…Виктория не остановила кучера там, где ей сказал Пестель. Она знала, что ей потом придется объясняться за этот поступок, но даже страх перед мужчиной и вина за нарушенное обещание оказались не такими сильными, как чувство, побудившее ее остаться. К концу пути Пестелю стало совсем плохо. Виктория не могла уйти, бросив его в лихорадке в сотне миль от конечного пункта. В дороге могло произойти все, что угодно. А если учитывать тот факт, что Пестель, насколько знала девушка, имел при себе компрометирующие бумаги, этот путь был вдвойне опасным.

Именно поэтому она зашторила окно прямо перед носом обескураженного всадника и приказала короткое:

— Едем!

Боже праведный, что бы сказала мама, если бы узнала, что ее дочь без долгих раздумий уехала неизвестно куда с едва знакомым мужчиной?.. Вспомнив мать, Виктория судорожно выдохнула. Буквально на днях она получила от нее письмо — короткое, искреннее, залитое слезами и воском таявшей свечи. Мама просила ее вернуться. Она не знала, для чего дочь отправилась в Петербург. Она думала, что Виктория просто хочет забрать кое-какие вещи, оставшиеся на их старой квартире. Бедная старая мама. Она не знала, что квартиру уже давно отдали, а вещи распродали.

Бедная старая мама.

Она даже не догадывалась о том, что ее дочь затеяла противозаконное, преступное деяние.

В Тульчинском районе их встретили удивленно — явно не ждали, что Пестель вернется так скоро, да тем более с женщиной. Пересуды велись несколько дней — все время, которое Пестель провел в постели, не выходя из крошечной мазанки на отшибе села. Первые сутки он лежал в беспамятстве, и Виктория не отходила от него ни на шаг. Она отпаивала его чаем и обтирала мокрым полотенцем горячий лоб. А потом гладила взмокшие волосы и пыталась успокоить его:

— Все хорошо.

Он бормотал что-то невнятное, часто повторял ее имя. Сначала девушка терялась и отчаянно краснела, молясь, чтобы этот громкий шепот не услышали за дверью. Потом поняла, что для Пестеля Виктория — совсем не имя. Ей уже приходилось слышать раньше это звучащее, как молитва, слово. Даже в бреду, на грани между сном и явью, он думал только об одном.

Пестель пришел в сознание под утро в четверг. Его дыхание стало ровным, исчезли хрипы, и Виктория, утомленная бессонной ночью, задремала. Проснулась она от пристального взгляда. Пестель смотрел на нее в упор со смешанным чувством, понять которое было невозможно.

Виктория замерла, как будто ее застали врасплох. Только теперь пришло осознание неловкости всей ситуации — она провела столько времени наедине с посторонним мужчиной, да к тому же без его ведома. Сгорая от стыда, Виктория зачем-то потушила единственную свечу, и комната погрузилась в полумрак. Единственный свет теперь падал только из-за приоткрытой в сени двери, но даже так девушка могла видеть каждое изменение на лице Пестеля.

Судорожно сглотнув, Виктория выпрямилась и, подняв руки к груди, попросила:

— Только, пожалуйста, в-выслушай меня.

Пестель видел ее силуэт размыто и нечетко, но сомнений у него не возникло: перед ним совершенно точно сидела Виктория. Волосы свободно спадают на грудь, на плечах — шерстяной платок. Глаза смотрят с опаской.

Пестель поднялся на локтях и, подождав, пока голова перестанет кружиться, посмотрел вокруг. Темно, но очертания вполне различимы. Комната не та, в которой он жил в Петербурге.

Дорога, дорога, треск колес и неясный гул голосов…

— …ты приехала сюда со мной, — догадавшись, убито сказал Пестель. Голос хриплый, губы сухие и потрескавшиеся.

— Прости меня, — замирая, прошептала Виктория. Она конечно же, боится его реакции.

Пестель откинулся на подушку и изможденно закрыл глаза.

— Когда мы приехали?

— Два дня назад.

Плохо.

Предатель, кем бы он ни был, наверняка догадался, что Пестель вернулся назад не просто так. Значит, застать его врасплох уже не получится.

Пестель услышал звук отодвигаемого стула и открыл глаза. Виктория уже была у двери.

— Не уходи, — позвал ее Пестель, и девушка вздрогнула от неожиданности. — Тебе не стоит ходить здесь одной. Все-таки…

Он осекся, сам не зная, для чего остановил девушку. Офицеры армий вряд ли бы представляли для нее опасность, но почему-то одна мысль о том, что Виктория будет находиться в их обществе одна, вызывала у Пестеля отторжение. Наверно, это из-за Кондратия, решил он. Потому что Виктория — его родственница, а сам он — его друг. Значит, Пестель несет за девушку ответственность.

Виктория вернулась обратно и вновь заняла свое место у его постели. Пестель нащупал рукой ее маленькую ладошку и некрепко сжал ее. Чтобы видеть ее, нужно было напрягать зрение, а так он мог чувствовать ее присутствие, и от этого было спокойнее. Пока она рядом, он может быть уверен, что она никуда не влезет и с ней ничего не случится.

— Ты злишься? — осторожно спросила Виктория.

— Да, — соврал Пестель, чтобы девушка не считала, что ей можно творить все, что вздумается.

Он обязательно придумает, как отправить ее домой. Но не сейчас. Не случится ничего страшного, если Виктория пробудет здесь еще какое-то время. Он за ней присмотрит. Ничего не случится.

Виктория наклонилась ниже, проводя рукой по его лицу и откидывая со лба непослушную прядь. Пестель открыл глаза и сразу же выхватил из темноты ее взгляд. Виктория молча смотрела на него, а ее рука машинально гладила его волосы. Пестель крепче сжал ее ладонь и, повинуясь внезапному порыву, очертил пальцем выступавшую на ее запястье венку. Почти неосознанно он почувствовал сорвавшийся с ее губ тихий вздох. Виктория быстро отвела взгляд.

За дверью послышалась неясная возня, потом — грохот тяжелых сапог по деревянным половицам и стук в дверь. В комнату на полном ходу влетел молодой офицер Обухов. Виктория тут же выдернула свою ладонь и отпрянула от Пестеля. Тепло и покой, исходящие от девушки, мгновенно испарились, оставив после себя неприятный осадок.

Обухов торопливо отдал честь:

— Господин полковник! Р-разрешите доложить…

И — не дожидаясь разрешения, выпалил:

— Господа офицеры у дома Директории! Хотят Вас видеть, господин полковник!

========== -5- ==========

Морозный воздух обжигал незащищенную кожу, но Виктория была уверена, что причина ее покрасневших щек совсем в другом.

Она выскочила на улицу вслед за Пестелем и вслед за ним пошла, увязая в сугробах, к дому Директории, вокруг которого уже собралась толпа встревоженных людей. Он шел впереди, его широкий шаг не оставлял девушке шансов. Виктория спотыкалась и почти падала на колени в сугробы, каких в Петербурге и не бывает. Утыкалась ладонями в снежный покров, выпрямлялась и шла дальше. Она уже привыкла всюду следовать за Пестелем — его молчаливый, по-мужски суровый силуэт даже внушал доверие.

Виктория споткнулась, запутавшись в намокшей юбке, и на этот раз все-таки упала в снег. Пестель обернулся и, только теперь заметив плетущуюся за ним девушку, вернулся на несколько шагов назад. Молча подхватил ее подмышки и, одним рывком вытащив из снега, поднял на ноги.

— Отведите ее в дом! — приказал он, вверяя Викторию в руки какому-то офицеру.

И ушел, не сказав самой девушке ни слова.

Виктория смотрела ему вслед, ни на шутку напуганная офицерским собранием. Пестель ни разу до этого не говорил, что в Их Деле участвует столько людей, и уж конечно же он даже словом не обмолвился о том, что среди этих людей могут возникнуть разногласия. О последнем Виктория догадывалась сама. Но она даже предположить не могла, что могут возникнуть разногласия таких масштабов.

Чьи-то руки осторожно взяли ее под локти, и, подняв голову, Виктория увидела перед собой того самого молодого офицера, который и пришел к Пестелю с доложением о назревающих возмущениях.

— Пойдемте, я провожу Вас в комнату, — учтиво сказал он, мягко подталкивая девушку назад. Что-то в его интонациях было странное. И улыбка под редкими усами тоже была какая-то наигранная. Может, он пытался таким образом ее успокоить? Виктория не стала в это вникать.