— Тогда идите.

Домик Бориса оказался небольшим и ухоженным: в палисаднике доцветали аккуратно высаженные мальвы и космеи, окна были вымыты и украшены белоснежными занавесками, а дорожка к дому была посыпана крупным белым песком. Глядя, как за золотым окном гостиной движется темная тень, я думала о том, что когда-то провела самые лучшие дни своей жизни совсем недалеко отсюда.

Собаки не было. Я поднялась на крыльцо и постучала в дверь металлическим молоточком. Некоторое время никто не отзывался, но потом я услышала шаги за дверью и громко сказала:

— Вечер в дом! Мне нужен Борис Виттакер!

Несколько мгновений было тихо, а затем тихий сдавленный голос ответил:

— Пожалуйста, уходи.

— Борис, это вы? — я вдруг ощутила странную растерянность и ватную слабость. Как в детстве, когда залезала в шкаф и рылась в пустячных сокровищах, а холодный ужас, что придут родители и поймают, щекотал затылок. — Борис, откройте. Я пришла помочь вам.

— Уходи, прошу! — нервно вскрикнул Борис, словно само мое присутствие причиняло ему невыносимую боль.

— Борис, я ваш друг, — промолвила я, стараясь говорить максимально искренне. — Меня Вера зовут. Вера Анхельм. Я пришла спасти вас от плохих людей.

— Уходи же! — произнес Борис, но уже без прежней уверенности. Должно быть, понял, что я не уйду.

— Борис, пожалуйста, — сказала я. — Я ведь действительно пришла помочь.

Снова воцарилась тишина, и дверь негромко скрипнула, открываясь. Высокий мужчина сразу же отступил во тьму прихожей, давая мне возможность войти в дом.

— Прямо, — прошептал он. — Там гостиная.

Я послушно пошла вперед. Борис шел за мной, не говоря ни слова.

Гостиная оказалась просторной, светлой, и я готова была поклясться, что она не принадлежит несчастному безумцу. Здесь горел огонь в камине, на столе лежали раскрытые книги и листы бумаги, а в раскрытом ящике на полу громоздились инструменты. Я смотрела на них и не могла поверить, что вижу их — здесь. В этом месте. В этом доме.

— Как ты узнала? — услышала я хриплый шепот и обернулась.

Дамьен осторожно обошел меня, приблизился к ящику с инструментами и, закрыв его резким ударом ноги, принялся собирать в стопку листы на столе. Я смотрела на него и не могла собрать головоломку. Не хватало душевных сил.

— Значит, ты сын Жирного Юргена… — промолвила я. Дамьен покосился на меня и кивнул.

— Да, — прошелестел ответ. — Я живу… жил в Сосновой Хмари с рождения.

— А твой сгоревший дом… это тот, где ты меня лечил?

— Весь поселок выгорел, — хмуро откликнулся Дамьен. — Торфяные пожары. Я тогда в первый раз к Юргену пришел, он мне не обрадовался, но все здесь заново отстроил.

Не чувствуя ног, я прошла к креслу, села и почувствовала, что меня знобит.

— Дамьен, но как же так? — жалобно спросила я. — Почему они… Юрген, священник, люди в поселке… Почему они считают тебя безумным?

— Ты знаешь меня, Вера. Похож я на безумного?

— Нет… — прошептала я. Дамьен обошел кресло и вдруг опустился на ковер и уткнулся лбом в мои колени. Я протянула было руку, чтоб дотронуться до его растрепанных волос, но она нерешительно замерла на полпути.

— Как же так? — растерянно выдохнула я и все-таки опустила руку на затылок Дамьена. Человек на ковре был моим единственным другом, моим любимым — и в то же время душевнобольным сыном Жирного Юргена и тем, для кого Эвгар изготовил самый сильный артефакт Смерти за всю историю.

Дамьен молчал. Его плечи мелко вздрагивали, словно он беззвучно плакал. Казалось, у меня сейчас сердце остановится от жалости.

— Расскажи мне, как все было, — промолвила я и, поднявшись с кресла, взяла Дамьена за плечо, вынуждая тоже встать на ноги. — Дамьен, Господа ради, расскажи, как все было.

Несколько минут он молчал, собираясь с силами и не глядя в мою сторону. С улицы доносилось пение и веселая гитарная мелодия — обитатели Сосновой Хмари радовались появлению гостей на летуне. Медленно гас огонь в камине.

— Я раньше действительно был очень плох, — наконец, сказал Дамьен. Осторожно отстранив меня, он прошел к шкафу, вынул бутылку вина и два бокала. — Мама умерла, Жирный Юрген отправил меня сюда… У меня почти всегда болела голова, вот здесь и здесь. Так болела, что я даже думать не мог.

Дамьен дотронулся до левого виска и затылка, а затем стукнул по комочку артефакта на горлышке бутылки, и пробка с тихим свистом выскользнула наружу. Наполнив бокалы, Дамьен передал один мне — красное сухое, сорт «Бернаделла», судя по насыщенному аромату. Вряд ли по карману простому переплетчику. А вот сыну Жирного Юргена — вполне.

Кондитерский король вышвырнул сына из жизни, но не лишил содержания.

— А потом?

— Потом… — Дамьен задумчиво пригубил вина и ответил: — Я однажды гулял в лесу и встретил людей. Я их раньше не видел, но было понятно, что они богатые и знатные. Один был молод, второй уже старик, и старик посмотрел на меня и сказал: «Вот, друг мой, вполне подходящий экземпляр для нашей общей цели».

Вино вдруг утратило вкус и аромат. Словно воочию я увидела старика в длинном черном пальто, с тростью в руке — Дамьен не описывал, но я была уверена, что тогда, в лесу, он встретил Альфреда.

— Что же было дальше?

— Дальше они забрали меня в замок, — просто ответил Дамьен. — И что-то со мной сделали. Я помню только, что страшно болела голова, а потом перестала. И я вернулся домой… — он сделал паузу и добавил: — Потом все изменилось. С меня словно сняли какую-то паутину. Я очень быстро стал таким, как сейчас. В Сосновой Хмари был хороший переплетчик, господин Атуш, я пошел к нему в ученики. Вера! — вдруг воскликнул Дамьен, и его лицо исказила болезненная гримаса. — Ты же видишь, что я нормальный человек, как все. А раньше ложку не мог донести до рта. И говорил два слова.

Я вдруг поняла, что по моему лицу катятся слезы. Неужели магия Альфреда смогла сделать что-то хорошее? Мог ли он подумать, что готовит мне спасение, когда привел Дамьена, несчастного, никому не нужного дурачка, в свою лабораторию в башне замка?

И тогда меня осенило. Я запустила руку в карман и вынула маленький кожаный кисет, в котором хранила несколько монет, жевательный корень от головной боли и — медальон с портретом Эвгара.

— Этот старик был моим мужем, Альфредом Ланге, — сказала я. — Это был он. Посмотри, Дамьен. Спутник Ланге — этот человек?

Дамьен взял медальон из моей руки, раскрыл его и долго смотрел на портрет. Я молилась одновременно о разных вещах: чтоб он узнал Эвгара и чтоб не узнал его.

— Да, — произнес Дамьен и вернул медальон. Я резким движением закрыла его и сунула обратно в кисет с такой поспешностью, словно держала в руке скорпиона. — Да, это он. А кто это?

К моему удивлению я ничего не почувствовала. Ни страха, ни растерянности, ни каких-то других чувств. Ничего. Я ведь подозревала, что Эвгар поставил какой-то эксперимент над несчастным Борисом — и оказалась права.

— Этот человек хочет тебя убить, — ответила я. — Если ты пойдешь со мной, то этого не случится.

В Эбердин мы прилетели на рассвете. Я решила, что лучше не прятаться на конспиративных дачах, а все рассказать Тобби — и чем скорее, тем лучше.

Летун сделал несколько кругов над домом господина Вайзниса, и я увидела, как на лужайку высыпали человеческие фигурки. Вот сам господин Вайзнис, вот Элените, в простом домашнем платье, а вот и Тобби — без сюртука, с завернутыми рукавами рубашки.

— Ну, влетит нам! — весело рассмеялась Эми. Кажется, предстоящее разбирательство с родителями не пугало ее, а забавляло. — Ой, влетит!

Влетело так, что мало не показалось. Стоило отважной летчице спрыгнуть из кабины летуна на землю, как матушка и батюшка налетели на нее с кулаками. Я могла их понять: если бы моя дочь вот так улетела бы куда-то на ночь глядя, ни слова не сказав, то ее ждало бы серьезное наказание.

— Дурища! Чокнутая! Под замком будешь сидеть, никаких летунов! Ни-ка-ких! И книжонки твои вольнодумные — в печь!