Именно тогда, расположившись вдвоем на большом диване в гостиной перед плазмой, закусывая каким-нибудь попкорном или фруктами, супруги Лайтвуд начали заново привыкать друг к другу. Клэри осторожно клала свою голову на колени Алеку, в то время как тот, закусив губу, привыкал и приучался к тому, что прикосновения — это нормально. Спустя время он смог справиться с внутренним отвращением и лишь улыбался, когда супруга, устав долго лежать на диване в одной позе, устраивалась у него под боком, положив голову на плечо или на колени Алеку, если тот сидел. Лайтвуд не замечал, как, увлекшись действительно интересным фильмом, начинал перебирать волосы Клэри, пропускать их через пальцы. Однажды он вовсе поймал себя на том, что осторожно поглаживает девушку за ушком, а она в этот момент лежала, едва дыша.

Помогая Алеку вернуться в реальность, Клэри вытаскивала его на прогулки. Пара часто гуляла в городском парке или просто по городу, особенно в сумерках, когда Аликанте только погружался в темноту и зажигались фонари. Держась за руки, Лайтвуды разговаривали и разговаривали, так долго и много, как никогда не разговаривали.

Именно во время одной из прогулок Алек узнал, что Клэри обожает рисовать, и девушка по приходу домой, немного стесняясь, показала супругу его портрет. Лайтвуд врос в пол перед холстом, откуда на него смотрел он сам.

— Но… зачем? — только и мог спросить парень, но ответа на свой вопрос он не получил.

Клэри просто не знала, что ответить. В тот момент, когда она рисовала этот портрет, она не могла думать ни о ком другом, кроме Алека, но говорить ему о том, что она скучала по нему тогда, девушка не хотела. Она понятия не имеет, что творится в душе у мужа, как он отреагирует на ее слова.

— Я даже не знаю, что сказать, — прошептал Алек, переводя взгляд с холста на Клэри. — Это потрясающе. Никогда не думал, что стану предметом чьего-то вдохновения. Спасибо.

Даже от такой похвалы, немного несуразной и суховатой, сердце Клэри зашлось в бешеном темпе.

Шло время. Алек уже оправился и стал нормально реагировать на людей вокруг, но одна только Клэри больше и больше заставляла его задыхаться от чувств, которые все крепчали, чем вгоняли парня почти в состояние сумасшествия. Он не понимал себя, своей природы и больше не знал, к какой ориентации себя причислить. Да, рассматривать мужчин в сексуальном плане ему было все еще противно, но и ни одна из девушек не привлекала его. Кроме Клэри, один взгляд которой запускал табун мурашек по коже брюнета.

Оба понимали, что рано или поздно придет день, когда им придется объясниться. И такой день наступил.

***

— Лайтвуд, а Лайтвуд, — протянула Клэри, внимательно изучая содержимое своего гардероба.

— Сама ты Лайтвуд, — отозвался парень из коридора и вскоре уже стоял в дверях комнаты жены. — Чего тебе?

— Ты же помнишь, что мы завтра должны быть у родителей? — зарываясь еще глубже в шкаф, поинтересовалась девушка.

Алек нахмурил брови и запустил руку в волосы, судорожно соображая, какой праздник он опять упустил из виду. На днях рождениях у всех, кому положено было родиться до сегодняшнего дня, они были, на календарных праздниках тоже, даже на День Конклава и то в Нью-Йорк рванули. Теперь-то что?

— Конечно, помню, — прощупывая почву, отозвался брюнет.

— Да ни черта ты не помнишь, — выглянув из-за дверцы шкафа, хохотнула Клэри и запустила в Алека золотого оттенка туфлей. — Какое число завтра?

Лайтвуд, ловко поймав обувь, снова нахмурился.

— Пятнадцатое сентября. А что? — тут он бросил взгляд на туфлю в своих руках и шлепнул себя ей же по лбу. — Вот чёрт.

Клэри отошла от шкафа и замерла напротив брюнета, заигрывающе глядя ему в глаза.

— Ровно год назад ты с постным лицом стоял у алтаря, а я шла к тебе по проходу в этих жутко неудобных туфлях и платье, в котором дышать нельзя, — прищурившись, произнесла девушка.

— Шла бы голой, — пожал плечами Алек. — Думаю, никто бы не отказался посмотреть.

— Ах ты скотина, — рассмеялась Клэри и шлепнула мужа по плечу.

— Не, ну я бы отказался, конечно, — отбиваясь от супруги, ответил тот. — Мне это тогда было не интересно.

Рыжая приподняла бровь.

— А теперь интересно что ли?

— А теперь… — брюнет подмигнул Клэри, — теперь пора готовить ужин.

— Иди-ка ты знаешь куда, — уперла руки в бока девушка.

— Куда? — игриво склонил голову Алек. — Ну давай, скажи, куда?

Немыслимо голубые глаза парня снова поймали Клэри в плен, лишая возможности рационально мыслить, а черти, пляшущие в глубине его зрачков, дразняще показывали языки.

— Ужин готовить, — оттолкнула мужа девушка, на что тот рассмеялся и послушно спустился вниз.

Клэри медленно подошла к зеркалу и посмотрела сама себе в глаза. Сколько это уже длится? Полгода? Девушке казалось, что она влюблена в Алека всю свою жизнь. О чем бы она ни думала, всегда к этому так или иначе относился Лайтвуд.

Он был везде, в каждом миллиметре, каждом вдохе кислорода и каждой секунде жизни. Алек наполнял существование Клэри смыслом, он сам был причиной жить. Девушка вставала по утрам с мыслью о том, что через пару минут она увидит мужа, и это ожидание казалось ей верхом счастья. Но настоящим счастьем было видеть его, слышать его голос, смех, чувствовать, как он приобнимает за талию или едва ощутимо касается губами уха, когда желает доброй ночи. Клэри ощущала себя наркозависимой, ей было мало, чертовски мало Алека, и вместе с этим он заполнял собой каждый её день.

Задумчиво напевая себе под нос, Лайтвуд хозяйничал на кухне в ожидании Клэри. Мысли брюнета больше не были полны страха перед всем живым и нерешительности. Алек был просто счастлив.

Парень смог принять свои чувства к Клэри. Увидев её однажды ночью на крыльце дома, до носа укутанную в плед, Алек вдруг понял, как все на самом деле просто. Она стояла, ежась от холода, и задумчиво улыбалась своим мыслям. Брюнет не мог отвести глаз от жены. Раньше он даже не подозревал, что человек не его пола может быть так красив.

Реальность с пинка открыла дверь и ударила Лайтвуда лопатой по голове. Он влюблен, чертовски влюблен в эту маленькую рыжую девочку. Алек тогда был так ошарашен собственными мыслями и открывшейся ему реальностью, что тихо зашел в дом и всю ночь простоял у своего окна. Парень понял, что природа бывает обманчива, она может шутить, шутить жестоко, кидать человека, свое творение, из одного омута в другой, может скрывать правду за объемной стеной лживого понимания.

Теперь Алек совершенно по-другому стал смотреть на Клэри. Он невольно замечал каждое её движение: как она, рассуждая, накручивает прядь волос на палец, как смешно дергает носом, когда раздражена. Иной взгляд появился у Лайтвуда и на тело своей супруги. Тайком, пока она не видит, он задерживался взглядом на плавных изгибах тела, на стройных ножках, а потом стыдливо отводил взгляд, чувствуя себя каким-то извращенцем.

И сейчас этот извращенец стоял в зеленом фартуке, прищелкивая пальцами правой руки в ритм играющей в гостиной песни, а левой рукой держал ложку и помешивал варящиеся спагетти.

— Слушай, — обратился он к супруге, когда услышал, как она спускается по лестнице, — ты же на последний курс перешла, да?

— Да, — надевая второй, розовый фартук, ответила Клэри. — А что?

— Может, следующим летом рванем куда-нибудь? — предложил Алек, пробуя спагетти. — На Бали какие-нибудь.

— С чего это такое предложение? — приподняла бровь Клэри, заглядывая в кастрюлю брюнета. — Не переварил?

— Не, — мотнул головой Алек. — Мясо помешай. Мы с тобой уже год как женаты, а так нигде и не были. Я, как честный и благородный муж, обязан свозить тебя отдохнуть. Лук добавь.

— Сама знаю, — пробурчала девушка. — Дожить надо сначала до лета. Вдруг я завалю выпускные экзамены?

— Я тебе завалю потом, — угрожающе протянул Лайтвуд. — Будешь лично отрабатывать.

— Это как это? — прищурившись, поинтересовалась Клэри.

— Я придумаю, — подмигнул ей Алек.