Модест прикусывает нижнюю губу. Заглядывает в глаза Яну, как будто с головой ныряет, отталкиваясь от земли и в прыжке ещё стараясь изобразить прекраснейшую из фигур, хоть так запомниться, остаться навечно отпечатком в сердце. Такое чувство не забывается. Оно будет жечь клеймом и если Ян потеряет рассудок. Самая удивительная улыбка из всех, что он когда-либо видел.
— …Я никогда не встречался с парнем, — очень тихо, смущённо произносит Модест. Контрольный в сердце, и неясно, кому из двоих или сразу обоим. Без пробы, не прощупав почву. Он такой честный, что, должно быть, нередко из-за этого страдал, а всё не оказывается от выбранной дороги. Он изумительный. А ещё ему идёт румянец — сразу становится живее и материальнее, чем когда просто раскидывался милостями и хорошим настроением в роли баристы.
Ян сглатывает пустыню во рту и торопится отхлебнуть кофе — в чашке почти ничего не осталось. Можно ли гадать на кофейной гуще, будет ли пророчество правдивым? О чём оно расскажет им, коль они спросят? Ян смотрит на лицо, в которое влюбился, человека, которого отчаянно желает узнать.
— А хочешь это изменить? — прыгает он в пропасть следом.
Модест отодвигает чашку в сторону и берёт руку Яна в свою. Озаряется, как поймавшее свет зеркало, и в то же время лучи как будто его собственные.
— Хочу, — уверенно заявляет он и подаётся вперёд.
«Хорошо, что стол узкий», — думает Ян, ожидая чего угодно, а Модест лишь прислоняется своим лбом к чужому и замирает так, вглядываясь всё ещё внимательно и немного удивлённо с расстояния более малого. И Ян бы расценил этот жест как угодно, но внезапно расценивает как растерянность — потому что Мода, оказывается, очень легко смутить, и он даже сам с этим справляется. Ян чувствует, как по собственному лицу расползается улыбка, и уже её не сдерживает. Только окончательно сокращает расстояние и целует светлые тонкие губы, которые так давно мечтал поцеловать. И Модест вздрагивает, но не отдёргивается, быстро углубляя и деля инициативу на двоих.
Их первый поцелуй вкуса американо из домашней турки. Ян не забудет.
========== 4. Шоколадный раф ==========
подвластность чувству.
Вдохновение никак не оставляло Модеста, целиком завоевав его сердце, ум и тело — руки двигаются сами по себе, не поспевая за светящимся взглядом, каждый жест исполнен удивительной лёгкости. Любимая работа даже перестаёт быть просто работой, и Мод совсем не думает над алгоритмом действий. Он черпает невероятно хорошее настроение из самого себя; пронзительное, обволакивающее счастье едва ли над землёй его не поднимает. Хотя, казалось бы, какие тут особые поводы? Ну, у Модеста были отношения, само собой — вежливый, тактичный и симпатичный юноша. Опять же, его тактичности девушки не выдерживали и рвали всё жестоко и решительно, так что Мод перестал на том зацикливаться. Может, потому что он ни разу толком и не влюблялся?
Значит, сейчас он влюблён? Не то чтобы Модест хорошо понимает смысл этого слова… но ему определённо становится жарко, когда взгляд Яна задерживается на нём дольше любых приличий. И не просто задерживается и стоит, нет, Ян водит и касается одними глазами. Разминает плечи, щекоткой ерошит волосы на затылке, опускается по пояснице. Мод вообще-то старше, его третий десяток наполовину пройден, он должен быть опытнее и солиднее, но теряется, как мальчишка, когда чувствует на себе тёплое, ласковое внимание такого с виду угрюмого человека.
Всё возвращается на круги своя — внешне. Ян по-прежнему посещает кофейную лавочку, где Модест работает; иногда что-то берёт, но чаще просто сидит за столиком. Больше не надо прикрываться любовью к перемолотым зёрнам, прятать взгляд и стараться не выдать себя покрасневшими ушами: Ян садится ровно, не хохлясь, и открыто следит за своим парнем (вау, как непривычно звучит). Когда он не замыкается и не пытается закрыть створки раковины, его лицо вовсе не такое сердито-жёсткое. Любопытный он, а ещё усидчивый. Модест подмечает всё, что не подмечал раньше, ограничивая себя ради соблюдения тех же приличий, которые пора уже отбросить. У них ведь отношения теперь. Разве будет странно, если Мод немного раскрепостится?
— Я танцами занимаюсь, — рассказывает Ян, помешивая ложечкой в рафе. Взбитые сливки закручены штопором и политы шоколадом. Яну нравится сладкое, и он немного этого стыдится; Мод и рад услужить, так что шустро подаёт то одно, то другое. Ян контролирует себя практически идеально: сразу замолкает, когда к лавочке приближаются покупатели, и не зыркает на них ревниво, только окидывает поверхностным взором и снова поворачивается к Модесту, держась нейтрально и ничем не мешая. Этот подход Моду нравится: не стоит переживать, что на работе как-то скажется присутствие внезапно обретённого партнёра.
— То-то ты такой крепкий, — присвистывает Модест, вручая клиентке эспрессо и жадно провожая его след в воздухе. Аромат кофе кажется как никогда восхитительным. Будоражит по-своему. Как будто мало поводов волноваться! Вроде бы двадцать пять лет, не ребёнок маленький, отношения уже были, а разнервничался, словно первоклашку, берущий за руку кого-то симпатичного. Сам с себя забавляется. Знает ли Ян, как сердце выскакивает, когда на него взглянуть удаётся? Чувство сильное до одури так внезапно захватило, застало врасплох, что Модест совсем теряется — что же ему делать? И знает ли, что делать, Ян? Что они вообще делают и должны делать?
По привычному сценарию — скоро Яну надоест, что на Мода залипают чуть ли не все подряд девушки. Парни поссорятся и разойдутся. Но… может, не всё так трагично? Может, Ян не такой, как все, и отнесётся с пониманием? Модест барабанит пальцами по стойке, но сам поворачивается к юноше, заинтересованный и его рассказами, а не только своими переживаниями.
— Крепкий? — Ян непонимающе хмурится, а затем краснеет. Краснеет он всегда от висков до самого носа, губы умильно сжимает, но не становится похожим на ребёнка. Наоборот, нечто проскальзывает в нём при смущении… притягательное. Как будто изнутри огонь загорается самый настоящий. В такие моменты единственное желание — заставить это пламя пуще прежнего заполыхать, чтобы всё поглотилось, чтобы увидеть, есть ли предел. За какой чертой Ян поступит так, как ясно видно в его взгляде. Модест одёргивает себя лишь из уважения — не факт, что Яну понравилось бы, пойми он, что выдаёт ненароком.
— Какого вида танцы? — переводит Мод тему. Ему и впрямь интересно. Ян такой замкнутый, может, танцы — это самовыражение? Модест прокручивает в голове множество вариантов, по всем видам танцев, какие знает, пытаясь подобрать подходящий, и останавливается на хип-хопе. Должно быть, Ян хорошо контролирует тело. Даже когда он был вымотан и падал от усталости, его движения всё ещё было свободно-нескованными, хоть скованной всегда оставалась душа.
— Хип-хоп, брейк, — отзывается юноша. Он пробует раф на вкус и сияет начищенной монеткой: вот что ему точно радость приносит, так кофе со сладостью! Модест чувствует себя одновременно и польщённым, что его напиток пришёлся по вкусу, и изумлённым, потому что угадал. Не так они давно общаются, а как будто сто лет знакомы. И чувствуют друг друга. Это так наивно, словно мечты девочки-подростка, и Мод несколько смущён этим. Эфемерно и сказочно. Но, возможно, так и должно быть?
Ян два месяца приходил к лавочке, только чтобы на Мода посмотреть. Преданность, достойная награды. Он явно не из тех, кто не терпит промедлений, раз сам не подходил столь долгое время — и, уже получив своё, он что-то не торопится сбежать. Можно, конечно, сказать, что секса у них ещё (при одной идее Мод теряется) не было… И всё же, всё же… Что-то внутри беззаговорочно верит Яну. И Модест идёт на поводу у интуиции, потому что раньше никогда в людях не ошибался — а Ян самый что ни на есть человек. Пусть и особенный. Пусть и одним взглядом способный так погладить Мода, словно и впрямь водит ладонями под его кожей, дотрагиваясь до сокровенного и тайного. Невероятно близко. Модест чувствует его всем телом и всей душой.
