— Она воспитывала строго, но я никогда не чувствовал себя несчастным рядом с ней, — едва звучит его тон. — Она показывала, что счастье можно найти в мелочах. Учила видеть красоту, хорошее в людях и во всём вообще. При ней дом был таким уютным и приятным… а теперь её как будто и не было. Всё такое пустое. Мне всё мерещится, что она вот-вот войдёт, а она всё не появляется. Потом вспоминаю, что она умерла. У неё такое тело было перед смертью… хрупкое, очень тонкое, как травинка. Мне всё казалось, сломать можно в одно прикосновение. А она всё ещё была сильной. Я рассказывал ей про всё вокруг, а она слушала и комментировала. Никогда не оставляла мои слова без внимания. Но чем больше времени проходило, тем больше молчала. Она и говорить не могла под конец. Мама… — Он тут прерывается, судорожно вздыхает, и перед ним словно пропасть сияет, непроглядный туман. — Она была для меня примером. А теперь примера нет. Я вроде взрослый, самостоятельный, а в пустом доме чувствую себя таким ребёнком… как будто совсем один остался. Не могу поверить, что она больше ничего не ответит, как бы я ни звал.
И опускает глаза, разбитый накатившим чувством, расстроенный внезапной откровенностью перед самим собой и Яном, сбитый с толку количеством накопившегося — Модест бледнеет и огорчается, ему неуютно и стыдно. Ян долго молчит. Мод выдыхает со смешком:
— И зачем я всё это сказал…
Должно быть, внутри он всё такое же дитя, ничуть не вырос.
Силуэт напротив приходит в движение. Пальцы цепляют подбородок, поднимая за него лицо, а затем ладонь скользит по скуле, к виску, зарывается краешком во вьющиеся смольно-чёрные волосы, поглаживает ощутимо. У Яна черты жёсткие, а выражение — совсем нет; глаза серые, и в этой серости видится сама суть нежности. Модест перехватывает это зеркалом, вздрагивает, пытается оправдаться или поблагодарить — а вместо речи человеческой вырывается всхлип. Тихий и грустный. Вспоминается мама: мама говорила никогда не плакать при других. Но мамы больше нет, она мертва. А Мод есть, и ему грустно — потерять близкого человека. От голубых чистых глаз скатывается такая же чистая капля.
Модест не дёргается, а Ян без лишних фраз придвигается ближе и касается его щеки своей, выдыхает тепло на затылок и обнимает второй рукой за спину. Очень бережно и безмолвно говоря, что всё в порядке. Никто не увидит, только Ян. А раз это Ян, с ним можно быть таким, каким быть хочется.
И Модеста как прорывает. Он не кричит, не рыдает, но слёзы всё льются и льются, тихие, драгоценные, каждая единична, а вместе — сплошной поток; горечь разрывает сердце, и ему бесконечно больно от того, что его семья распалась, что больше так же спокойно ничего не будет. Плечи трясутся, а в объятиях Яна — свобода и поддержка, и Модест обхватывает его руками и растворяется в объятиях, как в колыбели, и ему уже не стыдно за беззвучный, робкий плач и раскрепощённость эмоций. Ком в горле растворяется. Сердцебиение выравнивается, и словно из вен пропали металлы, до того мешавшие толком жить. Отворачиваться больше не нужно. Он будет думать о том, о чём думается, даже если это больно и грустно.
— Всё хорошо, всё хорошо, — нашёптывает Ян, и он бесконечно прекрасен. — Я с тобой, я люблю тебя. Отпусти это, мы справимся.
В его «мы» Модест верит всем сердцем. Небо золотится над единым силуэтом, и его очертания поливаются светом.
========== 7. Кофе с молоком ==========
гармония.
В квартирке Яна, как и прежде, страшный бардак. Вещи навалены кое-как, хотя даже в том зреет систематичность: они разложены так, чтобы до самых важных было легко дотянуться, а самые неважные покрываются пылью подальше. Только в прихожей мелькая, Модест уже автоматически перевешивает несколько курток в более адекватном порядке, поднимает упавший складной зонт, прислоняя его к стене, и мимоходом вешает своё пальто. Обувь ставит аккуратно, тогда как Ян стаскивает кроссовки кое-как, и этот диссонанс кажется по-своему милым. Мод улыбается. Заглядывает в ванную и ловит своё отражение в зеркале, дивясь припухлости глаз и их сверканию — яркие, как цветы после дождя, и бесконечно живые. Как заново родился. Начисто и честно.
— Добро пожаловать, — говорит Ян. — Кгхм, ты уже тут был… но всё равно — добро пожаловать. Тут беспорядок, если что.
— Я заметил, — весело отзывается Модест и проходит в комнату. Здесь всё по-прежнему, балкон открыт, и воздух свежий и пахнет прохладой. Ян занимает место у кухонки и что-то старательно варганит, прося не подглядывать; Модест посмеивается и соглашается, тем временем проходя мимо дивана ака кровати к балкону.
Отсюда видно лишь внутренний двор — песчаный, довольно унылый, несмотря на новые постройки детской площадки — да соседнюю многоэтажку, целиком стеклянную. Небо над ней сиреневое, пропитанное цветом, и стены целиком из стекла, как пчелиные соты, отражают эту палитру, сияя и переливаясь, ослепительные сотни солнц — дух захватывает. Модест замирает, разглядывая красоту, затем поворачивается к самому балкону. Он застеклён, а под окнами украшен как кирпичная кладка, тут же стоит сушилка — бельё, футболки, клетчатая жёлто-зелёная рубашка. Модест представляет Яна в такой и улыбается себе под нос.
Со спины тянет знакомым запахом, и Мод оглядывается, узнавая. Ян не переминается с ноги на ногу, но уловить в нём неуверенность не составляет труда. Заинтересованный Модест возвращается в комнату, и сердце пронзает стрела умиления: на заботливо расчищенном столике красуются две чашки, от которых поднимается ароматный пар. Турка поблёскивает за спиной кулинара.
— Я, конечно, не мастер, — пожимает плечами Ян.
— С удовольствием попробую! — торжественно заявляет Мод и с готовностью опускается на стул. Вспоминается, как тут же сидел Ян — тогда, когда предложил встречаться. Тогда Модест поддался порыву, сиюминутному желанию почувствовать вкус его губ, не сомневался, придвигаясь ближе. Ёкает внутривенно, неясное волнение медленно завоёвывает все участки тела. Но всё идёт своим чередом. Они пьют кофе, в свою чашку Ян добавляет добрые три ложки сахара, размешивает тщательно. Мод не подслащивает вообще. Только молока добавляет, смягчая крепкость, и так они сидят друг напротив друга и молчат. Сейчас слова не нужны. На языке ароматно тлеет любимый напиток, а у Яна глаза как омуты — упасть, но не выбраться.
На кончике языка кофе горчит. Кто первым к кому потянулся — они не успевают понять. Соприкасаются легко, как два мотылька в полёте, и впредь не размыкаются. Стола между ними уже нет, Модест не знает, в какой момент они перешагнули в сторону, только осознаёт, что стоит посреди маленькой студии, наполненной сиреневыми отсветами снаружи, и с упоением целуется с человеком, от которого пахнет восхитительно, лучше всех земных и неземных ароматов, и этого достаточно, чтобы взлететь.
Модест цепляется за талию Яна: крепкая и жёсткая. Ян держит ладони на его плечах, чтобы в нужный момент слегка отодвинуть, затуманенно вглядываясь в чистое небесное стекло:
— Ты хочешь этого? Я… я буду нежен.
Уши вспыхивают, как два факела, распространяется румянец мгновенно по бледным щекам, придавая им выразительность, и даже губы алеют уже, припухшие от прикусываний. Модест прикрывает глаза и чувствует Яна так, без зрения, на ощупь, по запаху, по волнам исходящего от него жара. Каждый человек уникален, со своим теплом, и Моду доводилось узнавать чужие тела в совершенстве — но он не помнит, чтобы когда-либо желал того настолько же сильно. И он слегка отступает, Ян вздрагивает, как хлыстом ударенный, но Мод улыбается свободно и счастливо.
— Разденься, — просит он, голосом подрагивая, — я хочу посмотреть на тебя.
Мимолётной искрой по губам Яна пробегает улыбка, и он скрещивает руки. Стягивает свитер через голову, приводя в полнейший беспорядок короткие светлые волосы; под свитером — ничего, только торс. Под кожей перекатываются мышцы, фигура спортивная, крепкая, но не медвежья, и Модест невольно выдыхает: мужской красотой Ян не обделён, и в то же время не накачан — иначе попросту было бы неуютно. Повторяя, как двойник, вторая частичка души, Мод расстёгивает хаори, и белые журавли на чёрном атласе улетают в сторону стены, поколыхавшись лишь на прощание. Модест худой и элегантный, ключицы вырезаются изящно, серебряная цепочка с подвеской-жетоном спускается вниз от изгиба шеи. Ян охватывает взглядом всего Мода целиком и сокращает расстояние до его отсутствия. Мод ожидает поцелуя, но Ян только припадает губами к участку кожи, где висок переходит в шею. И поддаётся пламени.
