— Ваш кленовый латте! — объявляет бариста, опуская стаканчик прямо перед Яном. Тот запоздало соображает, что стоило хотя бы для виду в телефон залипнуть, а то мало ли, вдруг этот парень проницательный и чувствует, когда на него смотрят с восхищением.

— Спасибо, — буркает Ян. И ловит радостное удивление на худом лице Модеста, как будто звучание его голоса после долгого молчания не только поразило, но и оказалось крайне радостным. Смеётся он, что ли?

Пахнет осенними деревьями. Стайка девочек выпрашивает баристу, что есть послаще, и тот со спокойным дружелюбием рассказывает, демонстрируя новый блок меню.

— А Модест — ваше настоящее имя? — наконец, осмелев, пищит одна клиентка.

— Да, — сразу отзывается парень, широко улыбаясь, как старой подружке. — Редкое, правда?

— Ха-ха, да. Вам сколько лет?

— Мой возраст, милые леди, — больша-ая тайна, — парень прикладывает к губам указательный палец, шутливо отвергая вопрос. — Должны же оставаться секреты у нас, бледных брюнетов?

— Вы не вампир, — смеются девушки. — Вампиры не работают в кофе!

— А я кофевампир, видите? — Он клацает зубами, ещё больше веселя толпу пташек. — Питаюсь не кровью, а кофеином. Разделите со мной любовь к сему напитку, барышни?

Он так легко подбирает слова, словно родился заколдованным на хорошие отношения со всеми окружающими. Должно быть, его никогда не называли ничтожеством, всегда любили и давали чувствовать себя любимым, поэтому он так к людям дружелюбен. Ян как будто смотрит со своей грядки на садовый цветок. Белую розу, отчего-то без шипов. Так просто, наверно, жить, когда люди для тебя не являются поводом больше и больше замыкаться.

Зависть Ян не отрицает, но вдруг осознаёт, что быть на месте Модеста он бы не хотел. Сам не понимает, почему, но не хотел бы. Каким бы Ян ни был, он был собой, и он мог танцевать, а кто ж знает, сколько скелетов в шкафу у этого парня? Даром такая красивая улыбка не даётся. Поговорить бы с ним. Узнать, какой он человек. Что любит, чем увлекается, о чём сожалеет. Ян душит в себе преступную романтику и утыкается в свой напиток, но не уходит: ждёт, может, девушки ещё чего полезного спросят. Но они только обмениваются любезностями с баристой и упархивают. Ян остаётся с Модестом один на один.

«Только не смотри в мою сторону, — молится про себя Ян. — Забудь о моём существовании!» Он готов возносить молитвы всем богам, лишь бы не пришлось вступать в диалог, но сам не уверен, действительно ли не хочет, чтобы Модест попробовал с ним поговорить. Всё ещё слышится мелодичность голоса, всё ещё хочется услышать его снова. Но отвечать — нет. Каждым своим словом Ян рушит надежды, а мечтам всегда больно обламывать крылья. Так что он смотрит строго ниже подбородка баристы: на изгиб бледной шеи, воротник рубашки, такой аккуратной, как будто часами глаженой, чёрные джинсы, облегающие стройные ноги с монохромными кедами. Он попадает во вкус Яна на все сто и тем раздражает: не могут люди живые быть настолько идеальными! Это либо притворство, либо Модеста на самом деле не существует, а это андроид, запрограммированный покорять сердца симпатичных старшеклассниц и двадцатидвухлетних студентов юрфака.

К счастью, парень действительно ничего не говорит. Он бросает на Яна полные любопытства взгляды, но не пытается подступиться, точно ощущая ауру «не-говори-со-мной»; склоняет голову чуть набок, переступает с ноги на ногу, но не лезет. Ян никогда не разбирался в том, как читать по лицу, но интерес Модеста настолько явный и открытый, словно у него маркером в зрачках всё написано. Он как ребёнок, видящий что-то особенное, но не знающий, как это особенное примет попытку к нему притронуться. Не то чтобы Ян кусачий, вовсе нет, просто не умеет он с людьми ладить. Легче отмолчаться. Его способом выражаться всегда был только танец, но перед этим человеком не потанцуешь — не сумасшедший ведь.

И правда, сколько ему лет? Он выглядит на те же двадцать два или три, около того. Учится ли он? Работает ли тут на постоянной основе? Какая у него семья, есть ли друзья, девушка? Ян почти с ужасом осознаёт, что был бы очень не против всё это знать. Залипать на внешность — одно, а интересоваться человеком — другое, и нельзя эти мотивы путать; если Ян всерьёз погрузится в это чувство, только сердце себе разобьёт, и он утыкается в свой латте и допивает понемногу, растягивая вместе с кленовым привкусом ещё и собственные нервы.

Он поднимается со стула, по-прежнему стараясь не встречаться взглядами с Модестом, и всё не отпускает опустевший стаканчик. Уже поворачивается идти, проклиная себя за само своё существование, и только в спину ему раздаётся задумчивое:

— Приходите ещё!

Ян в последнее мгновение оглядывается. Чистые, как небо, глаза Модеста настойчиво улыбаются, и они как будто никогда не знали грозовых туч. Становится грустно.

В его квартире большинство оттенков — синие. Не то чтобы Ян фанател от океанских расцветок, но так вышло: он не слишком придирчив, а жить где-то надо было. Одно радует, что район спальный новый, так что не приходилось пока ничего чинить. Ян знает инструменты лишь за счёт уроков технологии в средней школе — отец учил его не краны чинить, а быть «амбициозным», будто такому можно научиться. Родители до последнего пытались сделать из него достойного по их меркам человека, хоть и признавали свои старания напрасными. Может, если бы они хоть раз Яна похвалили, он бы их ожидания оправдал.

Как сильно, однако, детство влияет на дальнейшую жизнь! У Яна нет травмы или каких-либо предубеждений, но привычки не искоренить, самооценку пинком не поднять. Если бы было заклинание — он бы научился колдовать. Или мог бы быть рядом человек, который… любил бы Яна больше, чем Ян любит себя… но стоит мыслям поворачивать в это русло, Ян тут же себя одёргивает. Он не девчонка-младшеклассница жить мечтами, бесплотными и такими наивными. Вокруг него реальная жизнь. «Любовь» тут встречается одна на миллион, а «любовь» среди однополых пар — и того реже. Нужно быть идиотом, чтобы вообще влюбляться.

Ян — идиот. Он заворачивается в одеяло и вспоминает до мельчайших деталей красивого юношу с бледными костяшками, узкими запястьями и улыбкой, ради которой можно горы свернуть и солнце расколоть в мириады — оно всё равно светит не так ярко. Вечер опускается на нудный, пропитанный автомобильным газом город, в котором нет места жалости и глупости, и Ян в сердце своём идёт наперекор, просто представляя Модеста. Отрицать очевидное не выходит. Ян — последний дурак.

Он понятия не имеет, как ему теперь себя вести, потому что приходить чревато последствиями: кошелёк совсем истощится, бариста прознает о запретном интересе одного из клиентов. А не приходить — рушить себя на куски. И что же ему выбирать?

========== 2. Кленовый латте ==========

горьковатая сладость, ностальгия.

Нравиться людям всегда было чудеснейшим из талантов Модеста. Стоит ему появиться в компании, как взгляды тут же обращаются к нему; стоит ему заговорить, как все слушают; его решения поддерживают, его выбирают в первую очередь, за его внимание постоянно ведётся нешуточная борьба. Это слегка беспокоит Модеста — лестно, конечно, когда в тебя кто-то влюблён, но целый табун почитателей сеет в сердце только замешательство. Люди не умеют останавливаться. Их тянет к Моду, как к магниту, и прилипают они надёжно, а Мод — вежливый парнишка — не в силах им в чём-то отказать.

Фактически вежливость — главный его порок. Модеста воспитывала мама, женщина милосердная, но с чересчур добросовестными понятиями о вежливости, этикете и правильном обращении к людям. Сыну она привила манеры уж слишком хорошие: с самого детства он сиял солнышком и одной улыбкой мог смутить «необразованных» сверстников; он умел прислуживать за столом, всегда выручал в беде граждан любого пола и возраста, начиная от перевода бабушек через дорогу и заканчивая доставанием кошки соседского дитёнка с дерева. Модест был тем идеалом, которым гордится любой родитель и которого хвалят все учителя. Как вести себя иначе, он не знал, так что продолжал следовать матушкиным наставлениям. Не груби, не вонзай нож в спину, держи осанку. И люби всех, кто вокруг тебя.