========== Часть 21 ==========
Камера была маленькой. Не просто одноместной, а реально маленькой – скорее всего изолятор. За сплошной металлической дверью слышались крики и переругивания, типичные для мест лишения свободы.
Джек не обманывался на свой счёт. Затылок ломило, наручники, слишком плотно застёгнутые на обожженных до мяса запястьях, которые никто не подумал забинтовать, кажется, сломанные ребра, последствия ударов о бетонные обломки…
Брок, попавшийся в смертельную ловушку. Он сам, бессильный что-либо изменить.
Сутки жизни, что ему остались, которые покажутся вечностью в ожидании смерти.
Брок, сгоревший заживо под обломками, залитыми высокотоксичным высокотемпературным топливом – ублюдок Старк разработал его сам, гордился им, хвалил его. Получал заказы на поставку. Топливо, чьё горение нельзя было погасить почти ничем, оно даже под водой угасало не сразу. И его Брок, попавший в ловушку, умирал долго, чувствуя, как его обтекают ручейки жидкого огня, впитываются в бетон, продолжая гореть, плавят материал формы, кожу, поджигают кости.
Надсадно закричав, Джек бросился на дверь, ударяясь о неё корпусом, зная, что уже ничего не изменит.
Сутки он протянет со слов Пирса. Сутки с того момента, как перестало биться сердце его пары. Они не попрощались, планируя вдвоём свалить в закат. У судьбы оказалось своё мнение на сей счёт.
Натянув до предела жёсткую сцепку наручников, он постарался отвлечься на физическую боль. Бесполезно. Его тело настолько сроднилось с ней, что научилось само её блокировать, не давая Джеку облегчения. Но он ещё мог двигаться. Оскалившись на дверь словно в попытках её напугать, он бросался на неё вновь и вновь, пока хватало сил подниматься на ноги, пятная её сукровицей с ожогов, а потом и кровью из разбитых кулаков.
Он лежал на полу, с трудом дыша, когда дверь открылась и на пороге показалась Романов. Почувствовав тошноту, Джек отвернулся, задев руками за бетон пола.
Кто-то, явно не эта женщина, поднял его под руки и швырнул на койку. В помещении запахло лекарствами и Джек увидел перед собой белый халат. Раньше, чем он успел подумать, он бросился на этого человека чисто рефлекторно.
Его сбило на пол, от шеи по спине прострелило электрическим разрядом. Он снова зарычал, но сопротивляться не смог. Боль возвращалась снова и снова, пока мир вокруг не стал мутнеть и темнеть. Только тогда он позволил себе выдохнуть.
— Я бы вообще не стала с ним возиться, но Стив хотел его допросить. Док, вы как? Давайте придём когда-нибудь потом, когда он перестанет беситься.
— Я в порядке, мисс Романов. Как скажете, но лучше бы хотя бы перевязать его сейчас. Еще немного, и наручники повредят сухожилия и сосуды.
— Ничего. Ему всё равно больше не быть солдатом. Скоро его запрут в Рафте, и мир вздохнёт спокойнее.
— Вам виднее, мисс Романов…
Джек бы мстительно оскалился, если бы контролировал хотя бы мимические мышцы после короткой, но плодотворной шоковой терапии. К сожалению, всё, что он мог – почувствовать предательскую влагу на лице, но он хотя бы остался в это время один. Уйдя, они даже свет погасили.
***
— Рамлоу, открой глаза. Я знаю, что ты уже не спишь.
Конечно, он не спал. Он вообще уже очень давно не спал. Он ненавидел такое состояние своего тела, когда ощущаешь всё, но слегка не до конца, и ни черта не можешь контролировать.
Он почти ничего не видел, но довольно хорошо слышал всё, что происходило вокруг. Неожиданно для себя осознал, каково это - не чувствовать запахов. Прежде он никогда не придавал значения этому, потому что как любой нормальный человек просто привык воспринимать как должное такую функцию организма.
За одно он был благодарен. Чем бы его ни накачали, он не чувствовал боли. Видимо это и отняло половину чувств, но он слишком хорошо помнил, как медленно умирал в огне, слыша безумный крик Джека и будучи не в состоянии даже ответить – жидкий огонь стекал на лицо; на грудь и горло давил строительный мусор, в который превратился кусок башни Трискелиона.
Он понимал, что живыми оба остались чудом, но, поскольку чудеса в его мире были неразрывно связаны с его работодателем, ебал он такие чудеса. Иллюзий у него не было, как и шансов выжить – это он понимал. Как и то, что жив он только потому, что снова кому-то нужен. Зачем – мог догадаться. Не так уж многое он умел.
По ощущениям он провалялся так уже много дней. Чьи-то равнодушно-профессиональные руки хватали и трогали его, оставляя странные ощущения на теле. Да, он помнил, как горел, и уже по этой причине хотел бы снова попроситься в Кресло. Вот только говорить не мог – мышцы не слушались. Он даже то, что осталось от губ, облизать не мог.
Он сделал попытку приподнять веки. Это потребовало чудовищных усилий, но он знал, ради чего старается. Маленькая неземная тварь всё ещё цепко держалась за обгоревшее запястье. Её он ощущал, и был уверен, что чувствует, как она сыто пульсирует в такт биению сердец – его и Джека. Надеяться было не на что, но жить ради него он мог. Самое меньшее, что он мог, на самом деле. Или самое большое – в таких обстоятельствах. Но раз выжил – ещё поборется. Хотя бы вид сделает, чтобы не было стыдно перед самим собой.
Он смог лишь немного приоткрыть глаза и их тут же резануло светом. Моргать толком он не мог, и из глаз тут же заструились обильные слёзы.
— Отлично, слёзные протоки восстановились. Скоро восстановится роговица.
Это был уже другой голос. Равнодушный, спокойный, без проблеска превосходства, в отличие от первого.
— Можешь закрыть глаза, Рамлоу. Я приду позже. Восстанавливайся. Мистер Гарриссон, удалите чип. И обеспечьте его нанороботов всем необходимым, он мне нужен как можно быстрее.
Кто-то, видимо тот самый Гарриссон, хмыкнул.
— На полное восстановление уйдет пара месяцев даже с нанороботами. Он сильно пострадал.
— Ничего, я подожду. Нам теперь некуда особо торопиться благодаря тебе, Рамлоу. Ты поучаствовал в срыве «Озарения», вторично предав ГИДРу, но я не Александр Пирс. Мне не нужна твоя сомнительная верность. Но об этом поговорим, когда ты будешь более активным собеседником. Он ваш, доктор. Продолжайте.
Перестук лёгких шагов удалился и затих. По ушам вновь ударил звук брошенного в металлический лоток инструмента. Вполне возможно, с его телом вновь что-то делали, и он даже не подозревал – что.
***
Сумев совладать, наконец, с собственным телом, он кое-как сел, привалившись спиной к стене. Было больно, но как-то на задворках сознания. Однозначно, куда сильнее, чем боль от разрядов шокеров, даже не выставленных на максимум, которые он испытывал на своей шкуре прежде, была боль в руках.
И за грудиной.
Уставившись на сочащиеся желтоватой жидкостью неровные пятна наползающих друг на друга ожогов, он не мог даже заплакать, пусть бы это было позорно, но кто его мог бы осудить? Кто, чьё мнение его вообще волновало?
Больше некому. Отряд, даст Бог, сумеет рассосаться по миру. Зная Брока – если ему не удалось сделать так, чтобы их не нашли – никто бы не смог. Если удалось – никто их не потревожит, если сами не выползут. Джек в них верил. Они были Альфой. Лучшими из лучших. И командир у них был лучшим.
Был. Его Брок. Был. Столько раз оказывавшийся рядом, защищавший от всего мира.
Лучшие уходят первыми – где-то он слышал эти слова. Брок был лучшим, а он, Джек, не нашел в себе силы броситься в огонь следом за ним, чтобы остаться там, по ту сторону, вместе, уже навсегда. Вплавиться в бетон и сталь на месте импровизированного кургана над телом пары. Не смог. Не хватило сил.
Он подёргал наручники, вновь раня до крови запястья. Сидя на полу, он, неожиданно для себя, осознал, что ему всё равно. Всё равно, жив ли он, и как долго будет это длиться. Сколько он просидит в этой клетке. Метка молчала, немая, как могила.
Прислонившись гудящим затылком к бетонной стене, Джек закрыл глаза.
