Брок распахнул глаза и уставился в потолок. Высокий, белый. Чистый.

Перекатив голову по подушке влево, Брок увидел то самое окно, частично закрытое жалюзи. В оставшейся части сиял огнями ночной мегаполис. Он бы не поручился сказать, какой именно.

По правую сторону кровати обнаружился спящий Джек. Неудобно сидя на придвинутом кресле, он дремал, уложив голову на согнутую левую руку, лежащую на кровати Брока. Правой рукой он, по-видимому, поначалу держал руку самого Брока, но во сне всё же отпустил.

Сколько должен был не спать Джек, чтобы заснуть спиной к двери, Брок так же не брался уточнять. Долго. Очень долго.

Понадеявшись, что не разбудит, Брок обхватил безвольные пальцы Джека своими, едва слушающимися, и удовлетворенно прикрыл глаза.

Всё будет хорошо. Они выбрались и на сей раз.

Утро началось с лёгкого шума за дверью палаты и агрессивного рыка Джека на кого-то невидимого. Почти сразу же дверь открылась и появился сам Джек со стаканом ещё парящего кофе — судя по запаху, от которого у Брока резко свело скулы, но он нашёл в себе силы улыбнуться, перехватив озадаченный взгляд. Он попытался что-нибудь сказать, но лишь хрипло выдохнул. Джек сориентировался мгновенно. Оставил свой стакан на тумбе у кровати и подхватил другой — высокий, с трубочкой, которую он придержал.

— Все живы. Всё в порядке.

Он не ждал вопроса, зная, как важно Броку было это узнать. Остальное подождёт. Самое важное — они. Семья. Да, это непрофессионально, но так уж вышло.

Помявшись, Джек быстро коснулся его губ своими, целуя воровато, словно школьницу.

— Ты нас напугал. Должен был очнуться уже давно. Похоже, отсыпался за Мексику.

Брок криво усмехнулся, вспоминая. Облизнулся, глядя на нервно закушенную губу любовника.

— Ещё.

Джек покосился на дверь.

— Док скоро будет. Он не одобрит.

Брок ехидно оскалился.

— Так ведь я не трахаться тебя приглашаю. Хотя, когда я отсюда встану, ты ляжешь.

Вздрогнул под оценивающим взглядом Джек отнюдь не от страха. У них действительно чертовски давно ничего не было серьёзнее прикосновений, чтобы хотя бы обозначить поддержку, подкрепить веру в надёжное плечо. О, он ляжет. Ляжет столько раз и в таких позах, в каких Броку только заблагорассудится его увидеть. Хотя стоя он тоже любил…

Заалев щеками и стараясь скрыть плоды фантазии, он всё же склонился, целуя по-настоящему, следя только, чтобы Брок не забывал дышать.

Заслышав шаги в коридоре, Брок отстранился первым. Оглядев Джека голодным взглядом, Брок провёл ладонью от его колена до паха.

— Ступай, уединись. Думаю, от врача меня защищать не надо.

Схватил куртку Джек в рекордный срок, пока опускалась ручка двери. Прикрыться он тоже успел и под тихое «Простите, что помешал» от вошедшего врача, ужом выскользнул в коридор.

Улыбка с лица Брока сползла моментально. Провоцировал он Джека с определённой целью. Он должен был остаться с врачом наедине, чтобы услышать обо всём, что с ним случилось и как теперь с этим жить. Он чувствовал себя ожившей не вовремя мумией во всех этих повязках, и паскудный червячок страха нашептывал, что он останется калекой, прикованным к койке или, в лучшем случае, к инвалидной коляске. Именно поэтому, не дав врачу представиться, вновь охрипшим от волнения голосом, он почти проскулил:

— Док, скажите, я смогу ходить?

========== часть 3 ==========

Немолодой мужчина с незапоминающимся лицом незамедлительно кивнул.

— Ходить, даже бегать. Драться. Вы сможете вернуться к привычным для вас нагрузкам, если будете выполнять мои указания. Я ваш лечащий врач. Моё имя — Артур Хагерер.

Броку показалось, что сердце в груди бухнуло минным разрывом. Бегать. Ха! Он видел людей, попавших в такие же передряги. Точнее, то, что от этих людей осталось. Врач врал беззастенчиво и жестоко. Возможно, скажи он, что да, небыстро ковылять с тростью — возможно, Брок бы ему поверил и молился бы как на святого.

Теперь кто-то должен был забежать в палату с воплем «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера» как во всех этих отвратительных шоу для отупевших от скуки домохозяек.

Дожидаясь разоблачения, Брок зло скривился.

— Я серьёзно, док. Хотя бы по стенке, с палкой. Хоть как-то?

Образ Джека, на всю оставшуюся жизнь привязанного к нему чувством долга и вины, кормящего его, беспомощного, с ложки, убирающего за ним дерьмо и меняющего подгузники, вызывал непомерное чувство отвращение к собственной ущербности. Он не желал такого любовнику. Джек этого не заслужил. Лучше закончить это всё здесь, в больнице.

Брок бы нашёл способ. Как раз здесь это было проще всего сделать, в окружении кучи удобных вещей. Смерть пары, и так изрядно пострадавшей, не ударит второго члена союза так, как это было бы, попытайся Брок уговорить Джека уйти. Он бы смог. Он достаточно хороший актёр. Он бы убедил его уйти, наорал бы, обвинил. И сломал бы. Проще было умереть самому, чтобы не мучить их обоих беспомощным будущим.

Да, Джеку было бы чудовищно больно, но боль бы прошла, он бы жил дальше. Как и остальные.

Сердце нехорошо закололо, и Брок поморщился вновь.

Врач поджал тонкие губы и с недовольством оглядел пациента.

— Я тоже не шучу. С вами работали и ещё будут работать лучшие врачи. Вашу жизнь оценили очень высоко и затратили существенные ресурсы, как и на ваших людей. Вам бы стоило проявить благодарность. Мы делаем всё, чтобы вернуть вас в строй полноценными бойцами в кратчайшие сроки.

Верить категорически не получалось, потому что он уже принял решение.

— Я хочу знать диагноз.

Сложив на груди сухие руки, врач неприязненно осмотрел пациента.

— У вас есть медицинское образование? Кроме тех навыков первой помощи, которые вам нужны для выживания?

Сил, достаточных чтобы спорить, Брок в себе не ощущал, но остановиться не мог.

— Нет. Но я должен знать.

Теряющий терпение врач прошёл к изножью кровати и почти сорвал висевший там планшет. Протянул он его тоже слишком резким движение. Брок кое-как принял его.

Врач был прав. Большая часть этих слов ни черта не говорили самому Броку, хотя, очевидно, имели какой-то сакральный смысл. Вернув кусок пластика с прижатой к нему бумагой, он всё же заткнулся, не зная, что теперь говорить. Верить ли врачу. Что сказать Джеку. Как быть дальше. Как жить дальше.

Он отвечал на вопросы врача, отзывался на манипуляции, но разум двоился. Большей частью он был не в палате, а внутри себя, размышляя, взвешивая. Он не обратил внимания на то, что сказал врач перед уходом.

На него — на них — серьёзно потратились, и он ещё не узнал у Джека, где они и как оказались. Да, у них были сбережения «на чёрный день», как раз на такие случаи, но Брок мог с уверенностью сказать: на всех там бы не хватило. Там бы не хватило и на него одного в том состоянии, в каком он был, на такую клинику, таких врачей. Он толком не знал даже, сколько прошло времени. Заметил только, что губы Джека больше не обветренные. Он хоть и был австралийцем, но сухую жару переносил не очень хорошо. Значит, он валялся в забытьи не меньше недели.

Едва слышно дверь скрипнула и открылась.

Да, Брок знал, отголоски каких чувств ощущает его пара, и сам, в свою очередь, замечал и его неуверенность, и беспокойство, и отчаянную теплоту, назвать которую словом любовь он попросту боялся.

— Заходи уже. Ушёл твой злобный врач.

Он всё слышал. По крайней мере — большую часть слов и…

— Даже не думай.

Джек стоял, упрямо наклонив голову, как бык на арене, но прятал глаза, кажется, слегка покрасневшие. Брок вздохнул и запрокинул голову: шея начала затекать, но как управиться с технологичной койкой, он не знал, а доктора не спросил.

— Не смей, слышишь?

В его любовнике кипела бессильная злость и злое отчаяние, позорный страх потери и недостойные сильного мужчины горькие слёзы. Брок знал это. Знал, что он сам тому виной.