Только самих фактов этих событий. Без каких-либо деталей.

Тем более, что деталей второго события, ручного воскрешения, не знала и большая часть рейда. Даже сам воскрешённый не был в курсе, что прошёл не через обычную процедуру, считая, что его респ сработал штатно, не обращая внимания на временной лаг между моментом смерти и моментом, когда он открыл глаза в медицинском боксе. Тем более ему было не до времени. Он даже то, что умирал, не заметил, настолько там всё быстро было.

В курсе того, что произошло что-то, не вписывающееся в текущую систему координат из присутствовавших в той пещере, были только Варпис, Мурс и Всевид. Варпис понятно, Всевид — тоже тот ещё «Соколиный глаз», от которого не могла скрыться никакая мелочь, а Мурс просто нутром, вернее своим перком, чуял всё, что происходило с моим ареалом. И перезапись он тоже ощутил.

Остальные же считали, что я просто подшаманил и запустил воскрешение в штатном режиме, так как Каратель был убит и его воздействие, на технику в том числе, было нивелировано.

Мы никого не разубеждали, слух был для тех, кто в этом вопросе ориентировался на порядок лучше обычных бойцов и прекрасно понимал, что к чему.

Аккуратно слитая информация быстро дошла до адресатов и делегации свинтили. Примерно пол дня у них ушло на переговоры уже между собой. Что они там пытались поделить, мы могли только догадываться, хотя Пила ходила довольная как слон, и не делилась своими умозаключениями.

А за несколько часов до конца срока к нам пожаловали представители «Единого фронта».

Требование принять делегацию мы получили через Контролёра.

Требование!

Увидев, как меня перекосило, когда я ознакомился со списком членов делегации, Пила настойчиво попросила понаблюдать данную встречу со стороны. И желательно не из соседней комнаты, хотя понимала, что если у меня сорвёт планку, я достану их везде в Энриувойре.

А меня конкретно так переклинило, когда я увидел в списке основного состава полковника Нестерова.

Перед глазами пролетели, уже слегка поистершиеся, но стремительно восстанавливающиеся и наливающиеся краской и эмоциями воспоминания о нашем приватном общении. О его способностях по принуждению и вообще действиях, направленных на решение каких-то своих проблем за мой счёт. С полной уверенностью в своей правоте и безнаказанности.

Конкретно так захотелось ему что-нибудь сделать. Мысли закрутились вокруг того, что я теперь могу, и остановился я только от осознания уже своей полной уверенности в правоте и безнаказанности.

Так нельзя! Именно так, как они — нельзя!

Слепая уверенность в собственной правоте — это фанатизм. А это самое страшное, что может быть для гибкого и развивающегося разума.

Я хорошо помнил папины монологи поздними вечерами, объясняющие очень многое из того, что позже мне встречалось в жизни. Мамины сказки о добре и надежде и папины монологи о непонятном.

О фанатизме там было не так и много. О разных его обликах и разных его сторонах. И о его безусловной опасности.

И вот сейчас, в очередной раз, вспомнив эти монологи, я одёрнул себя.

Нельзя опускаться до применения недопустимых методов, даже если их применяет твой оппонент. Даже если их применяет твой противник. Даже если их применяет твой враг.

Найди другие методы. Иначе, используя шкуру врага, ты сам станешь таким же. И если другого пути нет, будь готов к последствиям.

На встрече я присутствовал. Как глава клана сидел во главе стола, напротив какого-то лощёного хлыща, явно не лидера «Единого фронта», пытающегося давить на нас всем, чем только можно, сидел, слушал его требования, аргументы и прочую ерунду и улыбался.

Я понимал, что он маленький винтик системы и сейчас тут вынужден транслировать чужую волю, при этом рискуя своей шкурой и своим авторитетом. Что он прикладывает все свои силы, для того, чтобы добиться чужих целей.

Я понимал, что в случае, если эти цели не будут хотя бы частично достигнуты, ему сильно достанется от тех, кто его послал, кто наделил его правом говорить от всего альянса. Он потеряет свой авторитет. Его шкура пострадает. Из-за чужой воли и ради чужих целей.

Первое, с чего началась эта встреча, было безапелляционное требование передать им, как единому российскому объединению, представляющему весь российский сектор перед лицом мировых кланов и объединений обе криптограммы, найденные на территории российского же сектора и принадлежащие именно им, президентом и российским народом уполномоченным представлять Россию перед мировым сообществом. А никак не малому, никому не известному, клану из третьей сотни рейтинга при двух сотнях полного списка.

В общем, давайте сюда, мы сами определим достойных и проведём беспрецедентную акцию раздачи блага с трансляцией на весь мир и заработаем кучу плюшек и преференций.

Не заржать в полный голос мне стоило больших сил. И помог мне в этом полковник Нестеров, сидящий через двух здоровых мордоворотов слева от распинающегося хлыща. Хлыщ смешил, Нестеров вызывал скрежет зубов и отголоски ненависти.

Я сдержался. Всё чаще и чаще отвлекаясь от разглагольствований хлыща на сидящего с нейтральным видом Нестерова.

Зато не сдержалась Пила. От души, закинув голову к потолку и показывая всем ровные белые зубы со слегка выдающимися клыками, Пила ржала, наверное, минуты полторы.

И когда лица делегации «Единого фронта» стали практически пунцовыми, Пила всхлипывая вытерла кулаком слезы и лаконично заявила:

— Извините, немного нарушила протокол, не принимайте на свой счёт.

Всё остальное слилось в фарс. Угрозы, давление, обещания.

И мы и они понимали, что в данный момент — давить на нас нечем. На нас давили будущим. Нам обещали, что когда связь с Землёй будет восстановлена, нам придётся очень сильно пожалеть о своём упрямстве, глупости и слепоте.

Слушая ещё и это, я с тоской вспоминал своё обещание, данное родителям, что по возвращении из рейда сразу займусь пробоем канала на Землю.

Тут же, из того, что я слышал, создавалось устойчивое ощущение, что этим самым восстановлением связи с Землёй занимаются девять из десяти учёных «Единого фронта» и она, связь, будет восстановлена с минуты на минуту.

Запишу, наверное, покажу родителям. Пусть от меня отстанут. Эти всяко быстрее и надёжнее справятся.

Пытались давить беженцами, которые проживали на территории нашего Комплекса. Хлыщ угрожал им. Их друзьям. Их родным. Хлыщ угрожал довести до каждого пострадавшего имена виноватых в том, что они пострадал. Виноватыми, естественно, выставлялись мы. Верхушка клана «Продавцы снега».

— Ещё одна угроза нам через беженцев, — понимая, что мы просто теряем время, я решил сменить формат переговоров, — и мы вышлем всех беженцев по тем адресам, с которых они к нам прибыли. Или на ближайшие телепорты. Не путайте доброту со слабостью!

И перевёл взгляд на Нестерова:

— Полковник, в каком состоянии находятся наши тела на Земле?

— Нет связи, мы не имеем данных, — довольно беспечно пожал плечами полковник.

— Тогда нам не о чем разговаривать. Я при прошлой встрече сказал, что хорошее состояние наших тел на Земле — большой вам плюс. Нет связи — нет плюса. А с одними минусами нам не о чем разговаривать.

Отказ делегации покинуть комплекс дал мне право использовать свой Ареал.

Довольно грубо, но в рамках я переместил всех поочерёдно на платформу грузового телепорта и Контролёр принудительно запустил перенос. И пусть скажут спасибо, что на платформу телепорта они попали целыми. Был у меня соблазн допустить несколько небрежностей. Думаю, никак бы это не могло быть интерпретировано как умышленное причинение вреда. Но сдержался.

А через несколько часов в Энриувойре прибыли восемь небольших делегаций и тихо и спокойно, в процессе передачи криптограмм, они составили несколько многосторонних договоров на их запуск, обслуживание и применение. А также устно озвучили намерение создать более свободный, формальный, альянс, в котором бы они хотели видеть и нас. В этот раз с намного большими вольностями, правами и почти без обязанностей.