— Плевать.
Брок наклонился ниже, притёршись, втянул глубоким вдохом воздух возле ключиц и приказал сам:
— Закрой глаза.
Джек повиновался беспрекословно. У него кончились не силы, а желание сопротивляться. И даже помня о том, что не хотел позволять такого… Впрочем, он и не позволял. Всё решили за него.
Теплое и влажное широкими короткими движениями проходилось по его лицу – глазам, щекам, подбородку. Брок вылизывал его, как зверь, пока снова не отстранился.
— Открой глаза, Джеки.
Джек послушался вновь и пожалел. Брок как раз отирал ладонью испачканные губы, через раз слизывая кровь и с нее, как делал бы зверь. Его взгляд был пьяным, немного больным.
— Скажи мне, что не хочешь меня, и я перестану.
Он вновь опустился на Джека, ложась на него, позволяя рукам выскользнуть из плена его ног. Губы Брока были слишком близко, чтобы можно было вспомнить о своих обещаниях себе же, и может в последний раз…
Он сорвался. Выгнувшись навстречу, он одной рукой подхватил задницу любовника, вторую запуская под пояс перепачканных в крови брюк. Разведя собственные ноги, позволяя Броку чуть провалиться между ними, Джек сдавленно застонал, путаясь в желаниях. Плоть под его пальцами, влажная от пота, поддавалась до последней нотки знакомо.
Глядя ему в глаза, Брок облизнулся снова, провел ладонями по бедрам, сжимая их, разводя шире, и Джек послушно убрал руки. Брок не спросил даже, как он хочет. Зачем? По глазам, по реакции тела и так было всё понятно. Расслабившись в руках пары, Джек выгнулся от длинного движения сильных ладоней от низа живота и до горла. Обхватив шею, они мягко погладили кадык и убрались, давая место губам Брока, оставившим яркий след высоко, под ухом – никакой воротник не скроет. И, пока Брок был так близко, Джек, наконец, позволил словам сорваться с губ
— Хочу тебя.
Хмыкнув, Брок приник ближе.
— Ты мой. Скажи.
Прихватив голову любовника за влажные пряди и прижав к себе, позволяя делать отметины более яркими, Джек сорвано прошептал
— Твой.
Оторвавшись от кожи, Брок лизнул ее и подул, слушая скулёж тела под собой.
— Нет, скажи, как положено. Как нас научили. Как правильно.
Во внутренностях будто из ниоткуда возник кусок льда. Джек дёрнулся, но Брок придержал его.
— Тссс. Тихо, Джеки. Просто скажи.
Он не мог не подчиниться. Левой руке, перебирающей его волосы; языку и губам, ласкающим искусанную шею; правой руке, выпустившей на волю его член и мягко гладящей под ним.
— Я твой, Брок. Хайль, Гидра!
Последнее слово скомкалось в мычании, когда два пальца, едва увлажнённые потом скользнули внутрь. Он не отдернулся, помня – заслужил. Сам бы он вряд ли на это пошел, вряд ли просил бы остаться рядом любой ценой, но на такое, на насилие – согласился бы.
Стон потонул в поцелуе, потому что даже его Брок не намеревался отпускать.
***
Брок занимался по программе, рассчитанной компьютером, хотя Джек во многом был с ней не согласен – слишком большая нагрузка, но исполнял всё, как есть, и, когда Брок уже физически не мог брать вес, Джек давал ему пятиминутный отдых и загонял на дорожку, выставленную на максимальный угол. Брок не жаловался, не смотрел несчастными глазами. Сцепив зубы, пока слушались хотя бы лицевые мышцы, он бежал. Джек в это время занимал соседнюю дорожку и внимательно следил за любовником. Он успевал подхватывать его, падающего, и придерживал, заставляя продолжать уже через отрывистые стоны. Когда последние ресурсы организма подходили к концу, Джек под руку отволакивал его к стене и укладывал на маты, поя буквально по капле, пока Брок не мог хотя бы пошевелиться. Когда тот набирался сил настолько, чтобы держаться на ногах, Джек отводил его в комнату-камеру, кормил и давал какое-то время поспать. Потом всё начиналось заново. Полигоны-тренажерка-ринг…
Разумеется, наблюдатели потребовали наказания за ту вольность Брока. Приказ, утвержденный Пирсом, пришел на планшет примерно через три часа, когда они занимались в тренажёрном зале. Чёткие инструкции тоже прилагались. Чем, как, сколько раз.
Прочитав приказ, Брок хмыкнул, но ничего не сказал. Лишь стянул пропитанную потом тренировочную футболку и отошел к стене, чтобы не мешать остальным.
К этому они тоже привыкли – все. Любой хендлер, принявший решение сам или получив приказ, исполнял наказание на месте, независимо от того – было ли это «общественное» место или «личное», независимо от того, чем обучаемый был занят. Исключение – моделирование боевых операций, в них наблюдающие не вмешивались никогда.
Это дисциплинировало, когда остальные видели и понимали суть наказания – обычно хендлер прямо называл проступки подчиненного, не всегда конкретизируя.
На этот раз у них было «неподчинение прямому приказу», стоившее пяти касаний шокером длительностью по десять секунд. Это было терпимо, это уже проходили. Шипение, тихий стон, громкий стон, наконец – крик, срывающийся на хрип. Это всё спина, на которой нет живого места от гематом. Только лица они друг другу не портят.
А вот второе было гораздо хуже и именно этого Джек боялся больше всего, но это совершенно тогда не испугало Брока. «Посягательство на личность хендлера». Это было новым и редким, Джек гадал, чем придётся расплачиваться на сей раз – два приказа шли раздельно, разными файлами. У него дрожали руки, когда он занес палец над пунктом меню.
Застывший у стены Брок наблюдал за ним из-под полуприкрытых век, выгнувшись, как дешёвая проститутка, ждущая клиентов на людной улице, уже успевшая принять нескольких, а кроме них – ещё и дозу. Дыша приоткрытым ртом и постоянно облизывая пересыхающие губы, он ждал. Некоторые хендлеры поглядывали на них, видя, как Джек читает приказ, не веря глазам.
«На усмотрение хендлера, вплоть до высшей меры».
Наверное, именно в этот момент Джек проклинает свою свободу выбора и соглашается с тем, что вещали на ежедневных трансляциях идеологи. Свобода порождает Хаос. Боль порождает Порядок.
Хайль, Гидра!
А он уже не знает, кто из них хендлер. С некоторых пор ему сложно шевелиться, когда на него смотрит Брок. Тяжело, по-хозяйски. Джек не помнит у него такого взгляда раньше. Раньше взгляд мог быть насмешливым, тёплым, строгим. Теперь он полнится тёмным, как гниющая кровь, безумием, но замечает это лишь Джек. Он надеется, что ему это кажется, но он слишком часто в последнее время замечает его. И не только это.
Тяга к боли. Брок не боится больше наказаний, хотя саму боль не любит. Он до сих пор прижимается доверчиво к телу Джека, к его рукам. Дремлет рядом, если удаётся. Кричит, выгибаясь, когда поверх пятен гематом после боёв ложатся ожоги от шокера. Если наказание затягивается, он дёргается и кричит заранее, пока не сорвёт голос. Но он тянется. Он с вожделением смотрит на руки Джека, когда те ложатся на рукоять. Джек это видит и его воротит. Он ночами вскакивает с кровати, услышав во сне треск разряда, и больше не может заснуть, идёт в тренажёрный зал и занимается, пока сам не начинает падать. Иногда после этого, если остается время, он позволяет себе поспать. На полу, как до сих пор спит Брок. До сих пор он говорит, что у него мёрзнет спина.
Он не знает, что можно считать обоснованным наказанием за «покушение на личность хендлера». Спрашивать других он не рискует. Вместо этого он вновь кладёт руку на шокер, видя, как следит Брок, как чуть дольше задерживает язык на губах. Кажется, он готов трахаться с этой штукой, лишь бы хоть раз заполучить её в свои руки. Жадные и хваткие, Джек помнит их.
Джек же изучает тело самого Брока, и, всплывшая в уже насквозь пропитанном ядом ГИДРы мозгу, идея кажется заманчивой. Он гладит раскрытой ладонью предоставленное ему тело. Слева направо, наискось, от груди до живота, с удовольствием задевая сосок. Но, прежде чем разом поплывший Брок раскроет свой блядский рот, хватает его за волосы и сильно оттягивает назад, открывая горло. Вроде бы шепчет, но слышат все, стоящие поблизости:
