

Затравлено глядя на Сигурда, Волк попятился к выходу. Пожалуй, впервые в жизни, выкрикивая в вокс короткие приказы, он заикался, но удивительно чуткая Адриана Фрай его поняла, и в то же мгновение по кораблю разнесся вой тревоги, а Волки мгновенно перекрыли все коридоры

Никто из них не решался войти. Ильфнир вжимался спиной в стену, возле которой оказался с самого начала. Хеймира оттерли в сторону, и он тихо исчез за сомкнувшимися спинами легионеров.

Спустя пять непростительно долгих минут, когда все уже было давно кончено, появился Волчий Жрец. Раскачивающийся из стороны в сторону и воющий младший вожак настораживал его. Каждый в Стае знал, сколь опасен он в ярости. Каждый знал о том, что произошло с Хендвалем, и что сделал Антей. В желтых звериных глазах горел общий вопрос, но произошедшее не укладывалось в их разумах.

Они бы так и стояли, молча глядя на, теперь уже единственного, вожака, если бы вперед не вырвались, растолкав Волков, четверо старших Несущих Слово. Без силовых доспехов они казались не настолько мощно сложенными, как сыны Русса, но им и не препятствовали.

Трое из них остались стоять возле дверного проема, а Дар Шеет подбежал к Сигурду, в последнем движении опускаясь на колени и отталкивая его от тела брата. Ошеломленные таким неуважением, Волки зароптали, но, глядя на сержанта невидящими глазами, вожак отстранился, не сопротивляясь. Только после этого Волчий Жрец подошел ближе, но и без этого было ясно, что старший вожак мертв. Опустив голову, сержант Шеет провел пальцами по лицу Антея, заставляя его веки сомкнуться.

Постояв на коленях еще какое-то время, отдавая дань уважения погибшему, Несущий Слово встал, бросив мимолетный взгляд на Сигурда, который никак не реагировал на происходящее вокруг и был словно не в этой реальности. Глядя в упор в глаза Ильфнира, он объявил:

- Ярл Антей не смог простить себе того, что пятеро из вас, бывшие под началом Волка по имени Драгнир, оказались убийцами собственного собрата. Однако, он был достойным воином, и мы должны достойно проводить его. Займитесь этим, как велят вам ваши традиции. Пока ваш второй вожак не придет в себя, я, как старший по званию, беру командование вашими кораблями на себя.

Примарх мог гордиться своим сыном. Игра сержанта Дар Шеета была на высоте.

Волки, эти простодушные и прямолинейные хищники с чистейшими душами, самая надежная опора Империума, чующие ложь и врагов за полгалактики, проиграли эту схватку. Проиграли позорно, и почти не сопротивляясь. Нет, они, конечно начали говорить, кто-то даже обоснованно возражал, но их сознания были уже слишком перегружены сложными фактами, а Несущий Слово безупречно манипулировал ими, вкладывая в свои слова всю свою уверенность. Кроме него некому было отдавать приказы. Простой инстинкт заставил принять его как вожака.

Они не почуяли лжи, потому что ее было слишком мало в его словах, и она терялась на фоне правды.

Когда Волки разошлись, чтобы выполнить приказы сержанта Несущих Слово, и в помещении остались только Сигурд и люди Дар Шеета, тот с улыбкой обернулся, и, подойдя к Волку, все еще не осознающему произошедшего, снова встал рядом с ним на колени. Его рука сжалась на подбородке вожака и приподняла его голову. Взгляд был пуст и безжизнен.

- Сигурд, Сигурд. И ты тот, кого так опасаются наши апостолы? Как же ты позволил этому случиться? Как ты позволил обмануть себя? Как ты позволил мне управлять своими шавками? Как позволил брату умереть? Я до этого самого момента не верил, что нам это удастся, нам пришлось так много импровизировать. Волки Русса. Вы всегда были внимательны к мелочам, но ты не замечал почти ничего, а если и замечал – попросту отбрасывал это. Половина нашей миссии выполнена. Одна голова Волка отсечена. Осталось немного. Я буду тем, кто лишит Империум шанса выстоять в будущей войне. Я избавлюсь от тебя так, что твои Волки ничего не заподозрят. Подведу тебя к краю и сброшу в пропасть, как сделал это с твоим братом, а потом, уничтожу твою Стаю. Варп будет смаковать их души – по твоей вине. Ты и твой брат – вы оказались слишком слабы.

Дар Шеет видел, что Сигурд его слышит и понимает, но это его не беспокоило. В конце концов, это и планировалось. Вожак должен осознать свою вину. Его хребет должен сломаться под тяжестью этой вины.

Несущий Слово поднялся на ноги.

- Прошу меня извинить. У меня еще куча дел. Нужно прикончить этого вашего Драгнира. Из-за твоих игр с Имматериумом он слишком много видел и знает. К счастью, ты хорошо с ним поработал, и он никуда от нас не денется. Дождись нас, а я похвастаюсь своим трофеем, когда вернусь.

Он подмигнул Сигурду и вышел. Следом за ним двинулись остальные легионеры семнадцатого.

Уже вступив одной ногой внутрь пневмокапсулы, Селон Турав обернулся и прислушался. По-змеиному длинный темный язык высунулся, словно пробуя воздух на вкус. Дар Шеет раздраженно окликнул его: