— Не давайте ему говорить, — словно через силу проговорил он. — Он нас зачарует. Действуйте быстро.
Поляну залил нестерпимо яркий белый свет.
***
Ночь в Каэр Морхене выдалась на удивление спокойной, Цири даже удалось поспать. У нее глаза не смотрели на Геральта, который лишь раз в шутку сказал Роше, что тому стоило не гоняться за эльфом по всем лесам, а позвать его, ведьмака, тот одной своей просьбой исполнил мечты сотен. Иорвета нет, без него под началом Киарана скоя’таэли не столь опасны. Теперь они просто вымрут, оставшись чем-то вроде страшной сказки. Рад, Вернон?!
— Зачем ты мне это говоришь? — Роше поднял голову. На душе у темерца было неизмеримо погано: мало того, что они сидели в осажденном замке, что само по себе не поднимало настроения, так еще и лишились двух бойцов за одного с вражеской стороны, когда изначально силы были не в их пользу. И каких бойцов: за Даэнис Роше бы слова не сказал, но Иорвет — он скрепя сердце это признавал — стоил целого отряда со своим отсутствием страха и общей ненормальностью. Вернон до сих пор вспоминал, как бешеная белка еще на заре их знакомства в новом статусе противостояния «командир скоя’таэлей против командира полосок», обругав его последними словами и пришпилив стрелой его рукав к стене дома, во всех своих тряпках проплыл под лодками у причала, вылез из воды, отряхнулся, и когда понял, что находится вне зоны досягаемости стрел, достал из кармана какие-то орехи и принялся нахально жрать, пока темерцы бесились на противоположном берегу. Иорвет вызывал в нем злость до бешенства. В нем сосуществовали прагматичность, ставящая в тупик любого — он мог в бою, споткнувшись, ухватиться за локоть противника и использовать руку врага как перила; и романтичность, с которой белка носился со своей дудкой, плел венки и держался за руку своей эльфки. Еще и стихи ей читал, отчего-то зло подумал Вернон. В утро перед битвой за Каэр Морхен Роше натолкнулся эту парочку, когда второй раз спускался в зал: эльфы сидели рядом на лестнице и едва слышно переговаривались. Роше думал, они или военные планы обсуждают, или прощаются на всякий случай, а оказалось, что Иорвет поэтично пересказывает ей историю нападения людей на замок ведьмаков, вот видишь, какие отвратительные dh’oine, все им мешают. Роше тогда потребовал убрать полную превосходства задницу aen seidhe со своего пути и намекнул, что Иорвет не в том положении, чтобы учить следующее поколение идеологии ненависти, раз его самого из города, где принимают всех, выгнали, на что Даэнис, прищурившись, ответила, что она и так знает, на что способны люди в целом и Темерский пес в частности. Иорвет паскудно скалился, слушая, как его протеже его же словами перечисляет все грехи Вернона, на что темерец махнул рукой и бросил, что если сам Иорвет — обычная лесная паскуда, то ее он вообще запоминать не обязан, потому что ее роль по жизни — грелка в постели этой самой лесной паскуды. Иорвет в долгу не остался и заявил, что его-то сопровождает Дан, а спутники жизни самого Вернона — дурная болезнь и гонорея. Несмотря на трагичность сложившейся ситуации, Роше не мог не чувствовать веселья, вспоминая, как опешил король Ольх, когда перед ним очутился одноглазый эльф, который не то что не встал на его сторону, но еще отбил у него Цири, обругал последними словами на старшей речи и вообще повел себя так, словно весь мир Ольх ни во что не ставит. Это сам Роше привык к Иорвету и его характеру, а вот Эредин поверить не мог, что его так обложили да еще и при свидетелях. — Я не желаю ему смерти, когда мы с ним не сражаемся друг против друга. И уж тем более, не такого конца. Чужой мир, полный неизвестных чудовищ…
— И одно известное, — добавила Бьянка. — С ним же этот король рогатый.
Дальше слушать Цири не могла. Из-за нее это все, и блокада, и Иорвет пропал, и Даэнис. Даэнис, которую она видела всего недолго, ей понравилась — она напоминала Мистле озорством и тем, как смотрела на Иорвета блестящими синими глазами. Они оба теперь неизвестно где с королем Ольх, который хорошо умеет лишь убивать. Что она, сама не могла создать живой портал? Опустить его на голову Эредина? Создать портал, а потом запинать туда короля Дикой охоты? Хотя, его бы вытащил Карантир…
Карантир. Как вообще вышло, что теперь эльф смотрит на нее своими невозможными глазами так, что у нее сердце замирает? Ни от кого так дыхание не перехватывало. Сказать ему, что ли, что все мужчины, которые пытались с ней переспать, умирали в ее постели, не успев даже начать? Может, это и могло бы его оттолкнуть, но что-то ей подсказывало, что он только улыбнется в ответ на злые слова.
Цири, лежа в постели, попыталась открыть проход в междумирье: Дикая Охота почувствует, погонится за ней и оставит крепость. Надо уйти навсегда. Может быть, в другой мир. Нет сил больше быть причиной для бед мира этого.
Но сил у нее не было, и портал не открылся.
***
— Если бы ты появился без сияния, а как нормальный, неловкого разговора можно было избежать, — заметил Иорвет, стоя рядом с Гэндальфом и глядя на прекрасного коня, скачущего к ним; те, что дали им роханцы, заметно отставали. Волшебник хитро улыбнулся.
— Тебе жаль стрелы, что ты в меня выпустил? — спросил он.
— На тебя — хоть весь колчан изведу, — отозвался Иорвет и добавил. — Я рад, что ты вернулся. С тобой эта безумная затея с уничтожением Саурона кажется хоть каплю выполнимой.
Эредин, не привыкший в своем умирающем мире к яркому солнцу, страдал от света, не помогала сурьма, в результате он плюнул и надел шлем.
— Почти Саруман и почти Саурон, — рассмеялся Гимли, глядя на них с Гэндальфом. — Поверьте, теперь нас точно никто не задержит!
Столица Рохана произвела на путников гнетущее впечатление, несмотря на искусные деревянные строения, резьбу, статуи конунгов. Встречные прохожие шарахались от Эредина, недобро смотрели на прочих всадников.
— На кладбище и то веселее, — заметил Гимли, оглядываясь и крепче обнимая Леголаса за пояс. — Что с ними?
— Тьма затмила разум государя, — отозвался Гэндальф, спешиваясь у дворца. — А где царствует недуг, всегда жди беды.
«Надо было Ауберона отстранять лет пятьдесят назад, — подумал Эредин. — А Цири эту отдать Карантиру, его гены тоже подходили, хоть я его и люблю, а такая девка в постели — то еще удовольствие. Впрочем, — тут он оборвал сам себя. — Что уж говорить. Теперь Южное Лихолесье мое королевство, все ради него и трона Дол Гулдура».
Поднявшись по лестнице ко дворцу, хранители узнали еще одну неприятную новость: к королю Теодену нельзя с оружием. Эредин смерил презрительным взглядом стражников.
— Доспехи снимать не буду, — заявил он, засовывая пальцы за перевязь, на которой висели ножны. — Мне их расстегивать час, а надевать обратно и того дольше.
— Сними мечи, эльф, — велел стражник.
— Я оставлю их здесь, и горе тому, кто их тронет, человек, — ернически ответил Эредин. Леголас рядом с ним с выражением скорби на лице вручал одному из воинов свой лук.
Перед Иорветом громоздилась целая гора оружия. Одних ножей было штук пять, оказывается, он еще в Мории прикарманил несколько гномьих клинков, в Лориэне украл кинжал Халдира, и даже Арагорн заметил в груде свой нож с креплением на лодыжку, который считал потерянным еще в Ривенделле. Лук, второй лук, меч.
— Все, — наконец констатировал Иорвет, поднимая руки. Эредин мог бы поклясться, что у него осталось минимум два ножа, но люди… что взять с людей. Они даже Гэндальфа с посохом пустили, стоило ему ссутулиться посильнее и опереться на посох, как старик на палку.
Король Теоден показался Эредину отвратительным стариком из числа тех, что считают свой возраст причиной для всеобщего уважения. Но сидевший рядом с ним Грима… у Эредина руки зачесались свернуть ему шею еще до того, как он заговорил.
— Латспелл нарекаю тебя, вестник зла, вестник горя, — проговорил мерзкий dh’oine в лицо волшебнику, и тот поморщился или от слов, или от запаха.
— Замолчи, — резко бросил Гэндальф. — Закрой свой гнилой рот. Я не для того прошел через огонь и смерть, чтобы слушать поганые речи жалкого червя, — он только шевельнул посохом, как Гриму уже отбросило в угол за колонну, откуда он начал верещать и звать стражу.
