Надпись на книге шейха Саид Афанди из Чиркея Если жизни истончилась нить, Разве можно звезды в том винить? Если черной кажется судьба, Убери рукой печаль со лба И окно в пространство отвори, Чтобы лучик утренней зари, Средь надгробных просияв камней, Стал бы эпитафией твоей. Свой талант избавь от пустяков, От нелепиц и от сорняков — И неважно, выпадет ли дождь — Как зерно, тогда ты прорастешь. Я молитвы чистые люблю, Четки звезд ночами тереблю. И угрюмый рок мне говорит, Что я шейха звездного мюрид Для того, чтоб здесь закрыв глаза, Обрести свой свет внезапный за Тем, что называется судьбой, — Лишь тогда я стану сам собой. Белая элегия Белый лебедь над синим прудом Проплывает и медленно тает. Я ловлю теплоту его ртом — Мне его теплоты не хватает. Так и лебедь отчизны плывет Над прудом, но не синим, а черным. Бьет крылами, на помощь зовет — Так не хочется быть прирученным! Я сжимаю обиду в горсти, Я спасу его, честное слово! Но меня никому не спасти От пространства сырого и злого. Столько верст отделяет меня, Столько звезд от родного аула!.. Но однажды, в ночи, без огня, Я проснусь от небесного гула. И увижу свой ласковый дом, Горы, предков, в чьей власти верховной Черный пруд сделать синим прудом И спасти нас от смерти духовной. «В дни, когда птицы прощаются с летом…» В дни, когда птицы прощаются с летом и роща редеет, Припоминая птенцов желторотых в покинутых гнездах, В сердце гнездится печаль и душа сиротеет, И наполняется болью пронзительной воздух. Осень идет, одевая тебя, а поля раздевая, И по земле расстилается плачем косяк журавлиный. Осень – рдяная, растерянная, дождевая — Слишком насмешлив твой путь одинокий и длинный. Вижу, как падают в море уставшие птицы, Слышу их крик заблудившийся и нелюдимый: «Коль умирать, так уж там, где случилось родиться, Если уж строить гнездо, то в отчизне родимой!» «Заглянув на мгновенье в иные миры…» Заглянув на мгновенье в иные миры, Сердце катится в пропасть с вершины горы. Если б строил иначе свое я житье, Не пропало бы бедное сердце мое. Только стоило все же отчаянно лезть На вершину, чтоб слышать небесную весть. Пусть теперь впереди неизвестность и страх, Сердце знает: оно побывало в горах! «И голод, и войны нам для того даются…» И голод, и войны нам для того даются, Чтобы испортились люди и стали рабами. А нищие руки к нам для того лишь тянут, Чтоб снять с нас коросту лжи, прилипшую к коже. Жизнь стремится в полет, но ломает крылья И со всего размаха рушится наземь С криком и плачем, которых никто не слышит — Лишь на ладонях моих остаются капельки крови. И лишь на похоронах мы встречаемся нынче с друзьями — Там и дно ада покажется светлым раем. А голод и войны нам для того даются, Чтобы испортились люди и стали рабами. Я говорю не стихи сейчас, а молитву, Чтоб горела в каждой душе лампада Света и боли – такой густой и кромешной, Что от нее за спиной до сих пор любовь моя плачет. И судьба, и воля, и рок от ничтожеств зависят, Но успокойтесь, когда-нибудь и это время Река времен унесет, и больше не будет Человек продавать по кусочкам солнце и небо. «Вино и слезы, голод и война…» Вино и слезы, голод и война — Ненастные настали времена! И жить нельзя, и стыдно умирать, И рифму не упросишь лечь в тетрадь. А раньше мне отчаянно везло — Я шел к добру и ненавидел зло. А нынче окружает что меня — Лишь глупость, все тесней день ото дня. И воронье лишь вьется надо мной — Сошел с оси, как видно, шар земной! «Ночь за окном, и огонь в очаге погас…» Ночь за окном, и огонь в очаге погас — Вспомним былое, далекий и верный друг! Голос войны до сих пор оглушает нас, А любовь, словно птица, выпорхнула из рук. Время уходит – но чья тут, скажи, вина, Что затерялась во тьме Ариадны нить? Мы на надгробьях читаем свои имена, Но и за это нельзя никого винить. Прошлое дышит в спину, и зеркала Памяти лгут потомкам нашим не вдруг. И пока нас еще не накрыла полностью мгла, Вспомним былое, далекий и верный друг! |
