Повинуясь внезапному порыву, Виктория отняла у него свою руку и бездумно сунула ее себе в карман. Они больше никуда не шли, а просто стояли у перил и смотрели на серую воду.

Пестель молчал. Виктории хотелось растормошить его, заставить говорить, накричать, заявить, что из-за него она потеряла все, но она молчала тоже, в яростном бессилии сжимая и разжимая пальцы.

— Это было неизбежно, — сказал Пестель, нарушая тишину.

Его слова прозвучали, как звук сухих листьев на ветру.

— Не стоило и пытаться, — откликнулась Виктория, в отместку стараясь задеть его посильнее.

Удар попал в цель — она увидела, как на обычно бесстрастном лице Пестеля промелькнула тщательно скрываемая боль. Он вздохнул глубоко и медленно, а потом сказал:

— Наверно, мы попрощаемся здесь.

— Отлично.

Виктория развернулась и, оскальзываясь на обледенелой земле, пошла по пустынной набережной. Не сделав и десяти шагов, она остановилась и обернулась. Женщина знала, что он смотрит ей вслед.

— Не пытайся меня найти! — еще раз напомнил Пестель, доведя Викторию до состояния чистого бешенства.

— И не собираюсь! — процедила она сквозь зубы. В горле стоял ком.

Она развернулась и ушла, больше не оборачиваясь, спиной чувствуя его внимательный взгляд. Она не собиралась говорить ему «прощай». Она не считала эту встречу последней.

Она уже знала, что завтра утром уедет из Петербурга за ним.

Пестелю не обязательно знать об этом сейчас. Виктория ничего ему не скажет. Ни ему, ни мужу. Просто уедет. И все. Все так просто. И ничего страшного не случится, все как-нибудь обойдется. Все же было хорошо до этого времени? Все будет хорошо и впредь. Уже завтра они увидятся снова, Виктория теперь в этом не сомневалась совсем. Они же не сказали друг другу «прощай». Этот — последний — факт Виктория почему-то считала самым важным.

Осталось только вернуться домой и собрать вещи. Она легко договорится с кем-нибудь, чтобы ее довезли до границы. Она делает это уже не в первый раз.

Нужно только вернуться домой.

Нужно только вернуться…

***

Виктория не пошла в свою квартиру сразу. Не смогла. Обогнув улицу и выйдя на проспект с другой стороны, она бесцельно пошла прочь — куда угодно, лишь бы не видеть знакомых окон, за которыми ее ждут холодные неуютные стены и совершенно чужой ей человек, которого она вынуждена называть своим мужем. В том, что Алексей Дмитрич так и остался для нее чужим, виновата была она сама — все-таки он не заставлял ее выходить за него замуж. Она уехала с ним добровольно, от отчаяния. Но от этого было не легче.

Уже стемнело, а Виктория все так же бесцельно бродила по улочкам Петербурга. Ее обувь уже давно противно хлюпала, она вымокла до нитки и теперь дрожала от холода. В глазах было мокро, и Виктория так и не смогла понять, от слез это или от мелкого дождя. Но вернуться домой она не смогла бы. В какую-то секунду ей даже захотелось сесть на одну из мокрых скамеек и умереть. Говорят, когда человек умирает от холода, он всего лишь засыпает. Спокойная, тихая, незаметная смерть. Гораздо легче той, что ждет ее потом — в бессильном одиночестве, под гнетом воспоминаний и сожалений.

Виктория сама не поняла, как она очутилась у знакомого подъезда синего дома у Мойки. В какой-то момент она просто подняла голову и увидела светящийся прямоугольник окна. Продрогшая, вымокшая до нитки, она отдалась инстинктам и пошла на свет, словно заплутавший в ночи путник.

Подниматься по лестнице было тяжело — каждая ступенька казалась непреодолимой преградой. Слоняясь по холодным улицам, Виктория потеряла счет времени. По ее прикидкам прошло не больше часа с тех пор, как они с Пестелем расстались, и женщина была совершенно уверена в том, что она не должна была устать так сильно. Но, списав все на потрясение, она не стала заострять на этом свое внимание. Добравшись наконец до нужной квартиры, Виктория с трудом подняла тяжелую руку и постучала в дверь. Прошла целая вечность, прежде чем ей открыли.

Виктория вошла в квартиру и непослушными пальцами содрала с себя мокрый платок. Только теперь она с удивлением обнаружила, что вся ее одежда вымокла под дождем и стала очень тяжелой. Она так и простояла посреди коридора, глядя на платок — вплоть до самой минуты, пока к ней не вышла Наталья Рылеева.

— Виктория? — воскликнула она с удивлением, глядя на гостью. — Что с тобой стряслось?

Виктория неосознанно отметила, что в голосе Натальи уже не было прежнего изумления — бедная женщина давно привыкла к тому, что к ним в квартиру могли заявиться самые неожиданные люди в самый неподходящий момент, к тому же сама Виктория не раз наведывалась к ним поздно вечером. Но все-таки внешний вид женщины вызывал у Натальи тревогу.

Она подошла к Виктории и помогла ей раздеться. Ее движения были мягкие, но настойчивые, и Виктория не возражала, когда Наталья обняла ее за плечи и провела в гостиную. Словно во сне, Виктория слышала, как в соседней комнате кто-то неуверенно играл на пианино — наверно, Настенька разучивала ноты.

— Присядь.

Наталья подтолкнула Викторию к хорошо знакомой ей софе в углу гостиной и ушла, но скоро вернулась, неся в руках шерстяное одеяло.

— Укрой ноги.

Виктория послушно выполняла ее поручения. Наталья кружила вокруг нее, и от этого движения начала болеть голова. Виктория почувствовала, что ее знобит, и обняла себя за плечи. Платье промокло даже сквозь пальто.

— А где Кондратий? — зачем-то спросила Виктория, рассеянно скользя взглядом по гостиной.

— У себя в кабинете, — быстро ответила Наталья, зажигая еще одну лампу. — Снова кому-то пишет. Весь день там сидит… Опять окно открыл, — досадливо поморщилась Наталья, увидев открытое окно. Быстрыми, ловкими движениями она закрыла его и вернулась к Виктории, качая головой. — Вот всегда он так! Сначала устроит сквозняк, а потом сляжет в постель с простудой! Ей-Богу, как ребенок!

О том, что Кондратий болел каждую зиму, как по традиции, Виктория знала не понаслышке. Она помнила еще в детстве, что он был очень болезненным и очень рассеянным. И помнила, как иногда длинными зимними вечерами приходила к нему и приносила мамин отвар. Как давно это было! Словно в прошлой жизни… Теперь у нее нет ни мамы, ни уверенности в том, что завтрашний день вообще наступит.

— У тебя жар, — мимолетно приложив ладонь к ее горячему лбу, заметила Наталья. — Ты вся горишь!

Виктория грустно покачала головой. Не слыша женщину, она откликалась собственным мыслям.

— Наташенька, Наташа, — зашептала она, в отчаянной попытке ища у нее утешения. — Он уедет сегодня! Он навсегда уедет!..

— Кто уедет? — наклонясь к женщине, спросила Наталья. — Кто, Виктория?

Виктория снова покачала головой. Силуэт Натальи, склоненной к ней, был неясным, расплывчатым.

— Он погиб, Наташенька! Все они погибли! — закричала она, не зная, что на самом деле ее слова звучат тише, чем шепот.

Наталья отпрянула от нее в суеверном ужасе.

— Бог с тобой! — перекрестилась она. Лампа в ее руке дрожала, и от колеблющегося света огня на стене плясали пугающие тени. — Что ты такое говоришь!..

Виктория закрыла лицо ладонями и разрыдалась. И Наталья, поставив лампу прямо на пол, села рядом с женщиной. Так и не поняв до конца, что же все-таки произошло, она принялась утешать подругу. Совсем скоро рыдали уже обе женщины.

========== -18- ==========

На следующий день случилось то, чего никто не мог даже предположить. Первого декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года умер император Российской Империи Александр Первый.

Эта новость поразила каждого. Многие отказывались в нее верить и всё отрицали, вспоминая, что Наполеон-де якобы не умер и его гроб был пуст, когда его хоронили. Слухи ползли отовсюду, просачивались сквозь самые узкие улочки Петербурга, но факт оставался фактом: власть в России вот-вот сменится. А значит, для Пестеля и всех, кто делал с ним их общее Дело, настал тот самый момент.

Такая неожиданная перемена фигур на шахматной доске повергла Пестеля в глубочайшее удивление на грани суеверного благоговения. Он никогда не верил в приметы, по большей части был атеистом… Но как не разглядеть в смерти Александра знак, посланный судьбой? Как тут не возникнуть надежде, что, может быть, еще не все потеряно? Примерно так же думал не один Пестель.