– Будем дверь вскрывать? Надо за начальником ЖЭКа послать и протокол составить.

– Я тебе сейчас такой протокол составлю. – Соболев махнул перед носом участкового топором. – Вовек не забудешь. Накидай мне план квартиры, оставь двух адекватных свидетелей, остальных разгони. И не церемонься с ними, а то обеспечу им ночевку на улице.

На этот раз угроза возымела действие, через минуту подъезд был пуст.

– Может, вызвать подкрепление?

– Лейтенант, ты вправду хочешь из-за одного пьяного дебошира выгнать людей на улицу? Представь, что здесь начнется!

В наступившей тишине Артем рассмотрел план квартиры и негромко постучал:

– Хозяева, есть кто дома?

– Да где ж им быть-то? Дома они. У Степаныча вчера пенсия была. Отмечают, – разъяснил ситуацию слесарь.

Соболев зыркнул на участкового и зло качнул головой:

– А оружие у него откуда?

– Вот этого не знаю.

– Нет регистрации, – подтвердил участковый.

– Час от часу не легче. Дверь у них без секретов?

– Какие секреты?

Соболев глазом не успел моргнуть, как детина легко толкнул и почти бесшумно открыл дверь.

– Назад! – шикнул Артем, отталкивая слесаря с порога. – Жить надоело?

– Да вон Машка спит в комнате, – не унимался тот.

– Уверен, что спит? Иди отсюда, твоя помощь больше не нужна.

– А инструменты?

Соболев утяжелил взгляд до неподъемного:

– Сгинь! Или я тебя ими закопаю.

Рабочий спустился на один пролет, остановился и все-таки оглянулся на серенький ящик.

– Ты бессмертный? – уточнил Артем.

– Здрасте, Надежда Алексеевна. – Слесарь широко улыбнулся. – Как Борис Борисович после вчерашнего?

– Не паясничай. Дай пройти.

Прихрамывая на правую ногу, врач скорой брезгливо махнула ладошкой перед носом, поравнявшись с Николаем.

– Можно подумать, неженка, – хмыкнул тот. – За инструментом моим присмотри, а то с Борьки спрошу, – отдав приказ, спустился.

В данную минуту Соболев был сосредоточен на том, что его может ожидать в квартире. Меньше всего желал знать о взаимоотношениях слесаря и врача скорой, но не заметить испуг, вороным крылом заслонившим синие глаза от мира, было невозможно. Беспомощный взгляд провожал спину рабочего. Подтолкнув лейтенанта помочь донести кофр, Соболев смотрел на ее бледные сжатые губы. Проигнорировав полицейского, она продолжила подниматься, на ходу расстегивая форменную куртку, под которой была хлопковая рубашка униформы. На последнем шаге ее качнуло, чьи-то руки, опережая Артема, придержали ее и поставили перед ним.

– Вы пьяны? Почему вас качает? – Соболеву и в самом деле показалось, что запах спиртного усилился.

– Вы с ума сошли! – Глаза ее округлились, и подбородок мелко затрясся.

– Возьмите себя в руки. Только истерики не хватает. Почему так долго ехали?

Его грубость была скорее нервной, но промолчать Надя не могла, хорошо, что стояли они чуть в стороне от основной группы:

– Если вы для себя вызывали, я бессильна вам помочь, но направление в стационар выпишу, а если кому-то все-таки нужна моя помощь, то почему мы стоим здесь? Что происходит?

В следующую секунду раздался оглушительный выстрел. Надя вскрикнула.

На уроках военного дела курсантов учили в случае внезапной атаки, выстрела или взрыва спасать самое ценное – свою жизнь, что и сделал весь наряд и участковый, и только Артем по непонятной причине кинулся закрывать собой строптивого врача скорой.

Совершенно неумышленно Соболев проник руками под ее куртку и тесно прижал напряженное тело к себе, так что округлость ее груди притиснулась к его. Их ощутимо качнуло, и, невольно скользнув губами по гладкому лбу, он замер, наслаждаясь мягкостью ее волос. Тонкий аромат духов, смешавшись с лекарственным запахом, щекотал обоняние, дразнил воображение… Тыльной стороной ладони Соболев дотронулся до шеи, жаркая волна ударила в голову. За мгновенное прикосновение ее дыхание и губы оставили жгучий, ощутимый до сих пор след на его теле.

Когда раздался выстрел, Надя не успела что-либо понять, как оказалась прижатой грудью Соболева к стене. Ее руки крепко сжимали его за плечи, а лицо уткнулось в шею. Она не могла пошевелиться, вздохнуть, боялась, что ее сиюминутная защита – лишь ее иллюзия. Под щекой явственно перекатился кадык.

– Зайдешь только после моего разрешения. Ясно?

Почувствовав под ногами твердость бетона, она перевела дыхание и, оттолкнув его руку от своего подбородка, кивнула. Оставшись одна, осторожно заглянула в квартиру, услышала слабый стон и не мешкая поспешила на помощь.

В сумраке комнаты на диване лежала женщина. Отбросив одеяло и покрывало, накинутые на нее сверху, Надя позвала ее:

– Марья Николаевна, вы меня слышите?

Не теряя времени, осмотрела женщину и сделала укол.

– Я же ясно сказал, после моего разрешения. – Соболев закипал, но причина его злости была в другом: пока они торчали на площадке, хозяин квартиры выстрелил себе в голову. Если бы не предосторожности и перепалка с доктором, этого можно было избежать.

– Вы мне не указ. Тоже себе уясните. Я приехала на вызов и окажу помощь, и вы не посмеете мне помешать.

Напряжение между ними нарастало, они сверлили друг друга взглядами, еще немного – и произойдет взрыв. Так и получилось, яркая вспышка отрезвила обоих. Кто-то включил еще два рожка в люстре, стало светло и стыдно.

– В той комнате пулевое в голову.

Быстро собрав кофр, Надя прошла за Соболевым.

***

У Артема было много женщин, он легко сходился и расходился так же легко, без обид и взаимных душевных терзаний. Он и сам себя считал бабником, каждая юбка манила его новизной и тайной. Он мог сорваться ночью, проехать пол-Москвы, получив всего лишь смайлик с поцелуем. Потом все рухнуло. Он стал другим, но почетное звание «бабник» каким-то чудом догнало его и в этом городишке. Выбора не было, пришлось соответствовать. Чтобы не осложнять службу, свои интимные подвиги, коих было немного, он перенес за пределы отдела. Одного звонка, приятным голосом разыскивающего Соболева по служебному телефону, было достаточно для поддержания звания и легенды. Почти все заявления от женщин автоматически вешались на его шею. Своей самой большой циничностью он считал разделение на баб и женщин, но, кажется, после сегодняшнего дня придется добавить в классификацию титул «ведьма», ибо врач скорой его поразила в очередной раз, и это за пять минут знакомства.

Достав из кармана телефон, она набрала номер и заговорила совершенно лилейным голоском:

– Сереженька, как у вас дела? – Соболев скривился от такой метаморфозы. – Значит, мы на колесах? Как мало́й? Держится? Мне нужна реанимация, на инфаркт, позвони сам, пожалуйста. И поторопись, мне здесь делать нечего, только повязку наложить.

– Что же вы, Петр Степаныч, – обратилась Надя к раненому. – Кто его?

– Сам, – доложил участковый.

От запаха крови и перегара мутило всех, да и зрелище обезображенного ожогом лица Степаныча и вывернутых наружу его же мозгов было не для слабонервных.

Когда Надя закидывала кофр на стол, ее снова качнуло, но она невозмутимо принялась обрабатывать рану, словно не заметив шагнувшего к ней Артема. Он внимательно наблюдал за всем, что она делает, вдумчиво и в то же время быстро и ловко. Закончив и сняв перчатки, она хотела пройти в ванную, но Соболев остановил, придержав за локоть:

– Проверю сначала.

Взглядом Надя попросила его выйти, и как только за ним закрылась дверь, донеслись судорожные всхлипы рвоты. Постояв, чтобы никто ее не беспокоил, он отошел, услышав шум воды.

Закончив протокольные дела и не обнаружив ни Степаныча, ни врача, Артем приказал опечатать квартиру и, прыгая через ступеньки, спустился к подъезду. Реанимационная машина уже уехала, увозя Марью Николаевну, а ее супруга грузили в разбитую машину скорой помощи, обе левые двери были искорежены и заблокированы.

– Это что за твою мать?! – вырвалось у Соболева.

Водитель, крепкий мужчина лет пятидесяти, поделился невеселой историей: