– Где живёт Люся? – повторяется вопрос с улицы.
– Квартира за лифтом! – говорю я громко, чтобы им было слышно.
Через щелину штор видим, как Совет и его люди направляются налево.
– Люся! Открой дверь! – слышится тот же голос теперь оттуда. – Мы играть в прятки не собираемся!
Взрослые люди так себя не ведут!
Открой, слышишь?!
– Что происходит? – говорит Соня в недоумении. – Кто эти люди?
– Новые господа… – говорю я.
– Что это значит, «господа»?! – не врубается Соня. – Ты в своём уме?
– Хозяин нашего… дома… – говорю я
Соня, вдруг поверив моим словам, умолкает.
Но продолжает делать вид, что не понимает происходящего.
Переходим в спальню, и тут Соня задаёт свой первый вопрос, потом второй, потом следующий…
Я ответ держу по своей догадке, появившейся после встречи с депутатом.
На этом мы завершаем спор, хотя, как всегда, и на этот раз точку ставит Соня:
– Почему мне об этом не говорил?
На пороге нашей комнаты показываются внучка и внук и молча смотрят на нас, не крепко ли мы собираемся ругаться.
Любой наш разговор на повышенных тонах внуки воспринимают как начало скандала.
Я и Соня, увидев их на пороге, усмиряем свой пыл, горячность своих речей, тогда они уходят.
Я, открыв страницу Манаса, по просьбе сына продолжаю работу по его развёрнутому пересказу.
Но мои глаза смысла написанного не воспринимают.
Тогда, закрыв великую книгу и компьютер, беру в руки «Калевалу».
Но и её тоже откладываю в сторону.
Вдруг доносится из спальной голос Сони:
– Ой, не могу! – говорит она, при этом хохочет. – Выдумывай да меру знай!
У нас под боком дети!
Отец!
Что ты мелешь?!
Соня иногда считает меня сочинителем от нечего делать.
Об этом не говорит открыто, но в уме держит.
На деле я получаю в месяц около двадцати тысяч, Соня зарабатывает больше.
Поэтому она всегда побеждает в споре со мной.
На этот раз, рассердившись на постоянное неверие в мои слова, обзываю её Фомой Неверующим.
Она, в свою очередь, меня – жалким сочинителем!
Соня вдруг понимает свою ошибку и неожиданно замолкает.
Я знаю, что теперь она будет долго молчать, пока не всплывёт у неё на поверхность хорошее настроение.
Так мы наказываем друг друга.
Я сижу за столом в большой комнате.
Круглые часы тикают в тишине, громче обычного раздаётся каждый их удар, обрывая мои мысли.
С улицы опять слышу разговор удалого Совета со своими парнями:
– Послу-у-шай! – говорит Совет им. – Вот что я заметил!
Этот чудик – хитрец!
Или больной!
Как это он не знает Люсю, живя по соседству?
Если она действительно соседка.
Чо он, дебил?
Да знает он!
Знает, в какой квартире Люся днюет и ночует.
Он прикрывает её!
Сам прикалывается, делая из себя дурачка, чтобы обмануть нас!
Тут у меня в голове пробегает новая мысль, и я выкладываю её открыто Соне:
– Этот новый богатей вживается в свою роль… – говорю я. – В нашей жизни он отсутствовал более 70 лет!
И утратил все прежние свои премудрости управления нами…
А за это время мы тоже стали непослушными сорванцами!
Раскрепостились.
Да ещё как раскрепостились!
Причина?
Столько время нас власть советская оберегала!
Не давала буржуям притеснять нас!
Теперь у господина Совета задача: нас, уже непокорных, приручить заново…
И тогда мы будем слушаться его, как прежде…
– Бред какой-то! – говорит Соня. – Ты это о ком?
Вдруг стук в нашу дверь.
Грубый и безо всяких приличий.
Моя семья, все, кто есть дома, собираются в большой комнате.
Внуки реально испугались, они такого вероломного стука никогда не слышали.
У Сони глаза полезли на лоб, жестом указывая мне – иди, узнавай.
Я иду встречаться с бузотёром.
Моя семья остаётся за дверью с тревогой в душе.
Я не успеваю открыть дверь:
– Ах ты, предатель! – орёт Совет на меня. – Душман!
– Ё-моё! – только успеваю выкрикнуть я.
И, заломив мою руку, Совет рывком вытаскивает меня из тамбура.
Я в мгновение ока оказываюсь рядом с ними.
Ощущаю только, что рука бугая оказывается сильнее, чем я предполагал.
– Найди квартиру Люси! – кричит мне он. – Её надо как следует затр…ть!
– Такую команду кинологи дают своим питомцам… – говорю я, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Пошёл вон! – говорит Совет и больно подталкивает меня в спину. – Живо!
Я понимаю, что этот господин ставит меня на колени.
Я молча подвожу их к двери 113-й, что за лифтом.
– Мы уже тут были, – говорит телохранитель Совета.
Бугай молча нажимает на кнопку звонка и не отпускает её.
Через некоторое время дверь отворяется.
К нам выходит сама Люся.
Совет, умело отодвинув Люсю с дороги, входит в квартиру, за ним туда же его товарищи.
Тут Люся начинает биться в истерике.
Крики о помощи ей не помогают.
Очнувшись, наконец, она рванулась за ними.
Как только она оказывается в квартире, кто-то запирает её дверь изнутри.
Я стою на лестничной площадке в полной растерянности.
Сразу раздаются крики Люси:
– Полиция! Полиция! Помогите!
Я стучу в дверь, сопровождая свои удары сиплым от волнения голосом:
– Что вы вытворяете?! – кричу во весь голос. – Немедленно прекратите безобразие!..
Сейчас же наберу полицию!!!
Вдруг отворяется дверь, и оттуда выходит один Совет.
Его горячее дыхание ударяет мне прямо в ноздри:
– Чудик!!! – говорит он угрюмо. – Ты чо тут шумишь!
Ты чо?!
Хочешь Люси?
У меня зарок на ней жениться!
Понял, мудак!
Не отдам тебе её!
Отвали, не порть мне фарты!
Я, заворожённый таким напором, смолкаю.
И тут он говорит:
– Хочешь, чтоб охрана спустила тебя с лестницы?
Я улавливаю сказанное и, вынужденно попятившись назад, двигаюсь спиной в сторону лестницы…
Ода к радости
Сегодня день отдыха.
Выборы мэра.
У меня с утра в голове крутится «Ода к радости» Бетховена.
Стою у старого инструмента и перебираю клавиши одним пальцем.
Так и хочется, чтобы эта мелодия прозвучала именно сейчас!
Я сходу фальшивлю.
Но упорно долблю: ми-ми, фа-фа, соль-соль, ля-си…
Я прислушиваюсь и тут же разочаровываюсь.
Иду на кухню.
Соня режет салат, тем не менее после моей просьбы молча вытирает руки о бумажное полотенце и следует за мной.
Встаёт боком к инструменту и, не глядя на клавиши, играет.
На все девять этажей 4-го подъезда разносится «Ода к радости» Бетховена.
Удовлетворив мою просьбу, она возвращается на кухню.
Я и Соня одеваемся подобающим образом и идём голосовать.
Выходим, как всегда, без пяти минут десять.
Идём по дороге, никого не встречаем.
Пятиэтажное здание, где на фасаде имитированы колонны до второго этажа.
Эта старая школа и есть наш избирательный участок.
Нам пройти до неё ровно пять минут.
Избирательный участок ждёт нас, чтобы мы поскорее отдали свои голоса.
У дуги металлоискателя нас встречает десяток работников безопасности.
У всех сосредоточенные строгие лица.
Все смотрят на меня оценивающим взглядом.
Через рамку проходит Соня.
Тут же сбоку засвечиваются несколько голубых лампочек.
Их я вижу.
Процедура напоминает мне сцену фантастического кино.
Когда я прохожу, то не знаю, было или нет подобное же явление.
На той стороне подрамника мы становимся слегка взволнованными.
Полицейский указывает нам, куда идти дальше.
Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж, и тут Соня говорит:
– Хороший полицейский!
Входим в зал.
Вдоль стены, за составленными паровозом столами сидят четыре женщины.
Перед каждой из них раскрыты листы формата А3.
На стене, выше голов женщин, закреплены таблички с указанием улиц и номеров домов.
