«Так на всех никакой любви не хватит», — думал Модест растерянно. Он не понимал, как быть собой, если собой быть нельзя. Впитывал манеры, а вместе с тем и не чувствовал потребности вести себя по-другому. Ему не сложно поддержать пожилого мужчину в очереди к врачу или открыть дверь беременной даме. Любые разговоры получались у него естественно, как дыхание, и он мог продолжить каждую начатую беседу. Модест жил открытым и позволял другим открывать себя. Ни секретов, ни подводных камней он не хранил.
«Годы прошли, а я не изменился», — размышляет Мод, заступая на смену. Первую часть дня он занимается своими делами, в основном по дому, вторую — работает. Он в кофейной лавочке с полудня и отлично проводит время: ему нравится аромат и вкус кофе, нравится подбирать каждому покупателю собственный напиток, нравится перекидываться с ними словами. Модест — человек довольно социальный, без этого повседневного трёпа он чувствует день неполноценным. Да и чем плохо? Хозяин доволен: когда за прилавком общительный и вежливый бариста, к нему приходят чаще, и в смены Модеста народу хоть отбавляй. Тут кто угодно потеряется. Не так сложно быть собой, когда ты — это честность и неподкупная вежливость. Нет лести, нет лжи, только манеры. Если Модеста кто-то раздражает, он вежливо изолирует себя от этой компании, вот и всё. В конфликтах он тоже никогда не участвовал. Да и люди вокруг обычно тоже разговорчивые.
Кроме этого паренька. Мод не может объяснить, чем тот привлёк внимание: они точно не пересекались раньше, да и раньше Модест не особо много оглядывался на окружающих. Они сменяли друг друга, как волны в безграничном море, и не было смысла на них зацикливаться. Мод одинаково вежлив со всеми и одинаково всем улыбается — это его честность, но честность общая и не обращённая конкретно; он не удивляется новым знакомствам и не хранит их в сердце — а этого человека почему-то сразу запомнил. Хотя, казалось бы, мимо всегда проходят клиенты. Нет смысла на всех оглядываться.
Он выглядит каким-то загнанным, этот юноша. Модест очерчивает взглядом прямые, жёсткие черты лица, в основном сдвинутые светлые брови, непослушные светлые вихры, торчащие из-под карминовой шапки. Всегда в свободной одежде, из-за чего не угадать фигуру, запястья не узкие, ногти почти под корень подстрижены, на среднем пальце левой руки — широкое кольцо, серебристое с чёрным узором, навевающее ассоциацию с фентэзи. Этот юноша приходит в последнее время почти каждый день, лишь изредка делая перерывы, но на все любезные попытки Модеста завести беседу только молчит и посматривает из-под редких светлых ресниц, а глаза у него светло-серые, неожиданно в сочетании с общей палитрой. Его имени Мод не знает, но уверен, что юноша знает имя Мода.
— Должно быть, вы живёте поблизости? — вновь старается его разговорить Модест. Он не знает, зачем, но всё равно старается. Юноша поглядывает на него с угрюмой осторожностью, и Мод безоблачно улыбается: — Часто приходите.
Тот одёргивает плечами: «Как знать». Модест чувствует себя странником, колотящим в трёхсотметровые ворота — заперты на множество замков, а сторож никак не открывает. И ладно бы неразговорчивый покупатель просто был неразговорчивым или даже питал бы к баристе неприязнь — можно было бы легко понять. Одно «но» мешает такому домыслу: Модест прекрасно разбирается, когда приходят именно ради него.
Мод всегда нравился девушкам. Эфемерные легкокрылые создания, они доверчивыми бабочками порхали вокруг, любуясь, не решаясь особо близко подступиться, робея. Его манеры, изящность и природное очарование быстро покоряли их трепетные сердца, даже если Модест того не желал. Ему не было в радость рушить чужие влюблённости, жалость с сожалением пополам рвали совесть — просто не может он вести себя иначе, слишком привык лучезарно и дружелюбно всем открываться. Ему, конечно, некоторые девушки нравились; он строил отношения, но в основном они обрывались одинаково — ревнивым леди надоедало, что Модест всё так же улыбался и другим, и они, рассерженные и уязвлённые, его бросали. Их было много, ещё больше влюблялось ежедневно, и Мод не удивляется, когда к нему на работу захаживают порой целые компании старшеклассниц или студенток с сияющими глазами и улыбающимися мягкими губами.
Такие посетительницы игнорируют толком меню, не интересует их и то, какой кофе предлагается, — они приходят ради того, чтобы увидеть Мода. Тот не против, в принципе; как запретишь что-то, чего людям хочется? От их внимания ему ни горячо ни холодно, он просто работает и старается поднимать немного настроение зачастую вымотанных людей. И всё же понимает, когда смотрят на него, а когда желают залиться энергией.
Этот парень смотрит на Модеста. Он приходит и смотрит; что-то берёт, зачастую соглашаясь с рекомендациями баристы, садится за столик, сразу отводит глаза, стоит к нему повернуться — но всё остальное время он пристально, неназойливо, но добросовестно наблюдает за Модом. Модест чувствует на себе его взгляд, почти как физическое прикосновение: слегка притрагивается к скулам, теплится на улыбке, точно ласковое поглаживание, проводит по плечам и перебегает по скрытым кожей и одеждой позвонкам… ниже не опускается, застывая в районе поясницы, и Модест, случайно поворачивающийся спиной именно в такие моменты, не задумываясь, чуть прикусывает нижнюю губу. Он несколько растерян: не то чтобы на него никогда не смотрели парни, но именно так… Юноша приходит, покупает кофе и молчит, но его глаза говорят за него, слишком честные для столь замкнутого человека. Они, точно горячие ладони, зарываются в волосы Мода и проводят по изгибу шеи. В такие моменты баристе становится внезапно душно, и он расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки.
Он не понимает, что происходит, и ему от этого неуютно. Люди обычно предсказуемы, и Модест ждёт, пока этот юноша останется поговорить, или пригласит куда-нибудь, или реально притронется хотя бы, чтобы с чистым сердцем ему отказать… но юноша молчит и ничего не делает, только продолжает смотреть. Как будто любуется. А стоит на него оглянуться — сразу взор утыкается в столешницу. Попахивает маньячизмом, и Модест сам нервничает потому, что это его нисколько не пугает.
«Ну смотри, смотри», — думает он с лёгким волнением. Ему ничего не будет от внимания другого парня, тем более что тот не торопится действовать. Да и не начнёт, кажется. Непривычно, конечно, когда на тебя залипает человек одного с тобой пола, но Мод не относится к гомосексуалам плохо, никогда так не относился. Даже было пару знакомых в универе, обычные люди. Может, он вообще ошибся, а юноша залипает на него просто так, как на выставочную красоту, а не как на объект воздыхания — тогда ещё более неловко было бы с ним на эту тему говорить. Так что Модест не спрашивает, зачем юноша приходит, просто готовит ему кофе. Каждый раз — разный. Не знает, почему, но ужасно хочет найти для этого молчуна такой напиток, который бы ему максимально понравился.
— Вы только работаете? — спрашивает одна покупательница. Она, кажется, тоже часто заглядывает, вместе с закадычной подругой. — Не учитесь?
— Мы, люди, учимся всю жизнь, — философски отзывается бариста. Он доливает в её мохито мятный сироп и жмурится с удовольствием от запаха: один из любимых. Вопросов о своей жизни он мастерски избегает во всех их проявлениях. Работа должна оставаться работой. Правда, сегодня обнаруживается ещё мелочь: юноша за столиком, неторопливо отхлёбывающий от кофе с красноречивым названием «Санса Старк», вскидывает лицо. Ему тоже интересно? Всего на мгновение Модесту всерьёз хочется раскрыть хоть одну карту и посмотреть на реакцию самого регулярного посетителя, и всё-таки он сдерживается.
— Ну, в университете, например?
— Кто знает. Можете порадоваться, если меня там встретите, — подмигивает Модест.
— Так значит, вы там учитесь? — продолжает настойчиво донимать его девушка. Отказывать дамам — не слишком вежливо, но назойливость Мод не слишком любит. Она всегда поселяет в него угрызения совести, потому что галантные отказы и увиливания не срабатывают, а отвечать резко он не умеет. — В каком именно?
