Он доверился. Чужому голосу. Чужим рукам. Чужому лицу. В месте, где неизвестно ни течение времени, ни будущее, ему нужен был какой-то ориентир. Константа. Ею стал хендлер, под руку которого Брок привык подставляться. Привык позорно быстро. Но, в конечном счёте, это ничего бы не изменило.
После всего он бы уже не стал вырываться, да и не хотел. Он хотел проститься с Джеком, попросить прощения, закрыть глаза и умереть.
Тогда он не сдох только потому, что до основания загнав член ему в рот на виду у остальных заключённых, хендлер пригнулся и шепнул ему на ухо:
— Завтра его выписывают.
Не разгибаясь, Фултон с силой раздвинул его ягодицы, и Брок закрыл глаза, хотя это было запрещено – всё равно никто бы не увидел – хендлер наслаждался зрелищем того, как член обитателя клетки под номером один, с цифрой, выведенной белой краской во всю стену его обители, рывком исчезает внутри Брока, имевшим право лишь застонать, когда на пол плеснуло кровью. Да, Фултон растянул его и даже трахнуть успел, но ни смазки, ни его спермы в заднице не было достаточно, чтобы агрегат, по ощущениям конских размеров, хотя, конечно, меньше, можно было вот так с лёту вставлять в живого человека. Заключённый держался за решётку и утробно стонал. Стонал сам хендлер, любуясь, стирая мокрые дорожки на щеках Брока, размазав кровь, заструившуюся из носа. Но отрубиться ему не дали. Как только в него кончал один из этих неуправляемых ублюдков, Фултон просто передвигал его к следующему, сам удовлетворившись лишь по разу каждой дыркой.
Он держал Брока, потому что тот не мог стоять уже после первого. После каждого последующего он заставлял своего подопечного пить принесённую воду. После шестого и на каждом следующем Брока стало рвать. Вначале выпитой водой, потом желчью, потом кровью.
Внутренности резало так, будто в него действительно засунули если не конский член, то, как минимум биту, обернутую колючей проволокой. И вопрос был не что с ним сделали, а что от него осталось.
Он не попытался встать, даже когда приказали. Когда в него благополучно кончил десятый и Фултон выпустил его из рук, он упал на пол, сжавшись, стараясь хоть как-то приглушить боль или отключиться. Но даже так, лёжа на полу, покрытом лужицами спермы и его крови, он как сквозь туман видел и слышал всё. Всех кто его поимел. Слышал хендлера, стоявшего над ним и толкавшего его носком сапога. Лёжа на полу, он понимал, что попросту не доживёт до выписки Джека, что всё это просто обман. Никто никого не выпишет и никто не заберёт его из этого ада, пропахшего вынужденным сексом.
С боку на спину его перевернул очередной пинок, и Брок болезненно замычал. Стало еще хуже, когда жёсткий сапог надавил на живот. Он почувствовал, как между ягодиц что-то потекло, и надеялся, что это не кровь, потому что иначе ему точно конец, а тогда через сутки умрёт и его Джек, настороженно смотревший в камеру тому, кто заснял его на балконе. Он бы убил любого, но наверняка ему сказали, что это для Брока.
Он попытался собраться, но всё, чего добился – хрипло застонал.
Хендлер, опустившийся рядом, развернул его лицо к себе. Брок его слышал, но осознавал слабо.
— Какая же ты шлюха, командир Альфы. Жаль, что нам дали так мало времени. Жаль, что ты ничего этого не вспомнишь. Зато будет помнить твой Джек. Сегодня он получит письмо от анонима с твоими фото. Крупные планы, отличное качество. Потом их увидишь и ты, он не сможет прятать их вечно. Но ничего не вспомнишь. Знаешь, это сводит с ума, когда память исчезает так, кусками. Оставшаяся, как неровно обломанный зуб, будет резать не тело – душу, и душа, как и тело, начнёт гноиться. Сколько ты продержишься, командир? Сколько вы с Джеком продержитесь?
Он притянул голову Брока выше, целуя во влажный от горячечного пота лоб.
— Мы никогда не встретимся. Да ты всё равно не вспомнишь моё имя, официального назначения не было даже в базах ГИДРы. Поэтому и жрал ты то, что я приносил из дома. Я бы хотел убить тебя своими руками, как ты того заслуживаешь, но у меня приказ. И я, в отличие от тебя, умею их выполнять.
Брок вздрогнул, услышав знакомый до боли щелчок ампулы, зафиксированной иньектором. После того как прозвучали девять выстрелов, он, наконец, отключился.
***
Джек торчал у окна, потому что сон в него уже не лез, а из палаты не выпускала охрана. Он не был в курсе произошедшего, но несколько раз к нему заходила миловидная медсестричка, которая, когда он пришел в себя, сказала, что ей приказали делать его фото «для пары, чтобы приободрить его». Разумеется, она не знала ни где Брок, ни что с ним.
Зная Брока, чувствуя его, Джек понимал, что ничего хорошего, но паниковать не спешил. Он помнил слова Уилсона, что Броку еще хуже. Джозеф даже после смерти словно поддерживал их.
Услышав стук в дверь, Джек вначале не отреагировал. Персонал заходил без стука, а больше охрана никого бы не пустила. Потом до него дошло, что не показалось. Обойдя кровать, он увидел лежащий на полу конверт, просунутый под дверь. Брать в руки, впрочем, не спешил – вначале открыл дверь и нарвался на очередное вежливое «Вернитесь в палату, сэр» и даже не успел задать вопрос, как его мягко «вернули».
Плюнув, он поднял бумажный пакет. Незапечатанный, даже не почтовый – просто белый, без обычных полей под разные надписи. Сунувшись внутрь, он извлёк край фотографии.
Тяжело сглотнув, опустил обратно и закрыл клапан.
Ему показалось, что он понял, как чувствовал себя Брок, когда ему переломили хребет – разом отказали ноги, и хорошо, что он сразу сел на кровать. Взявшись за верхнюю кромку, он рванул её движением рук. Сложил и повторил. Сложил и повторил. Он рвал и складывал обрывки до тех пор, пока хватало сил. Рыкнув и собравшись, всё же встал и добрёл до санузла. Кинув клочки бумаги в унитаз, нажал на слив и проследил, чтобы всё уплыло в канализацию.
Ему было похуй, к чему они принудили Брока, но сыграть на чувствах Джек бы им не позволил.
К окну он вернулся уже изрядно разозлённым, и едва не вызверился, когда открылась дверь, но вошла всё та же медсестричка, почти ещё девочка, таща стопку одежды, слишком большую для неё. Хорошо знакомую Джеку.
Чёрная форма без знаков отличия, бельё, тяжёлые ботинки с высокой шнуровкой. Документы, ключи от машины и оружие. Его Глок. Тот самый.
Девочка, едва дотащив всю эту кучу, с трудом уложила её на заправленную давно кровать.
— Мистер Роллинз, ваш работодатель просил передать вам, что вас ждут, но это всё что я знаю.
Злость стряхнуло, как пыль с покрывала. Девушка смущённо отвернулась и выскользнула за дверь, когда он скинул майку больничной пижамы, будто никогда не видела обнаженных мужчин.
Форма села как родная. В кармане нашелся и телефон, мигавший входящим сообщением, но читать Джек не стал, пока не зашнуровал ботинки и не застегнул разгрузку. В стоящем на предохранителе пистолете оказался полный магазин и один патрон уже был дослан. Кто-то совсем недавно перебирал оружие – пистолет пах свежей смазкой и блестел, как яйца крайне старательного кота. Обычно Джек, переняв привычку Брока, не доверял оружие никому. Только Броку, впрочем, как и тот ему, но это не считается. Убрав пистолет обратно в кобуру и кинув ключи в карман, Джек открыл мигающее сообщение. Впрочем, он подозревал.
Сообщение пришло от Пирса. В нём – требование явиться на базу, и, раз он всё ещё в Вашингтоне – значит на эту их базу.
Высунувшись за дверь и не обнаружив охраны, Джек удивился оперативности, но, оставив открытой дверь, свободно прошел мимо поста медсестёр на этаже. Спустившись по лестнице и выйдя на парковку, сразу увидел автомобиль. Их «Тахо», припаркованный на самом первом от входа месте для инвалидов. Найдя в себе силы усмехнуться, он нажал кнопку сигнализации. Беззвучно, только мигнув аварийкой, автомобиль разблокировал двери.
Приопустив стекло со своей стороны, Джек повернул ключ, привычно мягко притапливая педаль газа. Холодный воздух забился в лёгкие, но он не закашлялся, даже вздохнув всей грудью.