— Хо-хо! Ладно, уходим отсюда! Скоро здесь станет тесно от родственников этих несчастных, — Фарин деловито перезарядил ружье, повесил его на плечо, на спину забросил рюкзак, но оставшуюся гранату положил за пазуху.

— Поддерживаю вас, уважаемый Фарин, — перешагивая через стонущих тойонов, у меня даже ни разу не дрогнуло сердце. Чужая война постепенно становилась и моей тоже. И сантиментам здесь не было места.

— Ты бы поджиг взял, — протягивая мне спички, посоветовал Фарин, — а то мне несподручно будет готовить гранату.

— Разумно, — я забрал тряпицу со спичками и черкашом, затолкал в барсетку, висящую на поясе, и первым рванул по тропе.

Как мы ни торопились, но вечер застал нас в одиночестве. Мы не смогли найти наших товарищей, и поэтому приняли решение не шарахаться по лесу в потемках, а найти ночлег. Погони не было слышно. Видимо, мы удачно отбили охоту местным живодерам бегать за нами с улюлюканьем. Видимо, сейчас проводят передислокацию или решают, как быть дальше. А Фарин тем временем нашел для нас местечко среди вывороченных ветрами сосен. Для этого мы сошли с тропы и углубились в лес, где и наткнулись на упавшее дерево. Холмистая местность изобиловала наносами валунов, среди которых и легла сосна.

— Давай сюда, Кос, — Фарин, похожий в этот момент на гончую, перестал рыскать между камней, помахал мне рукой.

Мы устроились пусть и без удобств, но от сырого ветра, который начал задувать к вечеру с востока, можно было укрыться. Наши камуфляжные накидки сами по себе были теплыми, да еще под зад постелили себе лапника.

— Костер зажигать не будем, — предупредил гном, сопя носом. Он долго ворочался, изрядно надоев мне, и не находил удобной позы. — Терпи, даже если мерзнуть будешь.

— Да перестань ты вошкаться! — не утерпел я. — Прижмись ко мне спиной, так теплее будет. А дежурить не будем?

— А ну его! — беззаботно ответил гном. — Даже тойоны по ночам по лесу не ходят. Наткнуться на васпуса — гибель неминучая. Поэтому до рассвета у нас есть время хорошо выспаться.

— Ага, а если васпус к нам подберется? — я поежился, то ли от промозглого ветра, то ли от неприятного воспоминания, что может крыса-вампир.

— Не бойся, не подберется. Я по нашим следам порошок рассыпал. Помнишь табакерку орка?

— Угу.

— Там был порошок, который отбивает нюх у васпуса. Начисто отбивает. Орки ведь тоже знают, что за звери ходят по Шелестящему Лесу.

— А почему у нас не было такого порошка?

— Васпус живет, в основном, в Темных Холмах, поэтому мы и не ожидали его появления в такой дали. Что-то заставило зверя идти в Шелестящие Леса, — гном замолчал и резко засопел носом, словно провалился в сон.

— Фарин! Эй, мелкий! — это я в шутку, потому что понял: гном бессовестно уснул, оставив меня наедине со своими мыслями, и некому было обругать меня за «мелкого». Перед глазами на стремительно темнеющем небе стали наливаться тусклым светом звезды, а в просветах между темными стволами заструился синеватый муар Исила — одной из лун нового для меня мира.

Где-то в чащобе жалобно вскрикнула птица, вдали что-то треснуло, эхом пронеслось по лесу и затихло, запутавшись в кустах. Лес оживал, ночные звуки стали доноситься до моих ушей все чаще, и приходилось напрягаться, чтобы вычленить что-то полезное или опасное для себя. К ночевкам в лесу я был привычный, так как часто ходил и по ягоды, и по орехи. У нашей компании была своя заимка с железной печкой, с добротной дверью, в которую ломись — не ломись, не получится открыть. Но если ночь настигала на тропе — бывали такие проколы — разводили костер и смело дрыхли до самого утра. Никакого чувства безопасности я не ощущал здесь. Еще не до конца изведанный мир был для меня терра инкогнита, со своими правилами и обычаями, с теми, кто ест, и с теми, кто спасается от острых зубов. И без огня мне, честно скажу, было неуютно. Рука сама потянулась к ножнам. Вытащив клинок, я положил его рядом с собой. Холодная сталь немного успокоила. Только вот если навалится какая-нибудь тварь — успею ли воспользоваться оружием?

Густой бархат ночи прорезал далекий стон из неизвестно чьей глотки. Он рос, ширился, и достигнув холмов, раздробился на несколько звуковых дорожек, создав эффект близкого присутствия. Стон прекратился так же резко, как и возник. Потом повторился, но уже с каким-то диким похохатыванием.

— Сука, страшно-то как, — прошептал я, начиная дрожать. — Домой хочу, к Аньке под бочок. Пусть обнимет меня, приголубит. Что там за тварь бродит? Какой-нибудь чернобыльский мутант с горящими от злобы глазами… Скотина, Фарин, дрыхнет, даже не пошевелится!

Загудел верховой ветер. Он расшатал кроны деревьев, и стало казаться, что вершины царапают кромку неба, вызывая новые звуки, один неприятнее другого. Тяжело вздохнув, я попытался заснуть, и это, на удивление, удалось. И спал я без сновидений. Никто мне не снился: ни чудища местные, ни Анька, ни Мирина, ни Кели со своей мягкой улыбкой.

Фарин с подозрением смотрел на мою помятую физиономию, потом спросил:

— Ты что, всю ночь не спал, что ли?

Утренний туман обволакивал место нашей ночевки, оставляя на осыпающейся коре дерева влажные потеки. Густая сырость невыносимо пробирала до самых костей.

— Храпишь сильно, всех васпусов распугал, — попробовал пошутить я.

— Их распугаешь, — гном деловито собрался и первым начал движение на восток. — Тебе не кажется, Кос, что внизу болото? Пахнет какой-то гадостью, да и сыро кругом.

— Гиблая Топь? — предположил я, пристраиваясь следом за Фарином.

— Да рановато для нее, — как-то неуверенно произнес гном.

— Откуда ты можешь знать, рановато или уже нет? — я усмехнулся. — Вас же тойоны не допускают в свой лес, кроки не дают рисовать.

— Ты поговори ишшо, молодой, — беззлобно ответил Фарин, — сам-то, кстати, рисуешь?

— Не беспокойся, все задокументировано и запротоколировано, — похлопал я себя по груди. — Теперь меня обязательно нужно доставить за линию фронта живым и здоровым.

— Мудрено говоришь, — покрутил головой гном, — но обратно живым доставим, а вот насчет здоровья я сомневаюсь.

— Обнадежил ты меня, дружище, — весело ответил я.

Наш дальнейший путь проходил по странному лесу. Темный ельник, росший перед нами густой стеной, уступил место каким-то корявым деревьям, перекрученным неведомой силой в различные фигуры. Здесь встречались спиралевидные, свечеподобные, а то и похожие на лук великана стволы. Березы, тянущиеся к небу, внезапно изгибались к земле, образуя причудливые арки. Под ногами захлюпала мерзкая зеленая жижа. Мох, облепивший стволы сосен, забирался все выше и выше, и казалось, что перед нами застыли мохноногие великаны с растопыренными руками-ветками. Солнце едва пробивалось сквозь плотную завесу сероватого тумана с характерным привкусом болотной воды.

— Дьявольское семя, — прошептал Фарин, запнувшись о корень, умело скрывающийся под слоем мха. — Кажется, мы забрели в Топи.

— Ты же говорил, что еще рано, — я почесал заросшую щеку. Какая-то мошка умудрилась-таки тяпнуть.

— Говорил, но не был убежден, — гном осторожно сделал еще два шага и встал. — Надо бы шесты соорудить. А то уйдем под воду, и «мама» сказать не успеем.

— Предлагаю вернуться и пройти кромкой, забирая к югу, — сказал я в спину Фарину.

— Разумно. Мне что-то расхотелось ноги мочить.

Мы повернули обратно и через полчаса топали в обход начинающемуся болоту. Вероятнее всего, мы попали не в саму Топь, а только в самое ее начало, в низину, заполненную болотной жижей. Там, где мы шли, еще была твердая почва, но расстилающаяся перед нашими глазами местность не внушала оптимизма. Туман, едва видимые островки с росшими на них чахлыми кустиками, какие-то тени мелькают в серой завесе. Поднявшееся над головой солнце не могло развеять мрачную картину лесного нуара.

— У тойонов есть собаки? — спросил я, чтобы не молчать и не слушать эту гнетущую тишину.

— А кто их знает? — пожал плечами гном. — Вчера мы не видели среди погони ни одной из них. Лесовики считают себя непревзойденными следопытами, и нюх у них получше, чем у всякой твари.