Над головами ребят, где-то там, наверху, раздался топот, глухо отозвалось в тесной пещере: гуп-гуп, гуп-гуп. Словно конь переминается с ноги на ногу. Земляной потолок, пронизанный корневищами, кряхтит. Чего доброго, хряснет, и поминай как звали рыбаков. Будь оно неладно это проклятое место. Рыба того не стоит.

Сверху посыпались, потекли песчаные струйки.

Ребячьи сердца бьются громче того топота, что наверху.

Васька льнет к Антону, сжимает его руку выше локтя. Впивается кончиками пальцев так, что Антону уже невтерпеж. У Антона возле уха Васькин раскрытый рот. Горячит щеку частое дыхание.

Антону тоже страшно, сам бы давно впился в Ваську, но он понимает, что трусить в присутствии Васьки нельзя. Васька перестанет уважать его и спрашивать об одном и том же: «Почему ты не боишься, а я боюсь? Почему? Потому что ты рассуждаешь про страшное и не боишься. А я боюсь и не могу про это говорить. Так, да?»

Что это? У выхода из пещеры повисает веревка с петлей на конце. Дергается, подпрыгивает… Что это?

Хочется крикнуть, но все слова смешиваются, слипаются комом и застревают в пересохшей глотке. Одно лишь слово отчетливо напоминает о себе: «Ма-ма». И лицо, как только закроешь глаза, возникает спокойное и доброе, с маленькой пушистой родинкой на подбородке.

Вот уж сверху в пещеру кто-то зыркнул. Голова с висящими вниз волосами болтается, напоминая собой метлу. Сил больше никаких нету сжиматься и вдавливать себя в жесткую стенку пещеры.

И, наконец, самое страшное. Висящая волосами вниз, голова зашипела, издала рык, пощелкала зубами.

Как долго продолжается что-нибудь страшное, знает только тот, кто сам на себе испытал. Много сил забирает страх, но еще больше их прибавляется, когда его преодолеешь. Ты вдруг становишься всесильным и бесстрашным, как будто дюжина героев вселилась в тебя одного.

Страшилище, так напугавшее ребят, выбиваясь из сил, внезапно произнесло непонятное заклинание:

— Уркум-мукру. Уркум-мукру.

Было что-то в этих словах, одновременно, пугающее и обнадеживающее. Человек это. К тому же и голос знакомый.

Антон, не успев осознать точно, кто бы это мог быть, распрямился и изо всей силы пнул в голову ногой.

— О, проклятье! — раздалось среди ночи. — В пещере полно пиратов! — И тут же на пятачок перед входом рухнул Яшка Курмык.

Ребята, выкарабкавшись из пещеры, стали шутя пинать того, кто так жестоко их напугал. Ведь это был сам Яшка Курмык!

— Хватит вам, хлопцы! Я пошутил, — просил Яшка, защищаясь и ничего не предпринимая для того, чтобы переломить ход потасовки в свою пользу. Ребятам даже показалось, что Яшке их пинки доставляют удовольствие.

— Ну, хватит, так хватит, — остановился Антон и отпихнул слегка Ваську, который все еще не мог угомониться, мстя Яшке за все, что довелось пережить в пещере.

— Ну попал в молотилку, — признался Яшка. — Пошел по шерсть, а вернулся стриженым.

С Антона и Васьки слетела горячка, они стояли нахохлившись, как воробьи к ненастью. Антону казалось неладным, что Яшка после пинков не дал сдачи. Шутковатый какой-то он сегодня. Выдабривается. Может быть, это он выбрал рыбу из сетки той ночью?

Яшка нежданно-непрошено забрался в пещеру. Юркнул, как суслик. И уже оттуда, из глубины, позвал:

— Лезьте сюда, пираты! Сейчас каяться буду!

Ох, не похоже это на Яшку, ох, не похоже! Зовет ребят, а сам себе на уме, поди. От него любой каверзы дождаться можно. Если он не забоялся среди ночи прийти к омуту, чтоб напугать их, так какого же добра от него ждать?

— Хотите, я вам про настоящую пещеру расскажу? — Яшка выглянул.

— А это что тебе, не настоящая? — проворчал Васька.

— По правде сказать, это не пещера, а так, смех один. Сюда трое и залезть не могут, не поместятся.

— Не поместятся? — ринулся Васька в пещеру. — Погляди. Еще как поместятся.

Антон сразу раскусил Яшкины слова, насчет того, что трое в пещере не поместятся. Это Яшка нарочно подзадоривает. А Васька и клюнул сразу. Антона на такую наживку не поймаешь. Но делать нечего. Не оставлять же Ваську один на один с Яшкой. Подумав так, Антон протиснулся в пещеру.

— Гляди, вместились! — удивился Яшка. — Сдаюсь. А теперь признавайтесь, здорово труханули?

— Допустим, не очень. Мы и не такое видали, — захрабрился Васька.

— Ты лучше скажи, зачем следишь за нами? — спросил напрямик Антон.

— В слободе с вечера кино крутили. Поглядел кругом, вас нет. Засветло я тут корову в садах искал и видел, как вы к омуту волокли сетку. Думаю, остались ночевать. Картину законную показали. Посмотрел, не до сна стало. Тринадцать наших с басмачами дрались. Как тигры. Захотелось мне вас найти. Сычей на ветряке погонять. К пещере подполз, слышу вы тут сопите. Ну я и… Испытать хотелось, годитесь вы против басмачей или нет.

— Годимся или как? — спросил Антон. Ему не терпелось услышать от Яшки похвалу.

— Удивляюсь, неужто не страшно было?

— По-первах, — признался Антон. — Пока думали, что это мельник над нами измывается. А как услышал я: «Уркум-мукру», так сразу решил, что это ты. Таких слов, кроме тебя, у нас никто не знает.

— Это по-киргизски, да? — с завистью спросил Васька.

— Это по-русски, — как-то загадочно ответил Яшка.

— По-русски? — переспросили хором Антон и Васька.

И тогда Яшка, усевшись поудобней, увел рассказом ребят в дальнюю, неведомую им страну, до которой ехать — не доехать и лететь — не долететь. В страну высоких гор и быстрых рек, тесных ущелий и таинственных пещер.

Вспомнилось Яшке, как однажды забрел он далеко в горы с киргизскими ребятами. Так далеко, что и не рассказать. Да только охота, говорят, пуще неволи. Захотелось Яшке, больше всего на свете, добраться до пещеры, о которой он от тамошних стариков такое слышал, что потерял и сои, и покой.

Давным-давно, когда Красная Армия прогоняла с советской земли басмачей, белых, панов и баев, в горах Киргизии появилась банда Ашир-бея. Она налетала на наши заставы, чинила расправу над комитетчиками, грабила и убивала. И был у Ашир-бея в подручных белый поручик Исков. Через него Ашир-бей вел переговоры с англичанами и допрашивал попавших к нему в плен наших бойцов. Ашир-бей и поручик состязались в жестокости и жадности. Чем больше золота скапливалось у них в притороченных к седлам мешках, тем меньше они доверяли друг другу.

Наши бойцы разбили банду Ашир-бея, но самого предводителя схватить не удалось. Вместе с ним скрылся в горах и поручик Исков. Следы их смыло дождями, ветер развеял с годами даже память о них. Так бы и забылось все, да только суждено было по-другому.

Прошло немало лет, и вот однажды заплутавшийся в горах охотник киргиз забрел от дождя и холода в пещеру. Его глазам предстала такая картина. В углублении возле стенки он увидел скелет человека, рука которого сжимала рукоятку кинжала.

Охотник зажег спичку и прочитал на стенке слово, нацарапанное ножом.

«Уркум, уркум», — повторял про себя охотник, но понять что бы это значило, не мог. Затем он нашел кожаный планшет с запиской. Это был планшет поручика Искова, а написал он перед смертью такие слова: «Меня убил Ашир-бей. Я умираю. Вокруг ползают змеи. Но главный змей уполз, истекая кровью. Ему ничего не досталось. Кто разгадает тайну „уркум“, тот унаследует многое».

Антон и Васька невольно придвинулись к Яшке. Васька шевельнул пересохшими губами, с трудом проглотил слюну, изумленно спросил:

— И ты был в этой пещере, Яшка?

— С пацанами. Они жгли паклю, а я из самопала отпугивал змей. Это было осенью, и змеи были совсем не страшными. Они дремали, сплетенные в клубки. Я переступил через протянутую руку Искова и при свете факела прочитал это самое слово. Мне очень хотелось разгадать тайну поручика, но ничего путного в голову не шло.

Я прочитал загадочное слово с конца. Получилось «мукру». Разгадки все равно не было. Тогда я достал из кармана нож и рядом со словом Искова нацарапал свое. Получилось «уркум-мукру». Мне показалось, что теперь тайна загадочной надписи принадлежит нам двоим.