Лошадь под ним начала сдавленно хрипеть. Почти припав к её шее, Пестель на ходу достал пистолет и взвел курок. До преследуемого оставалось всего ничего — метров пятнадцать наискось через степь. Не уйдет.

Пестель выехал на дорогу, оказавшись впереди Обухова, и с трудом остановил лошадь. Ехавший по дороге всадник, почувствовав неладное, попробовал увести своего коня с протоптанной дороги, но Пестель не дал ему этого сделать, подняв пистолет и выстрелив. Пуля просвистела совсем рядом с головой лошади, и напуганное животное отчаянно задергалось под своим хозяином.

— Не двигаться! — рявкнул Пестель, дыша тяжело и чувствуя боль в легких. Перед глазами предательски потемнело — явный признак начинавшегося приступа. Чтобы не упасть, Пестель спешился. Мимоходом зачерпнув горсть чистого снега, отер им лоб и тяжелой, неверной походкой направился к всаднику. Пистолет он так и не опустил.

— Где письма? — угрожающе спросил Пестель, подходя к всаднику ближе и целясь в голову. Темные круги еще мельтешили перед глазами, но боль уже отступала. От напряжения сводило скулы.

— К-какие письма, Ваше Благородие? — услышал Пестель крайне напуганный голос, и его рука неуверенно дрогнула. Тряхнув головой, он внимательно посмотрел в лицо всаднику, и только теперь, обретя снова возможность четко видеть, понял, что перед ним вовсе не Обухов. Серую шинель он издалека спутал с драным кафтаном из овечьей шерсти, уголку — с развязанной ушанкой. Мужика, сидевшего верхом на крепком гнедом коне, он совершенно точно видел впервые в жизни.

В замешательстве опустив Пистолет, Пестель обернулся назад. Дорога была пуста. И он поклясться был готов, что Обухов не успел бы проехать по ней раньше, чем Пестель кинулся вдогонку. По прямой, разумеется. Но снег вокруг лежал ровно, исключая протоптанную им самим тропку, а значит, срезать путь Обухов тоже не мог.

Значит, он еще в лагере.

Пестель обернулся на лошадь. Она всхрапывала, беспокойно притоптывая ногой. Ноздри встревоженно раздувались, на губах была видна пена. Он вряд ли сможет доехать на ней обратно вовремя.

Пестель снова поднял пистолет.

— Слезай, — коротко приказал он мужику.

Несчастный, крестясь, практически свалился со своего коня в снег. Причитывая, отполз подальше. Пестель убрал пистолет и легко вскочил на коня.

— Я найду тебя позже! — пообещал он, мысленно решив вернуть ему коня впридачу с новыми санями, но мужик, видимо, растолковал его слова как угрозу и принялся истово молиться. Пестель этого уже не видел. Развернув коня, он мчался назад во весь опор.

***

Пестель вернулся в лагерь, когда уже начинались сумерки. Почти на ходу соскочив с коня, он пошел прямо к тому дому, где он видел Обухова в последний раз. Дыхание сперло от быстрой езды, морозный воздух иголками впивался в легкие. Пестель остановился всего на секунду, чтобы отдышаться, когда услышал громкое, полное боли и облегчения:

— Павел!

Он развернулся на крик, и что-то мягкое и взъерошенное упало ему на грудь и сжало в объятиях. Пестель обескураженно опустил голову вниз. Виктория стискивала его мундир покрасневшими от холода пальцами. Она дрожала. Несколько секунд Пестель смотрел на нее, почти забыв о том, что еще минуту назад занимало все его мысли, а потом отстранил девушку уверенным жестом. Не сейчас. Не здесь.

— Павел? — обескураженно окликнула его Виктория, глядя вслед удаляющемуся мужчине.

Пестель не ответил и не остановился. Он уверенно шагал к дому, где должен был быть Обухов. Он и так потерял уже много времени.

— Павел, его там нет! — воскликнула Виктория, кидаясь ему вдогонку. — Дом пуст. Сергей сейчас пошел в дом Директории, может быть, получится что-то узнать…

— Ты рассказала ему? — спросил Пестель, останавливаясь так внезапно, что Виктория не успела остановиться и беззащитно ткнулась ему в плечо.

— Да, — она выглядела напуганной, и платок сбился с головы, и глаза сверкали в сумерках, как у кошки. — Нельзя было? Ты злишься?

— Нет, ты всё правильно сделала, — на ходу ответил Пестель, резко меняя курс и направляясь к дому Директории.

Виктория шла за ним по пятам, и как Пестель не старался идти широким шагом, она не отставала. Уставший, измученный переживаниями, успевший за дорогу прокрутить в голове десятки вариантов развития событий, Пестель не обращал на девушку никакого внимания. Его сжигала тревога и жажда деятельности. Он не знал, насколько далеко зайдет эта история с письмами, но точно знал, что он сам готов пойти на все.

Небо стремительно темнело, в домах зажигался свет — желтые прямоугольники окон и светящиеся из-за прикрытых ставень кресты сопровождали их весь путь. Пестель шел, глубоко проваливаясь в снег, наперерез через чей-то участок; Виктория, догадавшись идти за мужчиной след в след, маячила где-то за его спиной. В любое другое время Пестеля восхитило бы такое упорство девушки, сейчас же оно ему только мешало.

Пестель вышел к дому Директории с боковой стороны. Угловое окно было ярко освещено; на фоне слепящего жёлтого света можно было различить две или больше фигуры. Непроизвольно сдвинув уголку назад, Пестель обошел дом и стал подниматься по ступенькам.

Виктория повисла на его руке:

— Пожалуйста, не ходи! Там Сергей Иванович, он со всем разберется!

Пестель скинул с себя девушку без особого труда. Он не понимал, почему она так не хочет пускать его внутрь, и злился от этого еще больше.

— Хотя бы сюда не лезь! — с досадой воскликнул он, не сумев сдержать эмоций.

Виктория стояла внизу, глядя на мужчину преданными глазами. Во всей ее фигуре была некая покорность на грани обреченности. Она протянула к нему руку в последнем умоляющем жесте.

— Павел, не надо! Я же знаю, ты убьешь его! Но ты же душу свою погубишь!

Вот оно что.

— С чего ты взяла, что я буду его убивать? — хмуро спросил Пестель, не сводя с девушки пристального взгляда.

— Ты взял пистолет, — очень тихо ответила Виктория.

— Верно, — вспомнил про оружие Пестель и, рванув на себя дверь, вошёл в дом.

Узкий темный коридор, проходная комната — и просторное, ярко освещённое сразу несколькими лампами, помещение. Свет ударил в глаза, и Пестель невольно прищурился. Но фигуру Обухова, стоявшего в двух шагах слева от него, он заметил сразу. Практически почувствовал его присутствие и, не думая, выхватил пистолет. Напряжение, копившееся в нем последние несколько часов, отчаянно искало выход наружу.

— Ах ты, подлец! — воскликнул Пестель, делая шаг к офицеру.

— Павел, отпусти пистолет! — тут же услышал он голос Сергея справа от себя. — Возьми письма. Это все?

Он всунул в его руку тугую пачку писем. Не убирая пистолета, Пестель пересчитал их.

— Все. Кому он хотел их отвезти?

— Не сказал, — ответил Сергей, тревожно всматриваясь в лицо друга. — Мы перехватили его у дороги, он собирался ехать в объезд…

— Мы? — переспросил Пестель, только теперь заметив еще двух офицеров, стоявших рядом с Обуховым.

— Благодарю, господа! — обращаясь к ним, сказал Сергей. — Вы можете идти, дальше мы сами…

Пестель проводил офицеров взглядом и обернулся к Сергею. Лицо Муравьёва-Апостола даже в свете лампы выглядело очень бледным. Судя по всему, он переживал не меньше самого Пестеля.

— Могло быть хуже, — глухо сказал он, пристально глядя на молчавшего Обухова. — Опоздай мы на пять минут, и все бы пропало.

— Впредь мне наука будет, — процедил Пестель сквозь зубы, замечая, что рука, по-прежнему державшая пистолет, дрожит. Такого раньше не бывало.

— В этом нет твоей вины, — уверенно возразил Сергей, словно прочитав его мысли. — Невозможно все контролировать.

— Я должен был догадаться, — упрямо повторил Пестель заученную за несколько часов фразу. — Ты меня предупреждал, а я не придал твоим словам должного значения… Ну, теперь мы узнаем все, что нам нужно…

Он сжал челюсти и шагнул к Обухову. Дуло пистолета теперь почти упиралось последнему в грудь — так близко он к нему подошел. Голубые глаза офицера смотрели угрюмо, исподлобья. Просто так он ни в чем не признается. Но Пестель и без его слов знал все, что должен был знать — Обухов хотел восстановиться в действующей армии и вернуть себе благоволение императора. Этой мечтой грезили многие.