Брок с неожиданным удивление понял, что у него ещё остались волосы – его за них дёрнуло, но, судя по тому, как соскользнула рука поморщившегося нового «хозяина», они были коротковаты для уверенной хватки. Возомнивший себя главным сосунок брезгливо вытер руку белоснежным платком и швырнул его на пол.

— Я знаю о тебе всё. Знаю, кем ты был, кем ты стал при прежнем Руководителе. Как тебя создавали. Как ты жил-то со всем этим? Предавал, предавал, предавал… ты всех их помнишь, ублюдок? Убил своих людей, предал свою страну, изменял своей паре. Пирс дорожил тобой. Избавился от Уилсона, которому ты и в подметки не годишься, терпел ваши ежегодные посиделки, не наказывал лишний раз, позволил сохранить никчемного любовника и получил в итоге бешеного пса, сорвавшего такой проект… Ты ведь не знал кодов запуска, но у тебя были коды доступа, поэтому камеры управления остались открытыми и в них смогли влезть эти суперклоуны. Конечно, чего ждать после того, с какой лёгкостью ты менял приоритеты.

Брок отвернулся. Прошли годы, прежде чем он смог почти смириться с тем, о чём с такой лёгкостью говорил этот забавный парнишка. Он жалел обо всём, кроме одного. ГИДРу он предавал с удовольствием. Он не отрицал своей вины, но глупо было забывать, что его руками управляла именно многоголовая гадина. Она давала выбор, и он выбирал, как выбрал бы любой человек, который отвечает не только за себя. Просто быть героем и красиво умереть, если у горла того, кто тебе доверился, не держат остро заточенный нож. Просто рассуждать о том, что смерть лучше такой жизни – жизни цепного пса, с которым скупы на кость, но щедры на плеть. Прежде чем судить, надо самим пожить в той же шкуре: видеть взгляд полный обожания, чувствовать удары сильного сердца под рукой, сопротивляться толчкам крови, зажимая рану, зубами затягивая жгут. Подставляя шею под тёплые улыбающиеся губы.

Не этой кабинетно крысе было судить его. Не трибуналу. Не гражданскому лицемерному суду. Не дохлой гниде в старомодных очках с отеческой улыбкой на тонких губах. Не рыжей шпионке. Не звёзднополосатому идеалу.

А Джек никогда не судил. Он сам был таким же, как Брок. Их верность была выше любых слов, порой выше дел. Совсем иной материей, неощутимой. И метка тоже была ни при чём.

В поле зрения появился молчаливый доктор, повесивший на стойку капельницы аж три пакета сразу. На них не было ни надписей, ни каких-то знаков. Совершенно отстраненно Брок задумался, куда тот будет втыкать иглы для всего этого. Юнец не унимался, вещая.

— Хорошо хоть твой прежний владелец послушался меня. Я ведь был там, когда тебя усадили в Кресло. Ты не помнишь. Эти вот растворы и ещё кое-какие препараты моего авторства тогда тебе тоже вводили. Они помогли тебе оклематься чуточку быстрее, но и слегка изменили психику. Может, ты сам и не заметил, но ты стал гораздо агрессивнее, нетерпимее. Тогда была небольшая доза, в качестве эксперимента и для проверки переносимости. Сейчас у тебя предельная степень обезвоживания и организм примет всё, что ему предоставят. Пирс хотел натравить тебя на твою команду, но мне твои люди не нужны, ими пусть занимаются те, кто празднует победу. Я использую тебя более практично. И ты мне в этом поможешь с большим удовольствием.

Брок почувствовал, как его губы растягиваются, лопаясь, в скептической ухмылке. Он знал, кто умрёт первым, когда он сумеет оторвать себя от операционного стола.

Трепло в костюме улыбнулось в ответ.

— Не веришь? Посмотрим. Я ожидал, что за два месяца мы поставим тебя на ноги, но тебя потрепало куда сильнее, чем раньше, к тому же ты стал старше. Тебя пришлось собирать по кусочкам, не говоря о том, что с тобой сделало пролившееся топливо хеликерриера. Серьёзное токсическое поражение всего организма, химические и термические ожоги, механические травмы. Но ты выжил там, под завалами, и я хочу, чтобы об этом узнал кое-кто ещё. Через пару дней ты сможешь встать, и мы поговорим более предметно. А пока…

Он извлёк из кармана смартфон и Брок инстинктивно дёрнулся, чем вызвал резковатый смешок. Но это было другое устройство. Включился проектор, и на стене появилось изображение, заставившее Брока бессильно застонать.

Его Джек. Крошечная камера. Полуобнаженное страшно истончившееся тело, всё равно едва умещающееся на узких коротких нарах. И обгоревшие едва не по плечи руки. Брок видел себя иногда, когда его переворачивали, и вполне осознавал – то же пламя лизнуло и его любовника. Ему не показалось тогда. Джек голыми руками старался вырвать его из лап смерти. Не сумел, и Брок, даже не ощущая связи, догадался, что тот испытывал. Испытывал до сих пор. Два грёбаных месяца.

— И чтобы к нам не было претензий – он не у нас. Ваш любовник находится в распоряжении ЩИТа. Того, что от него осталось. Агент Романов и вернувшийся Фьюри упорно пытаются узнать у него, где находятся базы ГИДРы и всё полезное, что он может сказать, но пока успехов не добились. В отличие от вас, он не спешит предавать прежнее руководство. Отдыхайте пока. Набирайтесь сил.

«Костюм» удалился, оставив спроецированную на стену картинку. Брок прокусил губу, отчаянно сглотнув выступившую кровь.

Его Джек…

***

Проснулся. Он закрывал и открывал глаза, не чувствуя течения времени, слыша только, как открывались и закрывались двери, как приносили и уносили чашки с едой, пока их ещё приносили, не считая, сколько их было.

Приходили солдаты – отволакивали его на перевязки, потом так же тащили обратно. После шести таких раз, когда он упал на пол, не сумев устоять, врач цокнул языком и сообщил об истощении. Наташа, нарисовавшаяся в кабинете мгновенно, предложила кормить насильно, но док качнул головой и настоял на капельницах.

В медблоке, несмотря на пожелание врача, его держать запретили, даже на условии фиксации его на койке.

— Он слишком опасен, доктор. Его место в тюрьме.

Пожилой врач покачал головой, глядя на Наташу, но согласился. Каждый раз, когда Джека притаскивали обратно в камеру и уже не швыряли – почти аккуратно укладывали на нары, она заходила следом за ними, порой комментируя его «глупость». Она злилась. Очевидно, ей хотелось бы перейти к допросам, но пока врачи не могли дать добро на это. Её что-то держало. Скорее всего – Кэп. Больше никто бы не вступился за преступника. Звёзднополосатый святоша вполне мог.

Он не слушал Романов – ей нечего было ему предложить. Одно он уже понял – прошло больше суток. Либо Пирс наебал их, и со смертью носителя стрёмной приблуды на запястье ничего не менялось, либо Брок был жив. Джеку было страшно надеяться на это, но надежда, как яд, не спрашивая, по капли просачивалась в мысли. Если Брок был всё же жив, выжил под теми руинами, было бы просто отлично, чтобы он не попался ЩИТу. Не стал козлом отпущения. Стоявшего за спиной Пирса, его могли беспрепятственно обвинить в чём угодно, наказать как угодно, выставить в любом свете…

Постепенно душу захватывал страх. Он молчал, рассчитывая на что-то неопределённое.

Молчал ровно до тех пор, пока однажды его, спящего, не швырнуло к койки, не выгнуло от боли так, что он не смог сдержаться и закричал, будто только теперь почувствовал боль командира, помноженную на бесконечность. Он не знал, что закричал так, что у дремавшего на посту дежурного звякнула ложечка в пустой чашке. Что сам дежурный чуть не свалился со стула, врубив сначала тревогу, и лишь потом опомнился и включил монитор.

Когда в камеру влетела сначала Романов, а потом трое не угнавшихся за ней бойцов и тот самый дежурный, он мог лишь хрипеть, глядя в потолок, и скрести по бетону пола обломанными ногтями, содрав некоторые, оставляя кровавые следы.

Очнулся он снова в медбллоке, прикованный наручниками, ничего не чувствуя в правой руке, но отлично помня и яростную боль, расползшуюся от неё, и влагу под пальцами, когда тонкие полосы метки вздулись и лопнули, обильно закровив.

— Это ведь Рамлоу? Он был твоей парой. Он что-то сделал с меткой?

Джек повернул к ней на удивление ясную голову. Шпионка была подозрительно сосредоточенной.