— И до чего слепы! — в тон ему ответил Сергей.
Он дошёл до двери из гостиной, но на пороге обернулся.
— И, знаешь, Кондратий не слепой, — вдруг сказал он, а потом ушел, не попрощавшись. Пестель услышал, как захлопнулась входная дверь, и глубоко вздохнул.
Хорошего настроения как не бывало.
Только теперь, после ухода Сергея, Пестель ощутил, как на него накатывает усталость. Слабая, но уже ощутимая боль подступала к вискам. Опустив голову на руки, Пестель закрыл глаза. В гостиной стояла полная тишина, и лишь едва различимое тиканье часов доносилось из-за приоткрытой двери.
========== -14- ==========
— Я так сильно по тебе скучала…
Виктория лежала на его руке и сонно что-то бормотала. Пестель слышал лишь отдельные фразы, которые врезались в его мысли, окутывая сердце теплом и нежностью. Он понял, что она говорит о том, что любит его, как тосковала по нему во время разлуки, и больше не вникал в смысл ее слов. Он слушал ее голос, пытался запомнить каждую интонацию и совсем скоро погрузился почти в транс. Ему было невероятно тепло и удобно лежать вот так — на широкой кровати в необжитой квартире, с Викторией на своем плече. Ей, казалось, тоже было хорошо. Иногда ее тонкие пальцы пробегали по груди Пестеля, вызывая волну мурашек, но в основном она лежала тихо и почти не шевелилась. Несколько раз, когда она замолкала, Пестель думал, что она уснула. Но Виктория не спала. Она лишь жмурилась, как кошка, и ее ровное дыхание иногда прерывалось долгим вздохом.
В какую-то минуту она, отстранившись от Пестеля, поднялась на локте и посмотрела на него своими большими глазами. Волосы, обычно собранные в тугой пучок, теперь свободно спадали ей на плечи. Пестель словно только теперь заметил, какая она красивая. Кожа светлая, но не болезненно-белая, лицо худое, и от этого ее большие глаза кажутся совсем огромными. А на дне темных зрачков пляшет лукавый огонек, который Виктория так тщетно пытается скрыть под маской серьезности.
— Ты красивая, — сказал Пестель, протягивая руку, чтобы убрать прядь ей за ухо. Виктория с улыбкой перехватила его ладонь и прижала ее к своей щеке. С тех пор, как они признались друг другу, между ними установилась прочная связь. Доверие, царившее в их отношениях, было полным. Пестелю иногда казалось, что, стоит ему о чем-нибудь подумать вслух, и Виктория тут же закончит его мысль.
— Чем ты занимался на Украине?
Пестель молча смотрел на Викторию. Тусклый свет, пробивающийся из-за задернутых тяжелых штор, играл тенями на ее лице. В ее присутствие даже неуютная спальня его квартиры становилась милее. Но через полчаса она посмотрит на часы и с грустью скажет, что ей пора — в пять вечера ее муж возвращался из госпиталя домой. И тогда спальня снова станет темной, и смятые простыни — холодными.
— Тебе не будет интересно слушать об этом, — ответил Пестель, все-таки добираясь до ее волос и убирая с виска вьющуюся прядь. — Даже при всей твоей любви к политике.
Он не хотел, чтобы она знала о его плане убийства императора. Пусть это еще и не было окончательно решено — Муравьёв-Апостол до сих пор колебался — говорить об этом Пестель хотел меньше всего. И загадывать что-либо — тоже. Если это и случится и у них все удастся, Виктория узнает обо всем из газет и уж сама решит, как ей к этому относиться. В любом случае, смотр, к которому все так тщательно готовятся вот уже почти год, случится не завтра и не через неделю. А пока… Волновать её раньше времени не хотелось.
Виктория наклонилась к Пестелю. Ее глаза оказались совсем близко.
— Мне интересно все, что касается тебя, — не сказала — выдохнула — она.
— Лучше ты расскажи о себе, — попросил Пестель, в который уже раз отмечая, что назойливый вопрос снова вертится на языке.
— Что ты хочешь узнать?
Минуту Пестель молчал, отметая десятки вопросов, которые можно было бы задать вместо этого. Совсем скоро он понял, что дело все равно проигрышное — навязчивая мысль изведет его рано или поздно.
— И все-таки, почему ты вышла за него замуж?
Виктория дернулась, как птица, попавшая в силки. Она смотрела со справедливым укором, и Пестель поспешил ее успокоить:
— Я ни в коем случае не осуждаю тебя. Мне просто надо знать.
Виктория легла обратно на его плечо, положила руку ему на грудь. Несколько секунд ворочалась у него под боком, устраиваясь поудобнее, потом затихла. Она молчала так долго, что Пестель уже думал — не ответит. Но все-таки ответила:
— Алексей Дмитрич лечил маму. Он сразу понял, что ей ничего не поможет. Болезнь дала осложнения на легкие, да и вообще…
Её голос дрогнул. Она осеклась и замолчала. Пестель уже был не рад, что завел эту тему. Он крепче прижал к себе Викторию и прижался губами к её макушке.
— Он остался в нашем городке, чтобы в случае необходимости я могла его найти. В ночь, когда мама… Когда она умерла… Была такая метель, никто бы до нас не добрался. А он пришел. И был со мной. А потом предложил уехать вместе с ним. Разве я могла отказаться?
— Не могла, — тихо ответил за неё Пестель, глядя на дорожку света на стене.
Они молчали довольно долго. Впервые за все время тишина не была им в тягость. Чувствуя тепло, исходящее от тела молодой женщины, Пестель поймал себя на мысли, что он хотел бы бросить все, забрать ее и уехать куда-нибудь, хоть на край света!.. Он был готов даже бросить свое незаконченное дело, отказаться от безумной затеи, но не мог этого сделать. Пестель знал: Его Дело навсегда, на всю жизнь, останется его тяжкой ношей. Вернее будет сказать, до конца жизни. Отказываться от него было уже поздно. Он это понимал.
Понимала это и Виктория, которая снова будто прочитала его мысли:
— Остался всего год… Так мало времени.
— Не думай об этом, — мягко велел Пестель. Одна только эта мысль невольно ввергала его в страх. Он уже думал об этом раньше, корил себя за то, что все-таки не уберег Викторию, вспоминал Наталью Рылееву и Анну Бельскую и с ужасом и сожалением представлял, что их ждет после. Пестель не раз задавался вопросом — возникают ли подобные мысли у Сергея или у Кондратия? — но ответа не находил.
Виктория слабо пошевелилась, укладывая голову так, чтобы видеть его лицо.
— Я не могу не думать, — призналась она, находя его взгляд. — Каждое утро я говорю себе, что у нас осталось на день меньше времени.
Пестель молчал, не находя слов.
— Но знаешь, — продолжала Виктория. — Я ни о чем не жалею! Мне и одного дня, проведенного с тобой, хватит на целую жизнь! И, в конце концов, мы же не навсегда расстанемся… А если… Если что-то случится… Я поеду за тобой, слышишь? Я куда угодно поеду, я найду тебя, где бы ты ни был…
Пестель молчал, не в силах отобрать у Виктории надежду. Он знал, что вряд ли выживет. А если выживет, то лишь для того, чтобы умереть потом, это лишь вопрос времени. А ссылка, на которую так уповала Виктория… Даже если его и отправят на каторгу, что маловероятно, он сделает все возможное, чтобы Виктория не узнала, куда его увезут.
Виктория помолчала какое-то время, а потом заговорила снова. Её голос звучал тихо и глухо, так, словно она говорила сквозь сон:
— Ты знаешь, я часто думаю, почему мама не поехала за папой… Может быть, тогда он прожил бы дольше. И уж точно он не умер бы в одиночестве больным немощным стариком…
— У нее была ты, — тихо ответил Пестель. — Если бы твоя мама поехала в добровольную ссылку вслед за мужем, она бы могла потерять вас обоих. В жизни приходится принимать трудные решения.
— Но это же неправильно! — горько прошептала Виктория. — Она так его любила, я же знаю!..
— Мы никогда не узнаем, какие наши решения окажутся верными, а какие — нет, — заметил Пестель, тихонько поглаживая её по спине. — Иногда мне кажется, что верных решений и вовсе не существует.
Виктория не ответила. Часы в коридоре пробили пять часов, и она обреченно подняла голову. Несколько секунд лежала так неподвижно, вслушиваясь в тишину, потом медленно высвободилась из объятий Пестеля и стала одеваться.
